«Многие хотят быть с нами. Нет отбоя от желающих. В ближайшее время планируем значительно расшириться. Сейчас мы под Кременной. Медленно, но верно продвигаемся вперёд вместе с частями армии. Противник сопротивляется отчаянно, в том числе контратакует. Доходит до семи-восьми стрелковых боёв в день. По нашим работают арта и танки, но они держатся. Железные люди», — рассказывает командир «Русского легиона» Сергей Фомченков, позывной Фомич.
Недавно Фомченков и ещё несколько добровольцев легиона были награждены орденами Мужества. У Сергея необычная и богатая биография. До 2014 года он был лимоновцем, завсегдатаем оппозиционных митингов и демонстраций. А ещё в 1999 году он участвовал в Крыму в акции «Севастополь — русский город» и отсидел за это в украинской тюрьме.
Сразу после «майдана» Фомич собрал вещи и уехал добровольцем в ЛНР — без всякого боевого опыта. «Учился воевать и выживать» — так он описывает этот период жизни. Из Луганска переместился в Донецк. Там создал и возглавил 4-й специальный разведывательно-штурмовой батальон и стал прототипом Томича из книги Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад». После начала СВО — командир «Русского легиона».
Известность легион получил, когда противостоял многократно превосходящим силам ВСУ в Богородичном под Изюмом и в Дробышеве под Лиманом осенью 2022 года. Бойцы Фомченкова держались до последнего и уходили тоже последние. Уходили только потому, что был приказ. «А так все парни готовы были умереть», — говорит Фомич.
«У Хоттабыча каску сорвало, а мне в голову прилетело»
Замёрзшая грязь напоминает марсианский пейзаж. Мы преодолеваем ухабы уже в темноте, подъезжая к месту дислокации отряда. «Барсы» стоят под Макеевкой — не той, что в ДНР, где в новогоднюю ночь погибли наши солдаты, а другой, Макеевкой в ЛНР. Пока что, правда, она занята украинскими войсками. Продвигаются наши там медленно, выгрызать приходится каждый метр.
Труднодоступность луганской Макеевки обусловлена расположением. Она на возвышенности, а перед ней гребень. Вот к этому-то гребню уже и подошли вплотную добровольцы. «Когда зайдём на него, тогда и заберём Макеевку назад», — уверен офицер с позывным Борменталь.
Пережидаем ночь в командном пункте и выезжаем на позиции рано утром.
Под солнечным лучами замороженный марсианский пейзаж превращается в зловонное болото. В машине со мной говорливый молодой парень с позывным Ульфрик — он взял его в честь героя из компьютерной игры «Скайрим». Сейчас он восстанавливается после недавней контузии. 120-мм миномётная мина упала в десятке метров от них с товарищем, спасла каска.
«Зашли мы, получается, прям на самый передок, окопались в посадке. Поляки от нас где-то в 120—150 метрах. Первые сутки начали окапываться. Я пулемётчик, мой второй номер — Хоттабыч. С вечера они начали долбить миномётами и ствольной артиллерией. И где-то в районе двух часов ночи прилёт был. У Хоттабыча просто каску сорвало, а мне в голову прилетело. Контузило. Ещё немного в ногу попало. Пацаны сразу мне перевязали всё, перетянули жгутом, эвакуировали», — рассказывает он.
Ульфрик демонстрирует каску: на ней выщерблен след от осколка.
«Без каски здесь никуда, очень много осколочных ранений. Танки ещё навесом бьют. Осколок получить в 100 раз проще, чем пулю», — поясняет Ульфрик.
Деревья без макушек
Мы выходим из «буханки», здороваемся с бойцами. Все в броне и касках. Окопы где-то до плеча, блиндажи в несколько накатов.
«Обстановка на нашем участке фронта стабильно напряжённая, идут бои с противником. Штурмовые отряды постепенно продвигаются вперёд», — по-деловому рапортует круглолицый боец, на бронежилете которого маркером выведено «Симба».
Стабильно напряжённая обстановка слышна, притом достаточно громко.
— Здесь артиллерийская дуэль идёт? — спрашиваю я.
— На макушки деревьев можете обратить внимание, — советует Симба.
— Ну их... нет.
— Именно! Соответственно, и прилёты такие.
— И часто летит?
— Каждый день «дождик» сыпется.
Одна из главных задач «барсов» — блокировать работу диверсионно-разведывательных групп противника, которые пытаются нащупать слабые места в нашей обороне.
«Диверсанты в основном заходят, когда уже начинает темнеть, то есть в восемь-девять часов вечера. Ну как заходят... Пытаются. У нас же всё сплошняком заминировано. Используем как сигнал: если взрыв — сразу пацаны плотно отрабатывают. Вот буквально вчера: послышался взрыв, подорвался один из противников — мы открыли огонь. В общем, пытались в очередной раз подобраться к нам, но у них не получилось ничего», — рассказывает один из добровольцев.
Недалеко от блиндажа курит немолодой боец с ясными глазами и немного застенчивый. На вид ему лет 60; я подхожу, завязывается разговор. Зовут его Кузнец, и он рязанский.
«Я воевал в Советской армии, которой уже нет. Поэтому сейчас помогаю тем, чем могу. Я же офицером был... Ну и вот по зову сердца тут — помочь молодёжи. Молодёжь-то у нас хорошая, но… не всё знает, к сожалению», — пожимает он плечами.
Кузнец затягивается сигаретой, молчит, потом продолжает: «Вы молодые и не помните. Но в 1991 году был общесоюзный референдум, очень демократический, и сами украинцы тогда отказались выходить из СССР. Авантюристы тогда решили за наши народы и разделили страну. Вот и получается, что цель спецоперации — восстановить Союз, восстановить справедливость».
Над нами уже несколько минут жужжит «птичка», и, судя по всему, вражеская — нашей тут делать нечего. Ульфрик поторапливает, и мы прощаемся с бойцами. Едем обратно в Луганск.
«Смотри, буквально каждый квадратный метр леса кем-то занят. Такой концентрации войск я нигде не видел! Что-то будет», — показывает он мне по дороге.
Что-то действительно будет. От той же Макеевки, например, всего восемь километров до Харьковской области, а оттуда рукой подать и до Оскола, на левом берегу которого сейчас закрепляются российские войска.