«В Великую Отечественную за три танка давали «Красную Звезду», за десять — Героя...» — на это замечание Барс, оператор расчёта БПЛА, только хмыкает. От награды он не откажется, но здесь, под Донецком, в подвале, где оборудован пункт управления дронами-камикадзе, Барс не за этим, а для того, чтобы истреблять технику врага и выбивать его из блиндажей.
На видео, которые Барс и его командир Каспер показывают в промежутке между вылетами, подбитых танков хватило бы сразу на несколько «Красных Звёзд», а то и Героев. Дроны-камикадзе бьют бронированные машины и автомобили, блиндажи и пулемётные точки, даже отдельных бойцов.
Коллекция записей у Барса не для того, чтобы хвастаться, — этот, по сути, видеоучебник он иногда использует, когда инструктирует пилотов FPV-дронов. Вот только, как замечает Каспер, таким педагогическим достоинством, как терпение, Барс не отмечен. Да он и сам в этом сознаётся. В пилоты Барс пришёл, успев повоевать в мотострелках, штурмовиком, и этот опыт даёт о себе знать.
«Вот так вспомнишь, как нас танчик крыл или «Рапиры», как мы лежали под огнём… Были бы у меня тогда FPV-дроны, я бы их быстро разделал, — возвращается в прошлое боец. — Поэтому, когда учу молодых, иногда не сдерживаюсь. Ведь когда ты бьёшь танк или пушку, то бьёшь за пацанов. Чтобы по ним не долбили, чтобы они где-то там могли подняться в атаку. Никто не должен от нас уйти живым».
«Отучили вести себя нагло»
Со стороны сегодняшняя работа Барса кажется спокойной: боец в подвале сидит в видеоочках и едва заметно трогает джойстики на пульте управления. Тем более что и сам Барс, и Каспер, когда летают, сосредоточенны и безэмоциональны. Они невозмутимо ведут снаряд к цели, лишь обмениваясь короткими замечаниями: «Левее, надо обойти… Это та лесополка». В конце пилот просто снимает очки: «Всё!» Это значит, что есть попадание, где-то за километры от пункта управления горит бронемашина, по рации кто-то истерично кричит про «двухсотых» или «трёхсотых» «побратимов» или внезапно отключаются системы радиоэлектронной борьбы из-за снесённой антенны. А расчёт готовит новый дрон к взлёту, чтобы враг не успевал выдохнуть.
Но за размеренностью боевой работы стоят опыт и тщательные вычисления. Ошибка в маскировке или в настройке коптеров может привести к тому, что пункт управления, точку взлёта, маршрут выдвижения враг попытается накрыть залпом артиллерии, реактивных систем или даже HIMARS. На расчёт БПЛА не пожалеют и дорогого оружия: слишком высокие потери несут ВСУ от ударов камикадзе.
Враг целится не только в тех, кто на передовой, говорит Барс: «Почему убили Владлена Татарского? Они (украинские спецслужбы. — RT) знали, как он много сделал для развития FPV-дронов. Как он это продвигал, несмотря на скепсис и неприятие многих. И за него летаем тоже, как за пацанов».
Сейчас и охотиться на расчёты беспилотников у линии боевого соприкосновения, и наносить удары в целом по нашим частям врагу намного сложнее, говорит Каспер. «Мы их отучили вести себя нагло. Недавно тут колёсная гаубица какая-то каталась, так она ближе 10—11 км не подходила, боялась. И правильно: от нас не уходят — ну, в 90% случаев», — уточняет он.
Смертельные удары наших дронов выдрессировали бойцов ВСУ, продолжает командир: «Новые, кто приезжает по ротации, — непуганые, ходят расслабленно. Там много командиров, которые не воспринимают опасность FPV-дронов как оружия. Необучаемые, но для нас это хорошо. А вот те, кто учатся, ведут себя по-другому. Если машина везёт на ротацию, то выпрыгивают и запрыгивают на ходу, пока транспорт разворачивается. Ещё научились маскироваться — правда, это их не спасает».
Глазами врага
«Мы летим убивать — и они летят убивать», — замечает Барс. Иногда в видеоочках пилота и на экране напарника появляется совсем другой ландшафт, отличный от того, что был секунду назад. Это значит, что перехлестнулись сигналы нашего и вражеского дронов и оператор теперь буквально смотрит глазами противника на то, как на наши позиции идёт чужой снаряд.
Но вскоре наш комплекс РЭБ гасит радиоволны для камикадзе противника — и беспилотник неприятеля падает, не причинив никому вреда. Отдалённый взрыв напоминает, что это не симуляция, а происходит на самом деле: обезврежен заряд, который мог бы уничтожить орудие или танк. А пока же единственный ущерб — из-за кратковременной потери связи наш беспилотник отклонился от маршрута. Барсу придётся отрабатывать по «дежурной» цели — антенне связи.
«Самое страшное, когда идёт штурм. Пересекаются частоты видеопередатчиков, твой перехватывает дрон противника, видно, что он летит в наших пацанов, а сделать ничего нельзя — кричи не кричи. Особенно если пошли безалаберно — без РЭБ, без глушилок. Вот это жутко. А тут мы просто сейчас полетим снова», — заключает Барс.
Техники подвозят партию дронов, заряды к ним крепятся жёлтой и синей изолентой — таких же цветов опознавательные знаки у ВСУ. «Чтобы противнику приятнее было, пусть привыкают к обстановке», — с мрачным юмором замечает Каспер.
Барс поднимается из подвала, чтобы посмотреть на взлёт, но больше — на горизонт. В дождь летать сложнее: «Из-за большого количества комплексов РЭБ идём на аналоговом сигнале, а если ещё и капли на камере, то совсем плохо видно. Иногда из-за нечёткости картинки включается воображение, рисует то, что хочется. Летишь над лесополкой, кажется, что сквозь помехи чётко видишь ствол — а там ветка. Но со временем учишься всё разбирать».
Летать Каспер начал ещё задолго до СВО. Для кадрового военного беспилотная авиация была способом отвлечься от гарнизонных будней. Дроны в воздух он с друзьями поднимал для души — как в детстве, когда занимался в кружке радиолюбителей и конструировал модели самолётов.
«Снятся ли мне полёты? Всегда, — отвечает на вопрос RT Каспер. — И во сне снова летишь и заходишь на цель. Во сне воюешь, наяву воюешь. Всегда воюешь, всегда летаешь».