— Удалось ли вам после освобождения поговорить с матерью и что она сказала?
— К сожалению, нет. Я пока не разговаривал со своей матерью, но она прекрасно знает, что произошло. Я надеюсь, что в ближайшее время смогу с ней поговорить.
— Вы всегда отстранялись от оценки работы новой власти, прихода Зеленского и «Слуги народа» к власти. Как вы считаете, ваше освобождение связано с новой властью?
— Оно точно произошло уже после того, как Зеленский стал президентом. Наверное, с этими хронологическими совпадениями и связаны какие-то политические изменения в стране. Насколько и как глубоко они связаны, я сказать не могу.
— Как вы оцениваете ситуацию со свободой слова на Украине на сегодняшний момент?
— Не могу ничего по этому поводу сказать, поскольку больше года провёл в тюрьме. Очень мало читал, видел только какие-то отдельные украинские телеканалы и не могу давать какие-то оценки и брать на себя в этом смысле смелость. Для обобщения и анализа у меня мало информации.
Я надеюсь, что ситуация точно будет меняться в лучшую сторону, поскольку администрация и офис президента Зеленского, его политическое окружение и депутаты декларируют приверженность демократическим и либертарианским ценностям. Я надеюсь, что свобода слова для них будет серьёзной ценностью, а не просто пустыми словами, как для многих политиков времён Порошенко.
— Вы для многих стали примером борца за свободу слова. Вы не думали о своей политической карьере, чтобы самому сделать весомый вклад в этом вопросе в политику Украины?
— Нет, я не думал о политической карьере, поскольку я давно профессионально занимаюсь журналистикой, больше 20 лет. Я считаю, что могу ещё очень много сделать в профессии. Считаю, что профессия помогла мне преодолеть то, что я преодолевал в течение последнего года.
Я в долгу у профессии и должен ещё очень много сделать в профессии, в том числе поделиться своими эмоциями и знаниями, которые я почерпнул за последний год.
— Можно сделать вывод, что журналистскую карьеру на Украине вы продолжите и будете и дальше заниматься политической журналистикой?
— Я точно буду заниматься журналистикой. Не знаю, будет ли она политической. Я буду заниматься профессией. Профессия меня поддержала и во многом спасла за прошедший год. Да, я буду заниматься профессией в меру сил, возможностей, опыта и навыков.
— Сейчас очень много обсуждений вопроса обмена между Россией и Украиной лицами, которые сейчас содержатся по стражей. Как вы можете оценить такие переговоры между Россией и Украиной?
— Я ничего не могу по этому поводу сказать, поскольку я год находился в тюрьме. Это специфические условия, в которых мало информации. Говорить о каких-то слухах я не хотел бы. Я считаю, что, если есть возможность дать людям выйти на свободу, её нужно использовать. Как это будут делать политики, я не знаю.
Но мне кажется, что любой человек, оказавшийся на свободе, без сомнения, будет благодарен. И самое главное, мне кажется, свобода — это главная ценность. По крайней мере я это серьёзно осознал за последний год с лишним.
— Раньше вы говорили о готовности отказаться от украинского гражданства в пользу российского. Какие сейчас у вас мысли по этому поводу?
— У меня пока нет никаких мыслей, поскольку все мои мысли сейчас связаны с теми юридическими процедурами, которые я должен совершить, выйдя после более чем года заключения. За этот год было много всего разного. Это было продиктовано разными обстоятельствами, о которых я бы не хотел сейчас говорить. Поэтому я даже не возвращаюсь к этому вопросу, мне многое нужно обдумать. Об этом я сейчас не думаю.
— Что для вас было самым тяжёлым в заключении?
— Само заключение. Как и для любого человека, который попал в тюрьму.
— Как вы оцениваете решение суда, который наконец-то услышал доводы защиты и наконец-то решил выпустить вас из СИЗО?
— Я и раньше считал, и сейчас считаю, что это справедливое и вполне в рамках закона принятое решение. Как ни крути, решение суда приходится выполнять. Это решение мне нравится, потому что оно касается моей личной свободы. Я считаю, что оно не какое-то из ряда вон выходящее. Оно (вынесено. — RT) в рамках юридической практики, сложившейся после отмены Конституционным судом 176-й статьи, которая делала безальтернативными преступления по тем статьям, по которым я находился в тюрьме.
Я считаю, что это решение суда справедливое, законное, и знаю, что не я один прохожу через такую юридическую практику. Поэтому ничего в этом смысле выдающегося нет. Когда это касается тебя лично, конечно, ты испытываешь особое счастье от того, что оказался на свободе по решению суда.
— Расскажите, какие условия были у вас в СИЗО, как относились к вам сокамерники и администрация учреждения. Может быть, были какие-то неудобства или, наоборот, привилегии?
— Я уже об этом не думаю и не вспоминаю, поскольку занят другими мыслями. Я считаю, что бы ни было со мной за всё это время в течение года — это жизненный опыт. Он не бывает плохим или хорошим, он бывает травматическим, трагическим, приятным, радостным. Вот у меня такой был опыт последний год.
Я встречался с разными людьми. Большинство из них относились ко мне хорошо, иногда даже очень тепло, особенно понимая, в каких обстоятельствах я оказался, понимая, насколько предъявленные мне обвинения несостоятельны. Это были разные люди и разные отношения.
Это большой багаж, большой опыт, который я понесу, потому что для меня он очень много значит.
— Суды над вами всё-таки будут продолжаться. Скажите, готовы ли к возможному решению суда, что вы всё-таки виновны по тем статьям, которые вам инкриминируют?
— Я никогда не был готов к такому решению, поскольку считаю, что это решение можно было принять в тех обстоятельствах, которые существуют, с теми фактами и с той доказательной базой только под политическим давлением.
Если политического давления не будет, то обвинительного приговора не будет. Вот и всё. Будем ходить в суд, будем принимать участие в заседаниях.
— Недавно спецпредставитель США по Украине Курт Волкер заявил, что не видит никаких угроз свободе слова на Украине. Вы исходя из своего опыта как можете оценить его заявление?
— Моя личная судьба — мне кажется, это определённое свидетельство того, что со свободой слова было не очень хорошо. Что изменилось за то время, пока я находился в тюрьме, не знаю. Стало ли лучше? Не могу сказать.
Комментировать политиков — это такое неблагодарное дело. Курт Волкер считает так. Видимо, у него есть для этого какие-то основания.
Я как человек, который был и остался профессиональным журналистом, постоянно работал в соответствии с профессиональными стандартами, провёл год в тюрьме. Мне кажется, что это точно не лучшая характеристика состояния свободы слова на Украине.
— Ощущали ли вы поддержку со стороны других журналистов, коллег по цеху? Или, может быть, были какие-то организации, которые вас поддерживали? Была ли ощутима эта поддержка?
— Да, для меня было важно, что люди, которые со мной работают в одном цеху, поддерживали меня максимально, боролись за моё освобождение. Обращались в разные инстанции, требуя освободить меня как человека, который попал за решётку за свою профессиональную деятельность.
Поэтому для меня те люди, которые подписывали обращения, которые выходили на митинги в мою поддержку, которые обращались к правозащитникам, к политикам и пытались повлиять на ситуацию со мной, — для меня эти люди оказали ценную поддержку.
Все, кто меня поддерживал, кто хотел, чтобы я оказался на свободе и в перспективе была доказана моя невиновность, — к ним ко всем я отношусь с огромной благодарностью. Огромное им спасибо за всё, что они сделали.
— Швейцарская организация «Сеть солидарности» написала письмо с обращением к властям Украины, чтобы вас немедленно освободили. Могло ли это внести какой-то вклад в ваше освобождение?
— Мне сложно сказать. Осознание незаконности моего содержания в тюрьме и стало той последней каплей, которая помогла судьям и прокурорам сегодня поддержать ходатайство моего адвоката.
Я не знаю, что было той последней каплей, которая перевесила чашу. Но я благодарен всем тем, кто эти капли в эту чашу вносил.
— Очень много на Украине осталось за решёткой политических заключённых, которые менее известны и о которых не говорят в прессе. Суд продолжает их удерживать под стражей. Что можете передать этим ребятам?
— Я не готов говорить какие-то слова всем и сразу, поскольку я не готов оценивать, что содержится в обвинениях этих людей.
— Большинство их них даже оружия в руки не брали. Либо это высказывания в социальных сетях, либо это какая-то статья.
— Смотрите, я уверен, что практика широкого, а иногда слишком широкого применения статей, связанных с нацбезопасностью, будет идти на убыль. Поскольку не может быть столько врагов внутри самой страны. Не могут люди так ненавидеть свою страну, чтобы только тем и заниматься, что изменять ей, вызывать её развал. Не может такого быть. Не верю я в это.