«Крыло» стоит на катапульте. Через секунды хлопнет пневматика катапульты — и беспилотник уйдёт в небо. «Отбой! Сворачиваемся!» — оператор закрывает крышку ноутбука. Дежурный отменил старт.
Расчёт снимает аппарат с направляющей, отсоединяет консоли. Несколько мгновений — и автомобиль, покрытый пятнами камуфляжа, с наброшенной на крышу масксетью выворачивает с просёлочной дороги на шоссе. Потом он ненадолго съедет на грунтовку, в роще с него снимут масксеть и он двинется дальше.
На первом блокпосту в водительское окно заглянет любопытствующее лицо бойца: «Уже назад несётесь? Забыли чего?» «Скотч. Сам знаешь, братишка, скотч — стратегический материал. Без него много не навоюешь», — ответят из кабины. Для всех окрестных контрольно-пропускных пунктов они какие-то то ли связисты, то ли ремонтники, то ли какие-то тыловики, которые мотаются вдоль линии боевого соприкосновения по своим малопонятным техническим делам. Меньше знаешь — меньше расскажешь. Боец махнёт рукой — проезжай!
Автомобиль уедет в тыл, постоит там минут десять и вернётся через тот же пост «со скотчем», чтобы на этот раз поднять в воздух дрон с другого поля.
Фронту нужна разведка, фронт не может ждать, поэтому расчёт, несмотря на риск, запустит беспилотник.
Несколько минут — и в работу вступает оператор БПЛА, «крыло» уходит ввысь, превращаясь в чёрточку. Командир одобрительно стучит пальцем по экрану смартфона, на котором запущен секундомер: сегодня техники поставили личный рекорд — превзошли своё время подготовки к старту.
Вместе с тем расчёт не стоит на месте, а постоянно передвигается. Такие предосторожности не лишние.
Враг знает, что БПЛА «Каскада» в небе обещает скорый и точный удар. Отработать по точке, бронетехнике, штабу могут «Ланцетом» или «Кубом», а если передадут координаты коллегам из соседних частей, то и «Искандером», авиационной бомбой или точной артиллерией. Главное, что прилетит.
Поэтому и охотятся ВСУ на расчёты беспилотников, а если засекут, то не пожалеют ракет. Несколько раз HIMARS уже вспахивали поля, где, как считали украинские военные, должны быть «аэродромы» нашей воздушной разведки.
«Надеялись заскочить влёгкую»
«Осу» (это из зенитно-ракетных комплексов) на этом направлении подбивали эрэлэски AN/TPQ (радиолокационные станции контрбатарейной борьбы. — RT)» — Пчеловод, начальник разведывательно-ударных расчётов «Каскада», комментирует пейзаж на экране оператора дрона. Системы ПВО и радиоэлектронной борьбы (РЭБ) врага — цель важная, жирная, как говорят аэроразведчики.
Оператор тем временем изучает ландшафт, по едва заметным признакам определяет: «Закапываются, пытаются закрепиться». Изображение на экране начинает дёргаться — системы РЭБ врага пытаются заглушить связь с беспилотников, следовательно, противник скрывает в этом квадрате что-то действительно важное. Пилот дрона уходит выше.
«Сейчас уже не получается, как раньше, просто кругами летать, как говорят, встать в круг. Там, внизу, понимают, что вслед за нашим «крылом» прилетит — и прилетит что-то точное, раз мы их увидели, то и им конец, поэтому по нам работает и ПВО, штатная, так сказать, и самоделки есть — пытаются FPV-дронами сбивать, — уточняет Пчеловод. — За месяцы появляется что-то новое в технике и тактике, хватку терять нельзя. ВСУ, когда заходили в Курскую область на кураже, шли по старинке — колоннами, часто без прикрытия. Результат получили сразу: огромные потери. Надеялись заскочить влёгкую».
Сам Пчеловод пришёл в бригаду из сухопутного подразделения, где, впрочем, тоже «летал»: вёл рекогносцировку с воздуха на квадрокоптерах.
«Масштаб другой, но задачи те же, — говорит он. — Работа интересная и там была, и здесь. А главное, чувствуешь, что ты на своём месте, там, где ты должен быть. Я считаю, если пошёл воевать, то уже до конца, до победы».
Пока оператор ведёт дрон за линией фронта, автомобиль техников двигается по прифронтовым дорогам, иногда останавливаясь под деревьями.
«Воевать — дело личное. Мы же все здесь не просто так. У каждого есть причина», — боец из расчёта техников фактически повторяет мысль своего командира — Пчеловода.
«У меня дед в братской могиле под Запорожьем», «А у меня родственники на границе с Украиной», — после паузы отзываются другие.
«Посадка — самое сложное»
«Иду обратно, принимайте», — оживает рация голосом пилота. Старший расчёта поворачивает руль — автомобиль начинает двигаться к месту приёма борта.
«Посадка в любой авиации — самое сложное, наша не исключение», — белозубо улыбается один из бойцов.
Место приземления действительно отследить легче. Дрон может привести на хвосте вражеского разведчика, поэтому техники перед выходом на поле внимательно смотрят в небо.
«Две минуты до точки, захожу с северо-запада, ветер встречный», — предупреждает рация. Над деревьями появляется полоска, вырастает в размерах до парящего «крыла», выбрасывает парашют.
Бойцы подбегают к приземлившему БПЛА практически в тот момент, когда корпус касается пашни и уже медленно оседает парашют — сказываются сработанность и опыт: «Стропы потом убирать будешь, быстрее-быстрее-быстрее». Дрон разбирается ещё быстрее, чем собирается, укладывается в кофр — и опять пятнистый фургончик трясётся по просёлочной дороге.
Остановиться надо, чтобы поменять аккумуляторы, БПЛА опять вскоре поднимется в воздух — и так до вечера, а с темнотой на охоту выйдут новые расчёты с ночными дронами: фронту разведка нужна круглосуточно.
«На этот раз что? Опять скотч?» — опять приветствует беспокойных «тыловиков» пост. «Скотч. Интернет ловить ещё едем. Свежих приколов обратно повезём. Для всех!» — «Проезжай!»