— За вами с юных лет тянется слава отца — чемпиона Европы и двукратного призёра мировых первенств в плавании Романа Щёголева. Не было ли внутреннего протеста, когда родители отвели в бассейн?
— Меня мама с папой вообще не хотели в плавание отдавать. Наверное, потому, что на себе прочувствовали, что такое тренировки пловца, насколько они тяжелы. И просто меня жалели. Поначалу приводили к бабушке — поплескаться в лягушатнике, у меня ведь бабушка тоже бывшая пловчиха. А потом я как-то втянулся. Был случай, когда мы всей семьёй отдыхали в Турции и я, ещё не умея плавать, прыгнул в бассейн. Отец кинулся за мной, поймал, вытащил на берег, но, стоило ему отвернуться, я прыгнул в бассейн снова. И поплыл. После этого папа отвёл меня в «Экран», где когда-то тренировался сам, но без какой-либо спортивной цели. И до седьмого класса я плавал в своё удовольствие. Цели появились позднее.
— Про спортивную карьеру вашего папы я знаю почти всё. А на каком уровне выступала мама?
— Она до 14 лет тренировалась у своего отца — Андрея Богданова, который стал вторым на Олимпийских играх в Монреале.
— В эстафете 4 × 200 м вольным стилем. Прекрасно помню, поскольку той сборной руководил мой отец.
— Деда я, к сожалению, никогда не видел. Он погиб до моего рождения, утонул летом 1999-го. У меня дома хранится его серебряная медаль.
Просто мама плавала не слишком долго — ей надоело. Выполнила норматив мастера спорта и ушла в синхронное плавание. Стала чемпионкой Европы среди юниорок, мастером спорта международного класса. Но в сборную её не взяли, поскольку она была из Питера. По тем временам это считалось серьёзным препятствием.
— Когда вы сами стали воспринимать себя как профессионального пловца?
— Когда впервые добился медали на юниорском первенстве России. После этого начал уже осмысленно ставить перед собой всё более и более высокие задачи.
— На Олимпийских играх в Токио вам тем не менее не удалось проплыть в финале, хотя в команду вы отобрались. Как считаете, шанс был?
— Теоретически да, но эмоционально я оказался к нему не готов. Игры стали для меня всего вторым взрослым турниром, и эмоции просто захлестнули слишком сильно: в предварительном заплыве эстафеты 4 × 100 м я свой этап провалил, и меня, естественно, в финальную четвёрку не включили.
— В каком-то смысле вам, наверное, просто не повезло: начали выступать на взрослом уровне, готовиться к своей первой Олимпиаде — и почти сразу угодили в пандемию, лишившись возможности полноценно тренироваться.
— Я всё равно продолжал работать. Первый месяц в этом плане оказался наиболее тяжёлым, заниматься можно было только в зале. Соответственно, я бегал, тянул резину, качал мышцы, а потом родители договорились со своими знакомыми, и меня стали один раз в день за небольшую плату пускать в 15-метровый бассейн при фитнес-клубе. Там мне удавалось плавать по 2 км в день. А спустя какое-то время спортсменам открыли доступ на базу «Озеро Круглое», мы поехали туда и начали тренироваться уже нормально.
— Почему кроль, а не какой-то другой стиль?
— Наверное, гены повлияли. Вообще, я всеми стилями хорошо плаваю. Начинал когда-то с баттерфляя и кроля, потом перешёл на спину… 100 м комплексом хорошо плыву, хотя брасс немножко выпадает.
— Тренироваться у собственного отца тяжело?
— На самом деле нет. Дома мы о плавании не говорим, если вы об этом.
— Роман очень сильно переживал за вас в Абу-Даби и даже признался мне, что старается в ходе соревнований не попадаться вам на глаза.
— Я сам обычно прошу его держаться подальше.
— Почему?
— Мне перед стартом нужна самостоятельность. Если чувствую, что за мной ходят, носят вещи, контролируют мои действия или просто подстраховывают как-то иначе, становится тяжелее настроиться на выступление. Излишняя забота расслабляет.
— Соглашусь. Какой из стартов этого сезона для вас более ценен в плане опыта — чемпионат Европы по водным видам спорта в Будапеште или декабрьский мир на короткой воде?
— Абу-Даби однозначно. На чемпионате Европы я плыл не так много дистанций, да и соперники там были попроще. В каждом виде от нашей страны стартовали по четыре человека, и нужно было просто проплыть утром со вторым результатом, чтобы пройти в финал. Здесь же приходилось очень серьёзно бороться уже в предварительных заплывах.
— Ваше единственное личное серебро на дистанции 200 м вольным стилем — это поражение или победа?
— В финал я вышел с пятым временем, так что с этой точки зрения медаль — определённое достижение. Просто мой лучший результат на двухсотметровке составляет 1:41,0, и очень тяжело не думать, что с этим временем я был бы в Абу-Даби первым.
— Мне показалось, что вы слишком поздно увидели соперника на той дистанции.
— Я увидел его метров за десять до финиша, когда меня уже стало порядком накрывать. Доплывал на зубах. Не думал, если честно, что кореец так близко. Рассчитывал, что у меня есть запас.
— Первая мысль, когда посмотрели на табло?
— Блин, ну как так? Опять 0,03…
— В каком смысле «опять»?
— На юношеском чемпионате мира я проиграл 0,03 на дистанции 50 м баттерфляем, 0,04 — на 200 м кролем. Вообще, такое часто со мной бывает. Я умею перегорать, скажем так. Поэтому в ходе соревнований стараюсь максимально отвлекаться от предстоящего старта.
— В связи с чем и когда вы про себя поняли, что умеете перегорать?
— Как раз на том первенстве мира, где проиграл 0,03 на полтиннике. Вышел на старт, прыгнул в воду, а за пять метров до финиша успел подумать, что могу не попасть в финишное касание. И не попал. Плыл первым, а стал четвёртым.
— Из чего состоит ваша жизнь, помимо плавания?
— Учусь в политехническом университете Санкт-Петербурга на инженера-проектировщика.
— Интересный выбор.
— Родители не слишком хотели, чтобы я шёл по их стопам и становился тренером. Да я и сам не был настроен на эту профессию. Выдающимися наставниками становятся единицы, и так получается, что большинство выпускников института физкультуры идут работать в фитнес-клубы. А инженер-проектировщик — это не только строительство, но и множество других сфер.
— Из сказанного я делаю вывод, что вы хорошо учились в школе.
— Я и правда хорошо учился. На экзаменах набрал 264 балла, получил надбавку 10 баллов за звание мастера спорта международного класса и прошёл на бюджет.
— Для вашей семьи это было принципиально?
— Не слишком. Я бы в любом случае пошёл учиться. 80 тыс. рублей за семестр — это сумма, которую я способен заработать плаванием. Хотя мы, разумеется, обсуждали это дома, родители были готовы помочь.
— В поездках вы успеваете куда-то выбираться?
— Только в дни отдыха. Когда прилетели в Абу-Даби, я выбрал время, прошёлся вдоль трассы «Формулы-1», посмотрел на болиды — это был последний день тестовых заездов. Получил массу впечатлений. Ещё съездил в мечеть шейха Зайда. С учётом того, что я учусь почти что на архитектора, было очень познавательно.
— Если бы вам предоставилась возможность провести тренировку с любым пловцом мира, кого бы выбрали?
— Интересно было бы посмотреть, как тренируется Калеб Дрессел, как он отрабатывает свои знаменитые старты.
Да и вообще с удовольствием поплавал бы в других странах. Совершенно очевидно, что методика у них и у нас отличается довольно сильно.
— Почему так считаете?
— Вижу, как люди плавают на разминках. У них нет монотонных серий — это бросается в глаза. Самое тяжёлое в плавании — приходить на тренировку, зная, что сейчас будешь делать ту же самую работу, которую делал уже тысячу раз.
— А что в плавании самое крутое?
— Старты. Соревноваться с людьми, которые не слабее тебя. И побеждать.