Мы разговариваем в Покровском — полуразрушенном, убитом обстрелами посёлке. В бывшей сельской школе некогда стояли вэсэушники. Сейчас она опустела, и только новенькая книга на украинском шевелила страницами — кто-то открыл её полистать, да так и оставил.
«Мы штурмуем позиции в районе Берховского водохранилища», — объясняет мне высокий парень с позывным Штык. Весной он успел повоевать неподалёку отсюда, в Попасной, в составе добровольцев «Ахмата». Получил несколько контузий.
Осенью хотел снова пойти в добровольческое подразделение, но не успел — получил повестку.
«Это под Ягодным, у Берховки, где-то метрах в 500, — продолжает Штык. — Там голые лесопосадки, пеньки, выкрошено всё. Крайний штурм — это моя очередная контузия, уже седьмая. Тут два берега, так называемые верхняя и нижняя губа. Верхняя губа за нами. Вот нижняя губа постоянно из рук в руки переходит».
Рыжебородый харизматичный парень с позывным Добрый для фото не стал надевать балаклаву — борода не лезла под неё. Ограничился чёрными очками.
По дороге он рассуждал о том, куда пойдёт война — в сторону развития дронов, и тогда живые солдаты воевать не будут вообще, или в сторону развития средств подавления электроники, и тогда дроны перестанут работать и, как следствие, бои будут такими же, как во время советско-афганской войны.
«Можно охарактеризовать происходящее как встречный бой малой интенсивности. Здесь серая зона. Ни та ни другая сторона не могут на длительное время закрепиться. ВСУ пытаются контратаковать. Но ничего у них не выходит. У нас атаки получаются гораздо лучше», — улыбается Добрый.
«А потери у них большие?» — спрашиваю я.
«Большие. Двигаются они беспечно. Особенно после ротации. Например, мы засекли группу, которая шла на ротацию. На них были вызваны артиллерийские удары, практически вся группа была уничтожена», — отвечает Добрый.
По его словам, ВСУ в пехотном бою, в штурмах очень сильно уступают российским бойцам. Результат — в бою украинцы часто сдаются в плен. Рассказал он и о том, как сам недавно оказался на волосок от смерти.
«Мы спускались с холма, который находится над водохранилищем, и попали под танковый обстрел. Мы находились возле здания, где должны были дождаться другую группу, но беспилотник противника нас обнаружил. Пришлось укрываться в доме, и один снаряд попал прямо внутрь, в комнату, которая находилась за моей спиной. Страшно, конечно, было», — рассказывает Добрый.
Его товарищу Малому всего 23 года. Невысокий худенький юноша служит снайпером-разведчиком, причём настолько успешно, что ВСУ объявили на него настоящую охоту.
«Берховка — стратегически важное место, точка, — объяснил он. — Потому что там идут развилки, лесопосадки вдоль железной дороги, а железная дорога имеет очень важное значение. Если противник возьмёт лесопосадки, прилегающие к железной дороге, он может отрезать нас и взять в окружение большой участок территории».
Пока мы разговаривали, по рации сообщили, что взяли пленного и требуется машина, чтобы доставить его в тыл.
«Но сами они к нам не прибегают, приходится брать силой, — уточняет Малой. — Бывают случаи, что заблудились. Зачем человека убивать, если можно взять его в плен, дать ему шанс? Бывают ситуации, когда вэсэушники просто не понимают, куда их отправляют. Они приходят на наши позиции, думают, что там свои, называют подразделение, а мы понимаем, что это не наши, мы таких не знаем. Сразу их на курок — и на допрос».
В завершение разговора Малой рассказал мне историю своего последнего боя.
«Непосредственно у нас ребята мобилизованные проходили обучение на расчёты АГС, на расчёты ПТУР и отрабатывали с этих расчётов, — боец активно жестикулирует, он возбуждён, как будто снова оказался в том бою. — Когда противник начинал свой накат, периодически подтягивал технику, БМП-2, БМП-1, то наши с ПТУР подбили БМП. Пока они в этой технике очухивались, наши рядом стояли и добили. Ребята накат остановили в тот момент, не позволили противнику пройти. АГС тоже работали очень хорошо, точно. Наблюдательный пост давал корректировку».
Я спросила его, почему он не использовал бронь, чтобы отказаться от повестки. Малой работал в нефтяной промышленности, запросто мог её получить.
«Откосить совесть не позволила. Я понял, что нельзя это всё стороной обходить. Как горят города, посёлки пустеют! Если мы здесь это не остановим, то это ко мне домой придёт. Не хочется, чтобы родные и близкие это увидели», — пожимает плечами Малой.
Необходимость выполнить свой воинский долг для него очевидна.