Керченское рыболовное судно «Норд» было задержано украинскими пограничниками в Азовском море 25 марта. Пять дней спустя суд наложил на судно арест, у экипажа забрали паспорта, тем самым лишив их возможности даже сойти на берег.
Между тем капитана судна Владимира Горбенко задержали сначала за административное правонарушение — незаконный промысел, а потом предъявили обвинение в нелегальном пересечении государственной границы и поместили в СИЗО города Херсон. Оттуда капитан смог выйти под залог и получить документы, разрешающие ему перемещаться по Херсонской и Запорожской областям. Только после этого он смог уехать к родственникам в Днепр (бывший Днепропетровск), чтобы наконец получить медицинскую помощь — из-за перенесённого стресса у Горбенко начались проблемы с сердцем и давлением.
Благодаря усилиям адвокатов в Крым сначала смогли вернуться два члена экипажа. Коку и матросу пришлось лететь на полуостров через Минск и Москву.
30 октября семерых членов экипажа арестованного траулера обменяли на семерых украинских моряков с траулеров ЯМК-0041 и ЯОД-2105, задержанных за незаконный промысел в экономических зонах РФ.
Однако паспорта украинские власти людям так и не вернули. Под вопросом остаётся и судьба капитана «Норда» Владимира Горбенко. Все члены экипажа требуют его возвращения с территории Украины, где мужчина продолжает находиться по решению украинских следователей.
Корреспондент RT поговорил с матросом судна Павлом Чмыхаловым. Когда украинские пограничники забрали капитана, Павел остался на борту за старшего.
— Расскажите, как вы выживали на арестованном судне?
— С продуктами на четвёртый день стало совсем плохо. Пока трюм не был опечатан приходилось доставать тюльку, за которой мы, собственно, и выходили в море, её есть. Готовить из тюльки, ловить бычков. А что делать оставалось? Украинские рыбаки пытались передать пакеты с хлебом, чаем, сахаром. Им этого пограничники сделать не дали. Пили мы техническую воду — ту, которая для умывания, для мытья посуды. Бутилированная вода у нас закончилась к тому моменту. Нужду справляли с палубы, некуда больше было.
— Кто вам помогал в дни ареста и судов?
— Посольство и адвокаты. Адвокатов предоставил республиканский совет. Щербина Дмитрий и Руденко Александр. Им я очень благодарен. Это люди чести, люди совести. У адвокатов, помимо нас, был же ещё наш капитан, который сначала сидел в СИЗО, потом за него внесли залог, но суды продолжились. Адвокаты по любой просьбе приходили, приезжали. Оказывали и юридическую помощь, привозили продукты, одежду.
Когда часть полномочий на себя взяло наше посольство, адвокатам стало легче. За защитников большое спасибо Сергею Аксёнову (глава Республики Крым. — RT). За оперативное вмешательство, что он смог их к нам быстро отправить. И большое спасибо нашим дипломатам за помощь с жильём, с документами. Когда мы приехали в Киев, нас разместили в посольстве Российской Федерации. И с того времени — с апреля и до самого освобождения — наш экипаж жил там.
— Как вы узнали, что скоро будете свободны?
— Мы легли спать, а в полпятого утра нас подняли, как по тревоге, сказали: ребята, всё, собираемся, автобус приезжает, поехали. Поняли, только когда к нам подошла уполномоченная по правам человека на Украине и сказала: «Ребята, будет обмен, вас семеро, семеро с той стороны, будем менять». Мы не знали до последнего, что нас обменивают. Нам говорили, что, возможно, в ближайшие дни нас смогут отправить опять пересекать границу. О том, что будет обмен, мы не знали. Наши семьи ничего не знали. Все были в полном неведении.
— Помните ваши чувства в момент обмена?
— Мы боялись до самого конца каких-то провокаций. Когда ехали, телефоны выключали, всё выключали. Боялись. Надо было это видеть, чтобы понять. Кроме этого, никаких чувств, никаких... Знаете, было три попытки пересечения границы до этого. И все неудачные. Поэтому в то, что мы в этот раз пересечём границу, мы верили 50 на 50. В чудо не верил уже никто. Даже когда мы прошли границу, обмен произошёл, уже распрощались, сели в автобус... Не верилось до последнего, пока мы не ступили на нашу, российскую землю. Да и сейчас не верится, если честно.
— Как ваша семья узнала об освобождении? Расскажите о вашей встрече.
— Когда нас высадили, у нас начали брать интервью журналисты. Мне дали телефон, кто-то говорит: «Давай я наберу, кому набрать?» Я говорю: «Жене». Она берёт трубку, и я ей говорю: «Малыш, я дома!» Она в ответ: «Это как? Ничего не поняла. Что за номер?» Я говорю: «Всё, мы дома. В Армянске. В Крыму!»
Я домой приехал около одиннадцати вечера. Дети не спали, там было не до сна. Выбежали ко мне, конечно.
Младшему шесть, старшему десять. На следующий день, получается, я ещё отдыхал, жена повела в садик и в школу детей. Старший приходит, говорит: «Папа, я думал, это сон». Мелкого забирал вчера уже вечером сам из садика, так он на руки прыгает... До сих пор никто не верит, я же говорю, никто не верит до сих пор, что мы дома! Дома ходишь, как неприкаянный. Потому что уже настолько веру утратили, как говорится... Хотя готовы были сидеть и год, и два, лишь бы только не идти на украинские провокации.
— Чем займётесь после освобождения?
— Главное для всего экипажа — это то, что мы дождёмся капитана. Он ещё на Украине. Придёт капитан — даст бог, вернут или помогут, будет другое судно. «Норд» украинцы ведь считают своим. Пойдём в море, конечно, а куда? Мы всю жизнь в море. Всю жизнь. Я не могу на своих детей смотреть спокойно, потому что я знаю, что у капитана две дочери, сын, которые тоже отца уже не видели больше семи месяцев! Придёт наш капитан, все встретимся, семьи воссоединятся полностью, тогда уже будем думать. Пока будем учиться верить в то, что это всё-таки произошло. Мы дома!