Солнце светило жарко. Я приехала в расположение одного из отрядов «Шторм». Обычно меня встречал тамошний старшина, которого так и звали — Старшина (на самом деле позывной у него был Ювелир), но в этот раз его не было — в недавнем бою погиб его брат, и Старшина-Ювелир уехал домой хоронить брата. Страшное это дело.
Вопреки сложившемуся представлению, штурмовики «Шторма» состоят не из зэков: сидельцев на отряд только двое, а в основном это обычные ребята с юга России. Меня встретил молодой усталый капитан и предложил показать, как далеко удалось продвинуться под Авдеевку в недавних боях, в тех самых, где погиб брат Ювелира.
Мы шли и шли. Кончилась степь, началась посадка, а новые (совсем новые) территории всё не кончались. В посадке уже начались взятые укрепления ВСУ.
Капитан рассказывал: «Начинается всё по нашей линии и идёт вглубь леса — вот туда, даже видно отсюда. Здесь стояли «глаза», наблюдали за полем боя. Если случаи наступления — они сразу разбегаются по своим ячейкам и встречают нас. Но ребятишкам не повезло. Их сейчас уже нету, мы уже заняли их позиции».
«Послушай, ходили слухи, что у ВСУ под Авдеевкой суперглубокие окопы, буквально залитые бетоном, но, я смотрю, тут просто траншея по колено», — удивлённо отметила я.
«Это не везде. Смотрите, вот в таком лесу они не смогут этого сделать. Для того чтобы лить суперские бетонные, как вы говорите, укрепы и так далее, нужны общедоступные места. А здесь-то что? Лес, — объясняет капитан. — Бетонные укрепы есть где-то там — на перекрёстке дорог или в открытом поле. А здесь всё своими руками. Вот противник всё своими руками копал, лопатой. Минута за минутой — и вот весь окоп. Дальше тоже пойдём?»
Конечно, мы пошли.
Леса почти не осталось — это работа нашей артиллерии, которая предшествовала штурму. Верхушки деревьев были выкошены, от них остались одни обломки. Подошли к ещё одному блиндажу — там лежали два тела в украинской форме.
«Дальше ещё один убитый, — махнул рукой капитан. — Но, к сожалению, мы сейчас их не можем вывезти, не успеваем физически. Потом будет возможность — конечно, мы их закопаем, похороним. Как бы то ни было, это люди».
Мы спустились. В блиндаже обнаружилась кошка с котятами, которые тут же полезли к нам обниматься. Целая кошачья семья. Не только наши бойцы заводят себе мышеловов, но и вражеские. «Заберём котов на обратном пути», — решили мы с капитаном.
Возле брошенных блиндажей ВСУ всё так же лежали вражеские тела. Кое-где можно было найти технику, не считая более мелких трофеев.
Капитан хозяйственно подобрал РПГ. «Вот все думают, гранатомёт и гранатомёт, куда ему против более серьёзного орудия, а это вещь! — похвастался он. — Этим можно прожечь машину, целый танк можно прожечь. Поэтому это очень ценная вещь».
Ещё один блиндаж. Ещё одно неубранное тело. Блиндаж разворочен.
«Вот одно прямое попадание в украинский блиндаж. Вот один товарищ. Жалко, конечно, человека, это наш брат. Но он пошёл против нас. Мы не хотим умирать, и они не хотят», — говорит капитан.
Здесь уважают павшего противника, называют его заблудшим братом. А на стенках завалов — нацистские символы, которые отставили солдаты ВСУ. Но, наверное, сохранять в себе человечность — это очень важно. И у «Шторма» это получается.
Мы шли по лесу, который ещё несколько дней назад был под врагом, это важно понимать. Шли среди тел, трофеев, по освобождённой земле, и капитан говорил о философии гуманизма. Так мы дошли до крайней позиции — оттуда была видна сама Авдеевка и сидел грустный молодой парень с позывным Анапа. На руках у него была кошка, тоже «денацифицированная», из местных.
«Тяжёлые бои были?» — спросила я.
«Потерь много и тяжёлые бои, да, больше месяца происходило всё. Чтобы задержать эти позиции... Взять. Когда входили в опорник, глаза в глаза украинцам смотрели», — отвечает он.
Я попрощалась с усталым капитаном, Анапа отправился провожать меня обратно, и мне захотелось обнять его — что я и сделала напоследок. Вот только одна беда: блиндаж с кошачьей семьёй мы не нашли. Впрочем, нестрашно. Скоро эти блиндажи окончательно займут русские воины — и коты будут пристроены и накормлены.