От сердца к сердцу
Когда-то в кабинете одного из самых известных врачей в Донбассе — профессора Эмиля Фисталя, который руководит Донецким ожоговым центром и Институтом неотложной и восстановительной хирургии им. В.К. Гусака, — сидела сама Елизавета Глинка. Сейчас напротив профессора сидят вдовец Глеб Глинка и глава фонда «Доктор Лиза» Наталья Авилова.
На заваленном бумагами и папками столе Фисталя лежит книга «Доктор Лиза Глинка: «Я всегда на стороне слабого».
До трагической гибели в авиакатастрофе Доктор Лиза была частым гостем в Донецке, и многие местные врачи знали её лично. Она забирала тяжёлых детей на лечение в Россию, поскольку в осаждённом Донецке спасти могли не всех. После её смерти остались незаконченные проекты, которые теперь завершают её соратники.
Один из таких проектов — кардиологическое отделение при больнице доктора Фисталя, где смогли бы получить помощь дети, которых не удалось вывезти на лечение в Россию.
«Этот кардиологический центр — мечта всей моей жизни и мечта Елизаветы Глинки, — говорит Эмиль Фисталь. — Когда мы построим корпус, то назовём его в честь Лизы».
Недавно профессор опубликовал обращение к Владимиру Путину с просьбой оказать помощь в реализации этого проекта, а фонд «Доктор Лиза» помогает найти инвесторов и специалистов, которые смогли бы наладить работу
.
Сейчас кардиологическое отделение работает, но ему отчаянно не хватает свободных мест и простейших расходных материалов: пробирок, шприцов, повязок. В приёмном отделении толпятся люди с детьми. Мимо них пробегает уставший завотделением в хирургическом фартуке, извиняясь на ходу: у него срочная операция.
Женщина с маленьким сыном провожает его понимающим, хотя и расстроенным взглядом: им придётся ждать.
С учётом перегруженности больницы отдельная палата для пациента — роскошь, но есть и такие случаи. Хотя эти пациенты с радостью бы отказались от привилегии, купленной столь большой ценой.
«Этот ребёнок родился с тяжёлым пороком сердца, у него всего лишь один желудочек, — говорит Наталья Сысоева, кардиолог отделения детской кардиохирургии, показывая на малыша трёх-четырёх лет. Рядом с ним сидит невыспавшийся папа, который рассеянно смотрит «Смешариков», пока сын спит. — Перенёс много операций, а потом прооперирован в медцентре им. Алмазова в Петербурге. Он один из самых тяжёлых пациентов-детей, поэтому лежит отдельно ото всех».
Сысоева, как и многие другие врачи клиники, знает о Докторе Лизе и фонде её имени не понаслышке: у каждого второго медика здесь найдутся пациенты, обязанные им жизнью.
«Храню записку от Лизы как талисман»
Республиканская детская клиническая больница встречает посетителей памятной табличкой с портретом Елизаветы Глинки. На ней цитата Доктора Лизы: «Я буду вывозить больных детей из Донецка, пока война не кончится. Или пока меня не убьют. Потому что они не выживут там. У них нет других шансов».
Глеб Глинка с нежностью касается холодного камня с фотографией жены, после чего быстро убирает руку и прячет слёзы.
В 2015 году вокруг детской больницы падали снаряды, а однажды от одного из взрывов выбило все стёкла. Маленьких пациентов срочно выводили из помещений, но, к счастью, никто не пострадал. О тех днях до сих пор напоминают окна одного из корпусов, закрытые фанерой.
«Мы с Елизаветой познакомились в октябре 2015 года, когда в Донецке грохотали снаряды, — вспоминает заведующая инфекционно-боксированным отделением Инна Хилинская. — Было очень страшно. Она приезжала каждые три недели и забирала тяжелобольных детей на лечение в Россию. Я подошла к ней с личной просьбой, просила о своём ребёнке. Она мне не отказала. На тот момент были дети более тяжёлые, чем мой сын, их забирали первыми».
В кабинете у Инны Хилинской в углу стоит фотография Доктора Лизы с траурной лентой, под ней — свечка.
«В последующем я обращалась к ней напрямую, и удалось многих спасти, — говорит доктор. — Я ей писала: «Елизавета Петровна, нужна помощь», — а она отвечала просто: «Я заберу ребёнка».
Таких историй тут сотни. Например, одна из местных девочек может поблагодарить Доктора Лизу за то, что не осталась инвалидом: снарядом ребёнку ранило руку, и она усыхала, пока в Москве не сделали операцию. Ещё один подросток выпил щёлочь и получил тяжёлый ожог пищевода: в свои 16 лет он весил 35 килограммов. Благодаря Доктору Лизе парня удалось забрать в Москву, прооперировать, и сейчас он учится на втором курсе в столичном вузе.
«Меня всегда поражала её бесконечная любовь к людям, огромное сердце при такой внешней хрупкости, — плачет Инна Хилинская. — Она ведь была крохотная, как статуэтка. При этом она никогда ничего не делала напоказ. Её работа была её жизнью и душой».
Хилинская признаётся, что до сих пор носит с собой записку от Доктора Лизы, где та написала свой номер телефона и адрес электронной почты, чтобы Инна просила о помощи напрямую. Маленький, истёртый листок бумаги в клетку Хилинская считает своим талисманом. «Для нас всех Лиза по-прежнему жива», — говорит она.
Мечта о футболе
Мы едем по Донецку, и он выглядит как совершенно обычный город: улицы заполняют машины, в парках играют в салочки дети, дворник сосредоточенно метёт и без того чистую улицу. На улицах не видно вооружённых людей и даже ночью не слышно выстрелов и разрывов снарядов.
Случайный гость не заметит ни войны, ни смерти, которые спрятались за свежим слоем штукатурки на фасадах домов.
Ближе к окраинам грима повседневной жизни становится недостаточно, чтобы скрывать беду. Здесь встречаются обрушившиеся дома, выбитые стекла, брошенные участки тех горожан, которые уехали и не вернулись.
Нам нужен частный дом в Петровском районе Донецка с увитыми виноградной лозой стенами. Ворота открывает мужчина, рядом с которым стоит, опираясь на костыль, Юра Раскосов, серьёзный и молчаливый. На его ноге аппарат Елизарова с растопырившимися во все стороны спицами.
Жизнь младшеклассника была похожа на жизнь обычного ребёнка, несмотря на грохотавшую за окном войну. Две собаки, любопытный кот во дворе, походы в школу, а после — прогулки с друзьями и любимый футбол. Порой поблизости падали снаряды, а на улице Юра видел ополченцев с оружием, но люди отчаянно пытались сохранить привычный уклад жизни, иначе она стала бы невыносимой.
В ноябре 2017 года всё изменилось, когда война коснулась лично Юру.
«Это было 5 ноября, в 4 часа дня, — вспоминает Юра в беседе с RT. — Мы с друзьями Женей, Артёмом и его сестрёнкой Лерой пошли гулять. Играли в песочный футбол, потом отжимались на турниках. В какой-то момент я смотрю и вижу, что Артём держит в руках какой-то предмет. А потом раздался взрыв».
Предмет, взорвавшийся в руках ребёнка, оказался осколочным боеприпасом ВОГ-25.
«Я упал на бок, — рассказывает Юра. — Лежу на асфальте, вижу, как бежит и кричит Женя, а Артём лежит без движения. И тут вдруг всё начало болеть. Я отполз и начал бить рукой по дереву от боли. А дальше потерял сознание».
Артём погиб на месте, а Женя и Юра получили тяжёлые травмы: осколочные повреждения рук и ног. У Юры были сломаны кости обоих голеней, а также серьёзно повреждены мягкие ткани ног и нервы. Прибежавший на крики ополченец довёз ребёнка до больницы, где его прооперировали.
Юра помнит, как перед операцией врачи говорили между собой, что боятся его потерять.
Хотя Юра благополучно пережил операцию и первые дни в реанимации, прогноз был неутешительным: с высокой долей вероятности мальчика ждала ампутация.
Хромая, Юра садится в садовые качели и рассказывает о том, как ему удалось спасти ногу. Фонд имени Елизаветы Глинки помог родителям отправить мальчика на лечение в Москву, в НИИ Рошаля.
Врачи клиники («люди с золотыми руками», как говорят про них родители Юры) провели сложную операцию, и угроза ампутации миновала.
В российской столице мальчик провёл три месяца, после чего вернулся обратно домой. Сейчас он ходит в школу и пытается пинать мяч одной ногой, скучая по футболу. При встрече Глеб Глинка и Наталья Авилова подарили Юре сувенирный футбольный мяч FIFA.
Ребёнок благодарит за подарок, но остаётся серьёзным: за всё время, которое мы провели с Юрой, он ни разу не улыбнулся и разговаривал, словно взрослый, который по ошибке оказался в теле ребёнка.
Местные говорят, что таких детей в Донецке теперь много. Даже безграничной любви Доктора Лизы и помощи лучших российских врачей не всегда хватает, чтобы дети, которых коснулась война, остались детьми.