Боец с позывным Лис, командир самоходного орудия «НОНА-С», на вопрос, почему он выбрал именно эту установку, усмехается с интонацией товарища Сухова из «Белого солнца пустыни». Военному человеку судьба приходит часто в виде приказа, выбор заключается лишь в том, как отнестись к неизбежному.
«У нас изначально «копейки» (самоходная артиллерийская установка 2С1 «Гвоздика». — RT) до того были, — улыбается Лис. — А тут комбат говорит: «Съездите на полигон, постреляйте». Я подвох уловил: «Так мы и в бою достаточно стреляем. Какой полигон?» Он мне: «Поезжайте-поезжайте, отдохните там, смените обстановку». Мы и поехали. Сменили».
Выданные вместо привычных «копеек» экипажу Лиса орудия оказались из той эпохи военной мысли, когда Советский Союз собирался воевать с НАТО в Европе массированными воздушными десантами, выброска которых должна была проходить едва ли не в самом сердце Европы. Для этого и были разработаны самоходки, приспособленные для доставки по воздуху прямо на головы потенциального врага.
Лёгкая, «всеядная», приспособленная для сброса с парашютом и стрельбы натовскими снарядами с захваченных складов, универсальная: она и пушка, и гаубица, и миномёт. Эта установка — всё же не самое типичное оружие для гвардейской мотострелковой бригады. Но и в позиционных боях под Донецком, где господствуют тяжёлые установки с крупными калибрами и реактивная артиллерия, пушкари «копейки» нашли применение «НОНА» и оценили эту вёрткую машину.
«Мы не спим»
«Подобраться, врезать и отскочить» — так экипажи самоходок описывают свою тактику.
Но это только звучит легко. Артиллерия всё же точная наука, одной лихостью и прытью врага не возьмёшь, стрелять надо точно, для чего орудие нужно правильно наводить и ориентировать даже на короткой дистанции.
Узкий зелёный луч тактического фонаря выхватывает из темноты перископ буссоли и белые листы блокнота, на которых понятным только пушкарям почерком записаны координаты цели и особенности местности.
Командир огневого взвода кричит наводчику: «Тридцать три — пятьдесят восемь!» «Тридцать три — пятьдесят восемь», — отзывается тот. Дуло орудия, неподвижное во время выдвижения на огневую позицию, вдруг начинает шевелиться и двигаться в разные стороны, а затем, после установления наводки, замирает в нужном положении. Лязгает затвор, и в казённик с лёгкой руки заряжающего отправляется активно-реактивный снаряд.
Команда «Огонь!» уже сливается с грохотом, вспышка на мгновение освещает всё вокруг. Через несколько секунд где-то далеко раздаётся негромкий взрыв: на траектории полёта включился реактивный двигатель, и снаряд полетел дальше как ракета.
Действия экипажа «НОНА» всегда идут по алгоритму: координаты, шипение сжатого воздуха в стволе — он продувается от пороховых газов, крик: «Орудие!», ослепительная, порой режущая глаза вспышка опять на какие-то кванты времени заливает всё вокруг, и после выстрела позиция снова погружается в темноту.
«Мы не спим и им не даём», — удовлетворённо констатирует командир орудия Алексей Юрьев.
Затем звучит неуставная команда: «Валим!», и в кромешной темноте «НОНА» быстро снимается с места. Механик-водитель, вдавив посильнее педаль газа, заставляет без малого десятитонную самоходку рвануть по полю к рощам, будто это спорткар. Мехвод по памяти отводит технику в тыл только одному ему знакомыми тропами. Огневой налёт с небольшой дистанции удался, противник не успел нанести ответный удар.
Уже потом, за чаем, экипаж вспомнит, что испытывал похожие ощущения. Был момент, когда в тыл мчалась не одна установка, а целый дивизион самоходчиков. Правда, и неприятель был очень грозен. Лис лукаво улыбается, все собравшиеся тоже давят усмешки — им приятно рассказать байку, уже ставшую легендой подразделения.
«Шли ночью маршем со стрельб. Остановились, зажгли фары: мать честная, перед нами полное поле арбузов! Уже кто-то вылез на броню, соблазн-то велик, и тут чей-то крик: «Атас! Сторожа!» Мы по тапкам, гасим фары. Потом уже на базе отсмеялись, вот это зрелище: колонна бронетехники, в каждой «саушке» (от САУ — самоходная артиллерийская установка. — RT) вооружённый экипаж, несётся по полю от сторожей, у которых только ружья с солью», — говорит командир орудия.
«Соль — штука серьёзная», — бросает кто-то из артиллеристов, и все соглашаются, что не было более жуткого случая для батареи, чем ночная атака сторожей-пенсионеров на бахче. Поэтому подобраться к линиям врага на небольшую дистанцию и отстреляться, рискуя получить ответку, — это так, семечки.
Охота за «НОНА»
Хотя на орудие Лиса определил приказ, в артиллеристы он попал всё же по своему свободному выбору.
«Я шахтёр. В 2015-м просто повесили объявления: «Требуются». И всё. Встретились-поговорили, через два дня я сразу уехал в часть. И теперь я не знаю, кто я больше — шахтёр или артиллерист», — подводит он итог неспокойному этапу в жизни.
Все экипажи из добровольцев. «Серёга в 2019-м пришёл, попал в разведку сначала, потом начал учиться на «саушку», — представляет товарищей командир орудия. — Колясик с другом пришли вдвоём, им ещё по 17 было, старшина им: «Будет 18 — придёте». Оба и пришли, как совершеннолетие стукнуло. Вовчик в Зеленограде работал, бросил всё, приехал сюда».
А затем так же, как про живых, без перехода и пауз, говорят про тех, кто остался на поле боя. Кого во время такой же дерзкой и кажущейся такой лёгкой вылазки достал вражеский осколок.
«Серёга тогда к Одессе попал… Одесса был командиром орудия, царствие ему небесное, сам одессит, с будущей женой познакомился у себя, она отдыхать приехала, а привезла сюда, в Донбасс, мужа. После 2 мая (пожара в Доме профсоюзов 2 мая 2014 года. — RT) пришёл. В прошлом году погиб. Чуть-чуть не довезли до госпиталя», — вспоминает Лис, и на секунду за столом всё же наступает тишина. За шутками, балагурством, обычными и на боевых задачах, стоит мужество экипажей, знание о том, что враг стреляет и при выходе на позиции может послышаться характерный отвратительный свист — контрбатарейщики неприятеля практически каждый раз пытаются убить расчёты быстрых «НОНА».
Охотятся за досаждающими самоходками тяжёлая артиллерия больших калибров и расчёты РСЗО украинской армии. Но даже под огнём противника лёгкие самоходки огрызаются. «Летит как-то по нам, а мы уже окопались на позициях. Попрыгали в эти окопы. Лежим и думаем: «Надо всё же как-то успокоить противника, ответку дать. Ну мы к орудиям, навелись, дали жару и обратно, опять в укрытие», — в описании экипажа «НОНА» смертельно опасная игра выглядит как будоражащее приключение.
Мехводы, наводчики, заряжающие, командиры орудий и огневых взводов слышали и видели смерть — она летела к ним свистом вражеских снарядов, и разрывалась фонтанами земли и осколков. Но смерть неприятеля, результат своей работы, артиллерист видит только в наступлении: «Проезжали как-то разбитую колонну, мы по ней отработали. Сгоревшие машины, трупы лежат. И понимаешь, что пехоте, да, тяжелее психологически, она врага видит в упор. А ты — нет».
К противнику отношение без ура-патриотического надрыва, экипажи воюют не первый год, войну знают не по рассказам, экзальтации и расчеловечивания в настроениях и близко нет. Бывшие шахтёры и школьники знают, что на той стороне и мобилизованных хватает — наловленных по улицам городов несчастных мужиков, обряженных в форму и загнанных в окопы.
Но и иллюзий о намерениях тех, кто самостоятельно надел форму с жовто-блакитным флажком, тоже нет. «Они пришли за нашей землёй. За землёй без нас. А мы здесь живём», — кратко описывает диспозицию идей у противоборствующих сторон Лис.
«Что они творят, что они творили. Енакиево, Ждановка, [Нижняя] Крынка, сколько захоронений там было, сколько нашли в начале 2015 года. Это нормальные люди делали?» — наперебой говорит расчёт.
Экипажи «НОНА», самоходок, предназначенных для стремительных наступлений, готовы пойти вперёд. И опасаются, что, помимо разгромленных вражеских позиций, колонн и укреплений, найдут и ставшие привычными восемь-девять лет назад приметы этой войны — могилы мирных жителей.