— Начнём с ключевого вопроса: почему батальон расформировали?
— Расформирован был полк специального назначения, куда мы входили. Соответственно, и наш четвёртый разведывательно-штурмовой батальон тоже. Основная причина — военная реформа, согласно которой все подразделения перевели либо в МВД, либо в армейский корпус — по желанию. Полк в основной массе вошёл в состав Министерства внутренних дел. Наш батальон имел особый статус, был выделен в подчинение главе республики, являясь по факту самостоятельной единицей. И мы приняли решение перейти в состав армейского корпуса.
— Почему не перешли, как и полк, в подчинение Министерства внутренних дел?
— В МВД есть внутренние войска, главная их функция — наводить порядок внутри республики. Да, часть из них воюет, но держит только небольшой участок фронта. Основные задачи по защите границ выполняет именно армейский корпус. Поскольку с самого начала к нам приходили люди с боевым опытом, желающие воевать, мы приняли решение воевать.
— Переход в армейский корпус уже завершён?
— Процесс ещё продолжается. Часть наших бойцов вошла в 9-й отдельный полк морской пехоты. Процесс оформления не быстрый, но главное — батальон, по сути, возрождается на новом месте. Сейчас ребята стоят на одном из самых сложных участков фронта ДНР — на южном направлении.
— Все солдаты и офицеры решили остаться и продолжить службу в новом формировании?
— Летом в строю у нас было 270 человек. Большая часть — костяк — осталась. Но кто-то ушёл. Причины? Не дождались восстановления, или из-за нехватки денег... Зарплата рядового солдата сегодня 15—16 тыс. рублей, а при нахождении на линии фронта — 19,5 тыс. рублей. Три года назад, когда батальон был создан, такие деньги казались приемлемыми, сейчас нет. Поэтому люди просто уезжают на заработки в Россию, надо кормить семьи.
— Как бойцы восприняли расформирование батальона?
— Плохо. Все привыкли к текущему положению дел. В коллективе сложились по-настоящему человеческие отношения, без муштры и солдафонства. Хорошо была налажена медицинская служба.
Медсёстры и врачи дежурили на позициях, всегда успевали вовремя оказать помощь, вывезти раненых в расположение, провести операцию. На полтора десятка «трёхсотых» (раненых. — RT) за два года у нас нет ни одного «двухсотого» (убитого. — RT) — и это заслуга, считаю, именно медиков.
— Вы говорите, что ваши бойцы стоят на одном из наиболее опасных участков фронта. Где конкретно?
— Мариупольское направление. Сложность его в том, что, во-первых, оно максимально удалено от центра. Во-вторых, здесь очень мало естественных препятствий — практически голая степь. В-третьих, на некоторых участках расстояние между позициями достигает 50—70 метров.
Плюс, конечно, играет роль стратегическая составляющая: для Украины крайне важно овладеть Приазовьем, а также отрезать ДНР от границы с Россией. Не случайно, согласно разведданным республики, ВСУ в декабре планировали наступление именно на Мариупольском и Коминтерновском направлениях. Поэтому даже в пору относительного затишья на других участках фронта, на юге война не прекращалась никогда.
— Какая обстановка на ваших позициях?
— Наши ребята удерживают высоту Дерзкую — это самая высокая точка в округе, с которой прекрасно просматривается всё Приазовье, от Мариуполя до Новоазовска. Тот, кто контролирует Дерзкую, контролирует территорию. Обстрелы украинцами высоты продолжаются безостановочно — из стрелкового оружия, миномётов, артиллерии. Одновременно с этим они стараются взять наши позиции в кольцо, окружая траншеями и укреплёнными блиндажами. А расстояние между позициями там, отмечу, — те самые 50 метров. То есть наши бойцы слышат, о чём они разговаривают, а они слышат наших ребят. Голову нельзя поднять. Обстановка сложная.
— Батальон до упразднения подвергался нападкам со стороны интернет-общественности. Одна из претензий — мало воевали. Что ты скажешь на это?
— По сравнению с некоторыми частями — да, меньше. Но нужно учитывать специфику подразделения. Тем не менее бойцы в разное время стояли под Горловкой, в Коминтерново, под Сосновкой, в районе Докучаевска. Нареканий со стороны командования не было. Тех же, кто настроен к нам скептически, приглашаем в гости. Оформим в штат, и пусть они, встав в строй, оценят нашу работу и проверят свои собственные силы.
— Захар Прилепин сыграл ключевую роль в организации батальона?
— Да, конечно. Причём сделано это было в тот сложный период, когда многие защитники Донбасса разочаровались в том, что делают. Стало понятно, что на Киев мы не идём. Мы как будто споткнулись на ровном месте! Именно в этот момент Прилепин выступил с инициативой создания батальона. Для многих бойцов такие слова поддержки много значили.
При этом, конечно, он приехал сюда не за деньгами и не за пиаром, как некоторые считают, наоборот — он потерял здесь много позиций. Александр Захарченко дал ему площадку для реализации проекта. Батальон был создан. Сейчас Захар, хотя и вернулся в Россию, по-прежнему продолжает его поддержку.
— После гибели Александра Захарченко многие из тех, кто был завязан конкретно на него, покинули республику. У тебя не было мысли вернуться на родину?
— Нет, я всё-таки чувствую себя здесь востребованным. Даже несмотря на сложные моменты. Более того, жизнь в Донецке не стоячая, а живая какая-то — более живая, чем в России. Да, я понимал все риски, возникшие в связи с убийством главы. Но уезжать не собираюсь.