На спинку коляски, в которой передвигается 23-летний Роман Кнауб, наброшен китель. «Купил новый, вернувшись с передовой. От прошлого после моего ранения даже лоскутков не осталось», — объясняет младший лейтенант. Он восстановил нашивку «Страха нет» над правым карманом, а с левой стороны Папай теперь носит только некоторые из полученных наград: орден Мужества, Георгиевский крест, «За боевые отличия». На тумбочке стоит фотография боевых товарищей, которых Роман считает своей семьёй.
Военной карьерой Папай грезил с семи лет, когда впервые увидел фронтовиков на 9 Мая. «Я понял, что хочу быть таким, как они, боевым, с наградами. Причём именно разведчиком».
Начал много читать и смотреть фильмы по теме, отслужил в армии, а в 2022 году заключил контракт с Минобороны. Во время первой командировки на передовую был ранен, но отказался от эвакуации, чтобы пройти курсы офицеров. 20 февраля 2024 года он получил тяжёлое ранение: миномётным снарядом младшему лейтенанту оторвало левую руку и ногу, в правое плечо попал вражеский снайпер, а правую ногу пришлось ампутировать ниже колена в госпитале.
За пять месяцев офицер перенёс 19 операций, но силы духа не потерял. Когда завершится протезирование, он планирует остаться на службе и обучать молодых разведчиков.
«Я бы в плен не сдался»
— Что вы почувствовали, попав на передовую? Адреналин, страх?
— Первый месяц адаптация идёт. Потом начинаешь понимать цену жизни и что переход от «жив» к «мёртв» может происходить очень быстро. Но страха как такового не было, я часто рисковал. А вот у украинского офицера, которого мы взяли в плен, страх был, потому что дома ждала семья.
— Как вы его взяли в плен?
— На одном из направлений мы за один день отбили 11 км, это очень много. Увидели пикап в лесополке, это был расчёт бэпэлэашников: двое украинцев летали, а двое спали в машине. У меня ВСС (бесшумная снайперская винтовка для подразделений специального назначения. — RT) была, двоих мы сразу «сняли», а этот капитан был по форме одет, со всеми звёздочками.
— Весьма неразумно на передовой, где командиры — первая цель…
— А никто нас там не ждал, вообще не думали, что мы так глубоко зайдём. Капитан возглавлял этот расчёт бэпэлэашников, у него были все флешки, ПИН-коды от телефонов, все видеосъёмки. Мы всё посмотрели и поняли, какие наши позиции рассекречены.
— А он такой идейный был, да?
— Да. Говорил принципиально по-украински. Если человек за идеей идёт, понимаешь, у него маленько по-другому всё. Он думал, что сражается за свободу, за справедливость. Но на самом деле в этом не было никакого смысла.
— Это не единственный случай, когда вы брали в плен украинцев?
— Много пленных было.
Один раз поймали такого, а он говорит: «Ой, я тут вообще случайно, в машину погрузили, сюда привезли, всего месяц воюю». Но мы нашли у него медали, в том числе за Харьков. Значит, он там был в 2022 году, а взяли мы его в конце 2023-го. То есть он в отпуск, получается, не ездил, медали возил с собой.
— Когда вы брали пленных, то, вероятно, понимали, что однажды и сами можете оказаться на их месте. Был план, что тогда делать?
— Разведчик знает всё, и если его сломать, то можно батальонами людей уничтожать. Я бы в плен не сдался. Когда получил ранение от миномёта и мне снайпер всадил пулю в правое плечо, то скатился назад, достал гранату, лежу и думаю: «Сейчас дёрну, бах — и всё».
— О чём ещё думали, когда ранило?
— Мысли летели одна за другой: «23 года — ни жены, ни ребёнка. Всё, прервался род…» Решил: сейчас полежу, посплю, потом о жизни ещё подумаю. И начал отключаться понемногу, но увидел, что наша пехота идёт. Кричу: «Это Папай, я ранен! Пацаны, обезбольте!»
Сам я не мог ничего сделать: всю левую сторону отрезало, правая тоже с ранениями, короче, уже полумёртвый был. Первым меня увидел пехотинец, махнул рукой и сказал: «Этот уже не жилец». Я никогда не забуду его лицо.
Думаю: ну, значит, всё. Но тут ко мне прибежал парень с позывным Весёлый. Он жгуты затянул, обезболил, говорит: «Да ладно, брат, на твоей свадьбе погуляем ещё». А я лежу — и мысль такая: «Похоже, уже не погуляю». Потом меня вытащили и несли 6 км на плечевых носилках.
Дальше меня передали Бешеному — это наш медик. Он меня обезболил, оказал первую помощь. Я тогда не очень соображал, говорю: «Ехать не надо никуда, давайте вечера подождём, камикадзе только днём летают ведь». А он: «Какой до вечера не ехать? У тебя крови нету!» Ну и дальше в Москву, в госпиталь.
— Какое вы тогда выполняли задание?
— У нас была боевая задача: найти «Катюшу» и танк, которые по нашим били постоянно. Танк мы подбили в районе девяти утра, и уже на выходе нас накрыли. Когда я парней в блиндаж отправил, сам остался смотреть карту, как нам выйти из-под обстрела. И по мне начал работать миномёт. Я держал телефон с картой в левой руке, её так и оторвало вместе с телефоном… Автомат и рация тоже были уже нерабочие, и я не мог вызвать эвакуацию. Успел увидеть, что блиндаж полностью уничтожен, а значит, все мои парни погибли.
«По-другому мыслю»
— Вы работали со своей группой в глубоком тылу. Сколько времени вы там обычно проводили?
— По-разному. Бывало, что на месяц уходили. Дома уже паника: я же без связи, они не знают, что со мной, где я. Каждый раз перед задачей я сутки не спал, постоянно в голове прокручивал, как нам пройти, где будут «птички». Главное — задачу выполнить, но ты думаешь и о том, как всех своих пацанов вернуть живыми. За каждую твою ошибку чья-то жизнь уходит. Вот это изнутри сжигало сильнее любого боя.
Я всегда пытался понять, что сделает противник, просчитать наперёд. Идёшь на задачу, и вот у тебя шахматная партия: либо он, либо ты его.
Был случай, когда наши попали в окружение, нам поступил приказ их вывести — найти тропу, проверить мины. Мы дождались ночи и всех вывели, человек 20. За это мне дали мою первую государственную награду — «За отвагу». Но вот последнюю партию я проиграл, нельзя выигрывать вечно.
— Вы собираетесь продолжить службу и готовить разведчиков. Что самое главное им скажете?
— Самое важное: нельзя недооценивать врага. Мне нужно, чтобы они поняли, где когда-то недосмотрел я, чтобы сами на это не наткнулись. Стрелять я, к сожалению, не смогу: я был левшой, с протезом уже не попрактиковаться, но основные моменты им я объяснить смогу.
Разведчики должны правильно ходить, правильно смотреть, укрываться. Вот вы, когда идёте по улице, что видите?
— Я смотрю, ровная ли дорога, чтобы не споткнуться. Земля, асфальт…
— Вы видите землю, палки, асфальт. А я вижу рельеф местности. Какой конкретно асфальт, какой он толщины, можно ли под него подложить мину. Вот мы сейчас в кафе, на что обращаете внимание?
— Деревья по периметру, настил, домики. Не знаю, сколько там людей может быть.
— А я вижу цветы. Если бы я был подрывником, то вытащил бы эти цветы, расставил мины по кругу. При детонации все осколки полетели бы в середину. Понимаете? Я по-другому мыслю.
«Они моя семья»
— Это правда, что на фронте складывается настоящая дружба?
— Парни очень важны для меня, они моя семья. Мы жили вместе, блиндажи и укрепы строили, воевали — всё вместе делали. Как я, так и они чаще друг друга видели, а не родных дома. Это сближает. Тем более на фронте.
Помню, мы пошли на задачу, а у меня день рождения, и парни — не знаю, как вообще, — добыли шоколадный батончик. Я просыпаюсь, они достают его, втыкают спичку: «Поздравляем, братан!»
Фотографию с парнями я вожу по всем госпиталям. Тут я, Юф, Балбес — мы себя называли отряд «Чип и Дейл», потому что всегда вместе, своих не бросаем. Юф без вести пропал. Бесстрашный был, высокий, крепкий... Повёл группу на задачу, первые полтора дня они выходили на связь, а потом рация замолчала. Мы пытались до них дойти, но это было невозможно.
Балбес — пулемётчик, с ним на передовой мы встретились в 2023 году. В технике круто разбирается, родился с ключом в руках. Он выносливее и быстрее всех. По нему танк стрелял, а он выжил, колено ему потом в госпитале собрали. Скоро обратно поедет.
Ещё на фото Ладога, ему было за 40, я всегда на него равнялся. Он прошёл не одну войну. У него голос такой грубый был и монотонный. Говорит тебе что-то так серьёзно, напрягаешься, а он как засмеётся. Оказалось, шутил. Ладога в одиночку с автоматом остановил «бэху» (боевая машина пехоты. — RT), всех обезвредил и забрал оружие. А потом по рации: «Бой окончен». Он погиб под Волчанском.
Челябе, мы его Дядей Саней звали, тоже за 40. Он в отпуск ушёл по ранению, а потом его перекинули в другую бригаду, почти два месяца Челяба не выходил на связь, и на днях я узнал, что он в порядке.