На память о начале АТО у Александра Остапенко, сегодня заммэра Мелитополя в Запорожской области, остался шрам («просто мне нож всадили в руку») и видео. На кадрах десятилетней давности финал инцидента, обычного для Днепропетровска тех дней — марта 2014-го. Толпа ультрас избила на улице группу сторонников «антимайдана», тех, кто вышел на митинг за дружбу с Россией и за право говорить на русском языке. Милиция, естественно, не вмешивалась. Наоборот: «правосеки»* уже избитых пленников притащили в милицию, чтобы тех оформили как правонарушителей. На лбу у одного из пойманных сторонников «антимайдана» маркером садистски выведено слово «Мразь», кому-то на голову глумливо прилепили георгиевскую ленточку. Фоном идёт закадровый голос журналистки «из какого-то «демократического» СМИ», вспоминает Александр, — которая допрашивает пленников.
Самому Остапенко на видео десятилетней давности задают вопрос с издевательской интонацией: как же это они все здесь оказались? Едва Александр начинает в кадре объяснять, что это на них напали безо всяких причин, просто за то, что они не ответили на бандеровское приветствие «Слава Украине», как объектив уходит в сторону: правда никому из мучителей не интересна.
Потом было 2 мая в Одессе, когда людей сожгли живьём в Доме профсоюзов, вспоминает Остапенко. Кроме насилия, новая власть ничем другим себя утверждать не собиралась, понял Александр, и пошёл сражаться.
«Я принял единственно возможное для себя на тот момент решение — уйти в ополчение, чтобы защитить и себя в том числе с оружием в руках», — объясняет он.
Прошедшие десять лет бесповоротно изменили то, что называлось Украиной.
«Если взять 2014 год и взять 2020, 2022 годы, начало СВО — это действительно были две разные [украинские] армии, две разные идеологии. В 2014 году даже были переговоры с вэсэушниками, они неоднократно выходили на наши радиостанции: так и так, ребята, у нас приказ, нужно отработать по этому квадрату. Сзади нас стоит заградотряд. Мы не выпустим снаряды в вас — снаряды полетят в нас. Покидайте квадрат», — вспоминает собеседник RT.
Такие случаи, по словам Остапенко, не были редкостью. В 2014-м на сторону ополчения перешли даже военнослужащие Днепропетровской воздушно-десантной бригады. Позже они «прославятся» участием в убийствах мирных жителей и обстрелах Донецка, но тогда украинская армия ещё не превратилась в силу, идеологически заряженную на борьбу с русскими.
Иногда то, на какой стороне конфликта окажутся люди, выбирала судьба, добавляет Остапенко: «В 2014 году, когда уже шли бои, в Луганске очутился только что уволившийся из ВСУ боец родом с Западной Украины. Он покинул свою часть, они базировалась в аэропорту, дошёл пешком до ближайшей остановки в городе и на украинском языке спросил у бабушек, как добраться до вокзала. А уже боевые действия, где-то там станицу бомбят, были прилёты по администрации Луганска. Смышлёные бабушки позвонили в комендатуру — за хлопчиком приехали».
Мотивация у хлопца была проста: контракт закончился, впереди свадьба, пора возвращаться к своей Маричке. Ополченцы объяснили, что в части его уже считают дезертиром. Это подтвердил и звонок домой.
Оказавшегося в неясном статусе то ли пленного, то ли самовольно оставившего ряды ВСУ Андрея — так звали бойца — приспособили к делу. Когда украинская армия окружила Луганск и город отрезали от воды, его поставили на раздачу воды. «Честно сказать, тогда даже никто не думал, сбежит этот Андрюша-вэсэушник куда-то или не сбежит. Охраны точно не было, — вспоминает Александр Остапенко. — Ну некого было поставить!»
По словам собеседника RT, так Андрей разливал воду пару дней: «А потом как раз случились события в Новосветловке, в Хрящеватом (когда ополчение прорывало блокаду. — RT). Мы пошли в первый бой в попытке локализовать, расчистить «дорогу жизни». Андрюша несколько дней постоял в очереди, послушал этих людей и сказал: «Вы знаете, пацаны, я с вами»!»
Уже в те дни проявился фирменный почерк воинства Незалежной — целенаправленные удары по мирным жителям и зверства по отношению к тем, кого Киев считал своими гражданами, добавляет Остапенко. «Украинские войска целенаправленно ударили в этот ручеёк, когда мирные жители набирали воду. Одного просто разорвало на куски. Наверняка вы слышали о зверствах, которые они делали в Новосветловке и в Хрящеватом, как над девушками издевались. Реально было, когда они заминировали церковь со всеми жителями, когда семью расстреляли», — рассказывает Остапенко про события, очевидцем которых он был.
На стене его кабинета висит макет винтовки — это не столько украшение, сколько напоминание о том, что уже десять лет идёт война. «Чтобы она мне каждую минуту со стены говорила: до мира ещё далеко, ещё столько предстоит сделать», — объясняет Александр, беря сувенирное оружие в руки.
«Украина не сбавляла оборотов»
«Утром [24 февраля 2022 года] на выезде из Киева уже была пробка» — так адвокат Валентин Рыбин встретил начало СВО в украинской столице. Он прекрасно понимал, что этот день должен был наступить, потому что восемь предыдущих лет защищал права таких, как Остапенко, — тех, кого Киев назвал «сепарами», и тех, кто пострадал от «мер по сохранению территориальной целостности Украины». И он отлично представлял себе, чем занимались в народных республиках и вдалеке от фронта украинские силовики.
«У меня было чёткое ощущение того, что Россия рано или поздно ответит на жестокие и неправомерные действия украинского государства, тем более что Украина в зверствах оборотов не сбавляла. Донбасс как минимум должен был стать частью России», — говорит Рыбин.
По его словам, украинское государство не связывало себя никакими ограничениями в отношении тех, кто пытался отстаивать права политических заключённых. Клиентами Рыбина были россияне Александр Александров и Евгений Ерофеев, обвинённые в участии в боевых действиях против ВСУ. Предыдущий их адвокат, Юрий Грабовский, был жестоко убит. Также Рыбин защищал крымчан Александра Баранова и Максима Одинцова, которых СБУ выманила в Николаевскую область и похитила, чтобы предъявить обвинения в госизмене и дезертирстве. Представлял интересы ополченца-россиянина Руслана Гаджиева — его взяли в плен после ожесточённого боя, в котором ВСУ понесли значительные потери.
Возможно, самый известный кейс Рыбина — процесс над россиянином Евгением Мефедовым, арестованным в 2014 году по подозрению в сепаратизме. «Три года он посидел по этому делу. В 2017 году мы добились оправдательного приговора, его тут же в зале суда «закрыли» и увезли ещё по одному делу — о том, что он устроил автопробег из Одессы в Николаев в апреле 2014 года с возложением цветов к памятнику героям-ольшанцам в честь освобождения Николаева от фашистских захватчиков», — рассказывает адвокат.
Одно из последних дел, которым занимался Рыбин незадолго до начала СВО, было связано с сотрудником СБУ и убийством мирного жителя в Донбассе. Процесс шёл в Мариуполе. «Эсбэушник отсидел в общей сложности всего десять месяцев — с июля 2021-го по февраль 2022-го. Когда спецоперация началась, он вышел. Может быть, где-то сейчас работает», — рассказывает Валентин.
После 24 февраля на Украине перестала действовать даже видимость норм, подчёркивает адвокат. Рыбин понял, что надо уезжать, пока не закрылись границы. И успел — через Испанию, где поработал на стройке, приехал в Россию, в Херсонскую область. «У меня на Украине осталось всё — друзья, одноклассники, квартиры, работа», — кратко подводит он итог этих лет.
Многие из мирных и мобилизованных граждан Украины находятся в заложниках у государства, которое с 2014 года сделало «войну с москалями» смыслом своего существования, заключает Рыбин.
* «Правый сектор» — украинское объединение радикальных националистических организаций, признанное экстремистским и запрещённое на территории России (решение Верховного суда России от 17.11.2014).