— Что для вас Рамзау — место, где комфортно, или место, где тяжело?
— Это сильно зависит от погоды. Мы каждый день катаемся на глетчере, там бывает очень ветрено, очень холодно, и если к этому добавляется обледенелый снег с дождём, тренировка даётся очень тяжело, исключительно на морально-волевых. Катаемся ведь мы долго... Иногда вообще бывает такой сильный туман, что вытянешь руку — и не видишь её. А вот если на глетчере солнышко и прекрасно нарезанная лыжня, времени вообще не замечаешь. Можно и два часа с удовольствием покататься, и три. Вообще погода здесь сильно поменялась за несколько последних лет. Помню, как мы приезжали в Рамзау ещё юниорами, здесь в мае было 20—25 градусов тепла. А в этом году в это время даже не полностью сошёл снег. Да и сейчас пока не слишком фартит в плане погоды. Надеюсь, что на следующем сборе в Валь Сеналесе будет получше.
— Почти все сборы этого сезона у вас запланированы на высоте. Какие у вас с ней отношения?
— Кто же знает? Высота — это такая штука, когда многое зависит от собственного состояния, насколько ты готов.
— Накануне этого разговора я спрашивала вашего тренера Маркуса Крамера о причинах не совсем объяснимого спада на чемпионате мира в Оберстдорфе. Свою версию он изложил, но посоветовал задать этот же вопрос вам.
— Мы с Маркусом не то чтобы сошлись на одной точке зрения, просто он показал мне график моего сердечного ритма на том сборе, где пришлось форсировать подготовку.
— После того, как вы переболели?
— Да, сразу после «Тур де Ски». Я тогда перестала вообще всё понимать: своё самочувствие, свой организм, в каком направлении мы движемся. Знаете, это такое состояние, когда голова готова тренироваться, хочет показывать классный результат, знает, что для этого нужно, а тело противится этому и как бы говорит: «Извини, не сегодня». Какой-то глоток свежего воздуха в том состоянии давала лишь хорошо сделанная работа. Но выйти на оптимальный для себя уровень я так и не смогла.
— По словам Крамера, было ошибкой три раза стартовать на этапе Кубка мира в Фалуне.
— Возможно. Просто тогда у нас даже не было речи о том, чтобы пропустить какие-то старты. Да, я приехала после болезни, но мы с Маркусом были уверены в том, что мне нужны эти гонки для того, чтобы побыстрее почувствовать соревновательные кондиции. Только спустя время поняли, что этого не нужно было делать. Плюс в Фалуне было холодно, там был достаточно медленный снег. Всё это вроде бы нюансы, но они влияют на результат, на физические кондиции. Обидно, конечно, что в Оберстдорфе не получилось показать свой максимум, пробежать так, как я делала это до чемпионата мира и сразу после, но, честно говоря, я уже не переживаю по этому поводу. Сделала выводы.
— Могли бы сравнить своё внутреннее состояние до рождения ребёнка и после? Что изменилось?
— Мы недавно разговаривали на эту тему с подругами, которые тоже недавно стали мамочками, и я сказала: «Вроде бы мы внешне такие же, а на самом деле совсем другие люди». Рождение ребёнка, конечно же, всё меняет. В физическом плане я стала выносливее. Беременность — это вообще история про выносливость. Сложно физически, сложно морально. До рождения сына я смотрела гонки и просто грызла пальцы от нетерпения: ужасно хотелось как-то подогнать время, чтобы уже поскорее снова вернуться в команду и начать тренироваться. Я думала о том, какая там классная атмосфера, как все стараются.
А вот когда родился Арсений, у меня в голове вообще не было никакого спорта. Была только мысль, что я ничего не умею, ничего не знаю, что я, наверное, плохая мать... Наверное, все женщины так или иначе через это состояние проходят. По крайней мере, у всех моих подруг такие мысли были. Поэтому я и заставила себя отбросить все мысли и сконцентрироваться на ребёнке.
— Удалось?
— На какое-то время да. Я в полной мере успела почувствовать, что не так просто, оказывается, не спать ночами, наступать себе на горло в очень многих моментах. Даже сейчас, когда я нахожусь далеко от семьи, порой ставлю интересы своего ребёнка выше собственных, очень сильно чувствую свою ответственность перед ним. Пытаюсь и на расстоянии быть с ним рядом, много общаться. Всё ещё многого не умею, постоянно чему-то учусь. Возможно, на чей-то взгляд вообще неправильно, что я постоянно в разъездах, но в этом плане для меня важно только мнение моей семьи. Для них я самая лучшая, и это сильно меня подпитывает.
— Когда полтора года назад вы возобновили тренировки, не боялись, что можете не успеть восстановиться должным образом? Что придётся пропустить весь предолимпийский сезон?
— Маркусу-то я сразу сказала, что вернусь.
— Тем не менее тренер был в шоке от вашего рвения, когда вы позвонили ему через две недели после родов.
— Ну да, это я помню. Я тогда позвонила и попросила написать мне план тренировок, чтобы я начала готовиться к чемпионату России. Он пытался как-то меня убедить, что нужно начать очень спокойно, потихонечку вкатываться, а у меня глаза горят, желание тренироваться просто распирает... Но в итоге мы не форсировали процесс. Маркус очень внимательно за этим следил и периодически меня притормаживал.
— Если вспомнить наиболее удачные для вас гонки прошлого сезона, какая-то из них стоит особняком?
— Это гонка преследования в Тоблахе, которая прошла в день рождения Арсения. Ему исполнялся год, и я проснулась утром с ощущением, что сегодня обязательно должно произойти что-то хорошее.
— То есть не выиграть вы в этот день не могли?
— Получается, что так. Запомнилась и вторая гонка, которую я выиграла в Энгадине. Там всё получилось как-то очень легко. Видимо, меня просто отпустило после чемпионата мира — как будто второе дыхание открылось. Хотя продлилось это состояние не так долго, как мне хотелось бы: на чемпионате России такого классного состояния уже не было.
— Вам комфортно тренироваться в группе Крамера после того, как в неё пришли Федерико Пеллегрино и Франческо де Фабиани?
— Да. Итальянцы — классные ребята. Мне кажется, что и для Маркуса это определённый глоток свежего воздуха. Когда из года в год работаешь с одними и теми же спортсменами, от этого устаёшь, замыливается глаз.
— Вы сейчас повторяете слова тренера или думаете так сами?
— Это исключительно моя точка зрения. Я ведь вижу, что Крамеру бывает тяжело проводить так много времени в отрыве от семьи, в чужой стране. Ему, как и всем нам, нужна передышка, какие-то свежие эмоции. В этом плане три новых человека в группе (кроме итальянцев, это ещё Тереза Штадлобер) — очень хороший эксперимент для всей нашей команды.
— Я бы, наверное, меньше удивилась, услышав в вашем голосе нотки ревности. Спортсмены вашего уровня обычно бывают эгоистичны, требуют к себе максимум тренерского внимания.
— В этом плане у нас всё в порядке: внимания Маркуса с лихвой хватает на всех. Что до эгоизма, мне, например, всё равно, кто как тренируется, какие объёмы выполняет. Я сосредоточена только на том, что делаю сама, и не люблю, когда мне мешают. При этом мне нравится, когда у окружающих меня людей всё хорошо, когда в команде всем комфортно. У нас это именно так.
— В какой момент вашей жизни в ней возникли съёмки в кино?
— В марте прошлого года, когда Арсению исполнилось два месяца. О том, что я буду дублировать главную героиню (фильма о Елене Вяльбе «Белый снег». — RT), я знала заранее — Елена Валерьевна мне сразу сказала, что никого другого в этом качестве просто не видит. Соответственно, я пришла домой и спросила мужа: «Едем?» — «Едем». И мы поехали в Кировск, где шли съёмки.
— В процессе этой работы вам удалось узнать о Вяльбе что-то такое, о чём вы раньше не подозревали?
— Да. Таких моментов было много. Многие, думаю, даже не подозревали до выхода фильма, что у Елены Валерьевны могут быть какие-то слабости, что она может плакать от обиды, от отчаяния. Хотя даже во время наших соревнований видно, что Вяльбе всегда очень эмоционально реагирует, особенно на победы. Как руководитель Елена Валерьевна очень сильный и строгий человек, но рядом с ней всегда чувствуешь себя очень защищённой и знаешь, что все решения будут справедливыми. Не так много руководителей способны до такой степени постоять за своих спортсменов.
— А чисто по-женски к Вяльбе можно прийти поплакаться?
— Конечно!
— Или для этого в большей степени подходит Маркус?
— Для этого у меня прежде всего есть муж, который всегда знает, как меня успокоить в той или иной ситуации. Я вообще такой человек, который не «загоняется», не накручивает себя по мелочам. Но даже когда что-то случается и я пытаюсь расклеиться, Никита обычно говорит: «Ты что? У нас всё хорошо!» И я понимаю, что у нас действительно всё хорошо.
— Одной из ваших главных конкуренток вот уже который год остаётся Тереза Йохауг. Вы же наверняка задаете себе вопрос: за счёт чего её можно обыграть? И так ли она недосягаема, как принято считать?
— Не думаю, что это так. Я Терезу обыгрывала — в Фалуне. Пусть это случилось всего один раз, но было кайфово. Может быть, у меня получилось выиграть у Йохауг как раз потому, что я не отношусь к ней как к какому-то недосягаемому идолу. Мне вообще не очень нравится слышать, что каждая из нас хочет обыграть Терезу... Да, это круто, но слишком узко в моём понимании. Когда до такой степени зацикливаешься на одном-единственном сопернике, это сильно ограничивает. Не говоря уже о том, что сама мысль стать лучше, чем кто-то, как бы изначально подразумевает, что ты хуже. А это в моём понимании неправильно со всех точек зрения. Поэтому я не ставлю перед собой задачу опередить конкретно Йохауг. Для меня она просто одна из соперниц, и её можно точно так же обыграть, как и остальных. Мне нравится думать именно так.
— Игры в Пекине будут для вас вторыми. Перед Пхёнчханом, когда вы вообще не знали, что такое Олимпиада, было проще?
— Однозначно. Выступать всегда проще, когда никто на тебя не рассчитывает и ничего не ждёт. Хотя сама я и тогда уже прекрасно знала, в какой гонке хочу стартовать и за какое место бороться. Можно сказать, заранее запрограммировала себя на ту бронзу.
— Если бы план собственных выступлений на Играх в Пекине зависел только от вас, какие дистанции выбрали бы?
— Как раз недавно обсуждали это с Маркусом и пришли к тому, что хотим стартовать практически во всех видах. Это, на самом деле, нормально. Когда человек стартует на каждой дистанции, это означает, что он хорошо себя чувствует, находится в хорошей форме, быстро восстанавливается и уверен в себе. Если же какую-то из дистанций спортсмен пропускает, значит, он не слишком готов или знает за собой какую-то слабость. Я в принципе уже сейчас знаю, чего хочу, знаю, каким и на какой дистанции будет рельеф, просто сейчас об этом рановато говорить.
— Иначе говоря, процесс олимпийского программирования в вашей голове ещё не запущен?
— Пока я настраиваюсь в первую очередь на то, чтобы получить удовольствие от сезона. От Олимпийских игр в том числе.
— Как, кстати, трактовать вашу фразу об олимпийских трассах? Разве информация об их рельефе общедоступна?
— Нет, но у меня эта информация есть. Я была бы не я, если бы не сумела разузнать всё, что меня интересует.
— Но каким образом?
— Не скажу. Пусть это останется моим секретом.