— Владимир Александрович, после увольнения в запас вы продолжаете готовить солдат-вожатых и служебных животных в подмосковном 470-м учебном центре служебного собаководства Вооружённых сил Российской Федерации. Это ваши питомцы сейчас работают в Донбассе?
— Не могу судить с 100%-ной уверенностью, но, скорее всего, все собаки первоначальную подготовку прошли у нас. Затем они готовятся под выполнение конкретных боевых задач в строевых частях и подразделениях инженерных войск. В Донбассе, насколько я знаю, сейчас работают и кинологические расчёты, подготовленные в специализированных центрах Росгвардии и МЧС. Всем животным находится работа по предназначению, думаю, что диапазон и масштабы их использования будут увеличиваться.
— Техника развивается стремительно. Роботы, электроника, высокочувствительные сенсоры — зачем сегодня нужен «сапёр с хвостом»?
Миноискатель ищет металл. Вы представляете себе дорогу, по которой прокатилась война? Это килограммы осколков и разного побитого железного хлама. Приборы там зашкаливают. Не надо забывать, что всё больше выпускается взрывоопасных предметов в пластиковых корпусах. Там металла — только граммы во взрывателе. Кроме промышленно выпускаемых образцов мин, террористы всех мастей по всему миру клепают мины-самоделки.
Собака ищет по запаху взрывчатого вещества, и её природный нюх пока не смогли заменить электроникой. Исключительная обонятельная селективность носа этого животного позволяет расщеплять запах на молекулярном уровне. Самый лучший газоанализатор способен это делать, но только в стерильном помещении, а собака производит точный «анализ» на фоне множества других запахов.
Учёные утверждают, что любая дворняжка легко различает их до 2 млн. Поэтому ни в одной армии мира, даже в самых промышленно развитых государствах, до сих пор не отказались от использования обученных на поиск взрывоопасных «сюрпризов» животных. Россия не исключение.
— Вы сами применяли собак при разминировании?
Можно сказать, что стал «основоположником» военной кинологии в 201-й мотострелковой дивизии (МСД), а то и во всём Ограниченном контингенте советских войск в Афганистане (ОКСВА). Шучу, конечно, но когда я в 1981-м старшим лейтенантом принял в Кундузе командование взводом разминирования, то вместе с бойцами и техникой получил четырёх отощавших служебных собак. Никто не знал, что с ними делать. Прислали их вместе с вожатыми в конце 1980-го из Союза, а зачем они и как их использовать на войне, никто не понимал. Я тоже. Знал, что применяли их в Великой Отечественной войне, но как мне с ними здесь поступать? Ни наставлений нет, ни даже норм кормления — вообще никаких документов. Собака одна подорвалась на гранате-растяжке, замучился её списывать. В армии ведь всё на учёте — от танка до сапога. Еле-еле списал по акту как «материально-техническое имущество».
— С живыми псами как поступили?
— Стал расспрашивать солдат-кинологов, чему их полгода учили в 4-й центральной школе военного собаководства — так прежде именовался наш 470-й учебный центр служебного собаководства. Что выпытал, стал повторять. Приучал собак к запаху взрывчатки.
— Тол в еду подмешивали?
— Это распространённое заблуждение. Собакам в корм взрывчатку не кладут. Я брал толовую шашку, на неё сверху — кусочек лакомства. Очень скоро мои четвероногие подопечные вспомнили подзабытые уроки из собачьей школы, и я стал брать их на реальную проводку колонн. Мы, сапёры, всегда шли первыми. Практика показала, что работают животные хорошо и быстро. Правда, недолго.
Афганские жара и пыль наших восточноевропейских овчарок быстро выводили из готовности. От 15 до 45 минут занималась поиском одна собака, затем я её отправлял в БТР, а оттуда мне бойцы доставали следующую. Находя на дороге или на обочине мину, собака садилась рядом или подавала сигнал лаем. Я приказывал своим солдатам укрыться, шёл, смотрел, что за «сюрприз» подготовили душманы для шурави? В зависимости от типа боеприпаса и способа его установки или сапёрной «кошкой» выдёргивал мину, или уничтожал накладным зарядом. Подрывов у нас не было. Это заметили и отметили старшие командиры, что дало мне повод для подачи рапортов с целью дать моим собакам жить «по-людски».
— Это как?
— Во-первых, решил вопрос с питанием. К тому времени по моим рапортам из СССР доставили документы: животным полагается мясо второй категории. Какое мясо, какой категории? Весь личный состав ОКСВА на консервах сидит!
В штабе в Кабуле «пересчитали» рацион на тушёнку и ошиблись на один нолик — лишний приписали. Вместо 150 г вышло 1,5 кг на каждую собаку.
Ошибку через какое-то время заметили. Пришёл ко мне начальник продовольственной службы с требованием вернуть излишки. Подвёл его к собакам, говорю: «Забирай!»
К тому времени я «пережил» инспекцию будущего генерал-майора и Героя Социалистического Труда, а тогда начальника инженерных войск 40-й армии Валентина Валентиновича Келпша. Он своими глазами увидел, как мои собаки работают на разминировании, а после ратных трудов отдыхают в хороших вольерах. Мало того — даже бассейн для служебных животных у меня был! Келпш похвалил и приказал мой передовой опыт распространить по всем инженерно-сапёрным частям в Афганистане. Так что от начпрода я «отбился» легко, тем более что и у командования 201-й МСД сапёры были на хорошем счету: в нашей зоне ответственности колонны проходили целыми и невредимыми.
— Сколько мин обезвредили ваши собаки в Афганистане?
— Не считал, как-то на войне было не до статистики. Часть находили бойцы со щупами и с миноискателями, часть — кинологические расчёты. Общий результат работы в комплексе — положительный.
— Были среди псов «отличники боевой и политической подготовки»?
— «Отличница» была — овчарка Дара. Отдавали мы её в пехоту на боевой выход в горы. Там БТР, на броне которого их с вожатым подорвали из противотанкового гранатомёта. Слетели от разрыва на землю, побились оба. Месяц потом собака не могла работать по минам. Затем, кажется, пришла в себя, но неожиданно у неё открылся совершенно иной талант. Шла колонна по уже проверенной с утра сапёрами трассе, и вдруг Дара прыгает сверху в люк бронетранспортёра к механику-водителю, кидается ему на ноги и буквально блокирует работу. Солдат пытается её согнать, а она рычит, огрызается. Этот передовой БТР охранения остановился, за ним встали и все грузовики. И тут по ним началась стрельба. Благо со значительного удаления душманы с вершин стреляли, никто не пострадал. Но если бы колонна втянулась на участок, где противник устроил засаду, там бы их всех пожгли и перестреляли.
Как Дара на ходу БТР смогла издалека учуять запомнившуюся ей смесь запахов «духа» — немытого тела, оружейной смазки и сгоревшего пороха, — никто не понял. Но ведь сработала как! Вскоре эту овчарку у меня буквально вымолил командир разведбата 201-й МСД, и его разведчики эту собаку чуть ли не облизывали, потому что Дара ещё не раз спасала солдатские жизни, заранее предупреждая о засадах врага.
— После Афганистана ваша служба тоже оказалась связана со служебными собаками?
— В академии инженерных войск тема моего диплома была такая: «Применение служебных собак в армейской контрнаступательной операции». После практики в теории рассчитал, что пёс-сапёр и в обороне, и в наступлении действует эффективнее солдата со щупом и с миноискателем — быстрее и качественнее. Затем я долго служил в 470-м учебном центре служебного собаководства Вооружённых сил России. После ухода в запас работаю в этой войсковой части преподавателем цикла.
— Какие породы наиболее эффективны при поиске мин и других боеприпасов?
— Немецкая и восточноевропейская овчарки, бельгийская овчарка малинуа. Раньше применялись охотничьи породы и эрдельтерьеры, сейчас их в наших войсках нет.
— Кто лучше ищет: сука или кобель?
— Девочки старательнее и надёжнее в работе. Но дважды в год из-за женских проблем — течки — выбывают их строя. Мальчики работают быстрее, но чаще отвлекаются. Что с них возьмёшь, кобели…
— Как оцениваете применение животных сейчас, при разминировании в Донбассе?
— Оценивать не берусь: я не нахожусь на месте работы кинологических расчётов, а судить с чужих слов или после просмотра телевизионных репортажей глупо. По моему твёрдому убеждению, место служебной собаки — второй эшелон боевых порядков войск. На передовой, а тем более в городских боях, животные часто теряют рабочую форму из-за контузий. Хоть чужая, хоть своя артиллерийская стрельба для них губительна: глохнут.
Единственное, на мой взгляд и взгляд моих коллег, применение на линии фронта — высыл собаки в свободный поиск противника в указанном направлении. Вожатый при этом остается в укрытии. Но это тоже только частная задача. Собаку нельзя посылать в густую траву. Растяжек она не замечает, гибнет. Пыльца в разнотравье забивает нюх. Дороги, обочины — вот профиль работы такого сапёра.
Лично я считаю, что сейчас более важным является применение не собак минно-разыскного профиля, а караульных. В Донбассе и на Украине противник активно использует диверсионно-разведывательные группы. Обученные немецкие, восточноевропейские, среднеазиатские и южнорусские овчарки обеспечат надёжное боевое охранение ближних тылов наших войск. Полевые ремонтные мастерские, склады горюче-смазочных материалов и боеприпасов, пункты управления беспилотниками и аппаратные связи, мобильные хлебозаводы — всё это нуждается в защитных барьерах. Служебная собака почует диверсанта за 100—600 м. Молчаливым оповещением — рывок поводка, резкий подъём — она предупредит вожатого, который поднимет на ноги дежурное подразделение. Предупреждён — значит вооружён, и служебных собак в борьбе с ДРГ в полевых условиях пока не смогут заменить никакие технические средства охраны.