Валидол и Масик
«Батенька, бессовестный! Вот так сюрприз, вот так Ксюша!» — причитает Ирина Кропивка, темноволосая улыбчивая женщина, перед остановившимся у дома автомобилем. Батенька — это отец Леонид, он за рулём машины. На пассажирском сиденье — Ксюша, он же Максюша, как его называли в детстве родители, сын Ирины. Максим, серьёзный крепыш с бородкой — связист в гаубичной артиллерийской батарее ВС ЛНР. Он впервые за восемь лет и два месяца увиделся с родными.
Максим отправился защищать Донбасс после того, как 2 мая 2014 года в Одессе сожгли Дом профсоюзов.
«Я вообще из Донецкой области, но около года прожил в Одессе, знаю людей оттуда. Да не в этом дело. Просто нельзя людей палить! — негодует он. — Когда узнал о поджоге, то на эмоциях разорвал свой украинский паспорт на две части. Потом, правда, склеил, потому что надо было как-то передвигаться по стране. Пытался уехать 3, 4 мая. Автобусы были забиты. 5 мая нашёл машину и поехал в Донецк, а оттуда в Славянск».
Мама даже не успела обнять сына на прощание. «Я шла с ночной смены, а он с друзьями сел в машину и помахал мне ручкой. Набираю ему: «Сынок, что это?!» Он мне: «Мам, жди меня с победой на танке», — вспоминает Ирина. По словам мамы Максима, сказалось воспитание папы-пограничника: «Муж всегда говорил, что важно защищать Родину, семью. Вот и сын так же».
В начале войны у Максима был позывной Валидол: «Потому что люди говорили, что я очень спокойный сам и на других так же действую». Но последние пять лет сослуживцы называют его Масик. Он был в народном ополчении Донбасса, военкором на телеканале «Новороссия», а сейчас служит радиотелефонистом.
Связь с семьёй держали через батюшку Леонида, который приходится Максиму дядей. Поговорить по телефону с родственниками удавалось раз в несколько лет — до встречи последний раз голос матери Масик слышал четыре года назад. «Я очень переживал, что семья окажется из-за этого в опасности. Брата не раз вызывали в СБУ, ссаживали с автобуса, привет мне передавали. Домой к нему приезжали какие-то карательные отряды, мордовороты, устроили погром», — продолжает Максим.
«Чуть сознание не потеряла»
По словам Ирины, в соседнем посёлке живёт семья, оказавшаяся в похожей ситуации. Сын также ушёл в ополчение. «Родителям устроили маски-шоу, забрали в СБУ, неделю там держали. Люди были избиты, напуганы. Я с ними потом познакомилась, потихоньку говорили каждый о своей боли. Сидели и плакали мы, две мамочки», — вспоминает женщина.
Для всех соседей и знакомых Максим уехал на заработки в другой город. «Сложно, когда даже поделиться своими переживаниями не с кем. Держалась, плакала и выговаривалась, только когда приезжала к маме и к батюшке», — говорит Ирина.
Поскольку оставаться в родном посёлке было небезопасно, Ирина на время переехала к брату. Именно там отец Леонид и организовал встречу-сюрприз, когда стало известно, что командование отпустит Макса на пару дней к семье.
«Сказал: «Готовься, будут гости, Ксюша приедет, сделай крабовый салат, селёдку под шубой», — вспоминает Ирина. — А я даже не сопоставила, что это любимые блюда Максима! Гадаю: да что за Ксюша, почему встречать надо? Когда увидела сына, то не поверила своим глазам. Чуть сознание не потеряла, обомлела, спрашиваю: «Сынок, это правда ты или иллюзия?» Он меня давай успокаивать, боялся, что сердечко прихватит».
Корреспондент RT спрашивает, что Максим сделал в первую очередь, оказавшись дома, — может, принял горячий душ или наконец-то выспался на удобной кровати? Он слегка недоумённо отвечает: «Возле мамы сидел неотрывно. До часу ночи говорили, утром проснулись в полпятого — и дальше разговаривать».
Ирина продолжает: «Горжусь сыном. Уходил мальчиком, пришёл крепким и очень умным мужчиной, таким серьёзным дядечкой». Но как, наверное, все мамы на свете, не может не добавить: «Мы сидели с Максимом, я говорю: «Сынок, тебе уже 32 года, ты ещё не женат, маме хочется внуков». А он: «Пока всё это не закончится, о семье не может быть и речи. Я не хочу, чтобы детки страдали». И я понимаю, конечно, хочется, чтобы они росли в счастливой стране с нормальным будущим».
«Жил надеждой»
«Долгие годы я находился на позициях напротив родного Светлодарска, в 4 км. С бугра, где мы стояли, был виден балкон сестры. Но прийти домой я не мог. Так эти 4 км для меня оказались длиной в восемь лет», — рассказывает Сергей.
46-летний сотрудник управления Народной милиции ЛНР до начала боевых действий в 2014 году 20 лет проработал в охране. «Когда случился «майдан», я был в отпуске. На работу после этого я так и не вышел, — говорит он. — Мы в казачестве, где я состою, собрали совет. Решили противостоять «майдану», который поддерживал взгляды нацизма, фашизма. В апреле 2014-го выставили блокпосты, в том числе на Углегорской ТЭС. 20 июля его обстреляли, я приехал к родителям на дачу и сказал, что вынужден покинуть город».
Именно тогда Сергей видел своего отца в последний раз. «Папа умер в 2018 году. На похоронах его я тоже не был, — вздыхает он. — Даже не мог представить, что всё затянется на восемь лет. И всё это время я жил надеждой, что рано или поздно мы зайдём в освобождённый Светлодарск».
С мамой Сергей общался через третьих лиц: не хотел подвергать её опасности. Всем знакомым она рассказывала, что сын на заработках в Сургуте. «Восемь лет ко мне приходили из СБУ, спрашивали, где мой сын, требовали его телефон, уговаривали, чтоб я ему сказала, чтоб он приехал и сдался им, так как он ничего плохого не сделал, — вспоминает мама Сергея, 72-летняя Надежда. — Такая психологическая атака. Дошло до того, что я на каждый стук в дверь вздрагивала».
Три года назад ей удалось повидаться с сыном, продолжает Надежда: «Я всё-таки отважилась, приехала через Россию в Крым, внук приехал с невестой и сын, вместе отдохнули».
«Первым зашёл в город»
С началом специальной военной операции 24 февраля Сергей был откомандирован на Дебальцевское направление. «Перед Дебальцевом стоит Светлодарск, так что он был первым в очереди на освобождение. Обстановка в городе была спокойная, он всё же чуть в стороне от боевых столкновений. Но тем не менее прилёты от миномётов и танков противника были и в крайние дома, которые смотрят на Артёмовск, и в центр города. Промазать случайно, чтобы попасть в середину Светлодарска, невозможно. Это надо специально навесным снарядом в центр города. В ответ на каждое поражение украинская армия будет свирепствовать и мстить мирным жителям», — убеждён он.
«Волей судьбы я первым из светлодарцев зашёл в город», — добавляет он.
День, когда он впервые за восемь лет переступил порог родного дома, и Сергей, и его мама помнят прекрасно. «Накануне у нас плотину пытались подорвать, мы все были в шоке. Гром, взрыв, сыпались стёкла. Никаких хороших предчувствий не было, только ужас и разочарование. Когда сын стучал в дверь, я его сначала не услышала — была в другой комнате. А когда увидела, конечно, столько радости было. Только обнимала его и целовала», — делится Надежда.
«Я всё думал, что сказать, как встреча пройдёт. Хотел держаться, но всё равно слёзы потекли», — добавляет Сергей.
В Светлодарск к Сергею приехала и его жена Галия. «Любое свободное время я стараюсь быть рядом с мужем. Я осознанно поехала в Светлодарск, хотя и понимала, что это большой риск — проехать по дороге, по которой ещё ни один гражданский не может ехать из-за обстрелов. Но муж — моя гордость, защита, опора. Я с ним во всём и везде», — рассказывает она.
Таких же, как Сергей, светлодарцев, увидевших своих родителей спустя годы, оказалось «человек десять на данный момент, наверное», продолжает боец: «Со мной служат ребята из Славянска, Краматорска, Харькова. Сослуживцы звонили, поздравляли, говорят: «Молодец, город освободил, маму встретил». А я говорю: «Парни, следующий — Славянск, следующими вы будете мам встречать».