Реакция Анастасии Мишиной и Александра Галлямова на поражение в финале чемпионата страны стала одним из самых драматичных моментов турнира — настолько сильным, что, даже набирая через двое суток номер Анастасии, я чувствовала себя как человек, которому предстоит говорить о верёвке в доме повешенного.
— До сих пор не могу понять: что должно было случиться, чтобы вы упали в самом конце программы при исполнении наиболее стабильного и надёжного элемента?
— Я тоже до конца этого не понимаю. Когда пересматривала наш прокат, обратила внимание, что был незначительный завал на спину, но точно не настолько критичный, чтобы не сделать выезд. Возможно, просто не хватило сил, но на самом деле ответа у меня нет.
— Знаю, что в воздухе ошибку обычно чувствуешь сразу, если она случилась в начальной фазе. Не промелькнуло в голове подобное?
— На самом деле нет. Всё было сделано как обычно, поэтому и опасений никаких не было. Этот выброс мы делаем всегда, в любом состоянии, он всегда получается чисто, потому, собственно, и стоит в конце программы.
— Когда ждали оценок в зоне kiss and cry, всё равно верили, что останетесь первыми?
— Я не видела, как откатали свои программы другие пары. Слышала, когда объявляли оценки, что баллы у Саши и Димы достаточно высокие, но не знала, были у них ошибки или нет. Поэтому просто ждала, какие оценки выставят нам.
— Но вы же не могли не понимать, что с грубой ошибкой на элементе и штрафом за падение можете не стать первыми?
— Да, конечно.
— Почему тогда так сильно расстроились? Ладно бы поражение случилось при чистом прокате.
— В моём случае это была реакция не на результат, а на ошибку. Очень хотелось на чемпионате России сделать чистый прокат.
— Задевает, что уже на третьем выступлении партнёр довольно демонстративно начинает высказывать своё недовольство, словно в случившихся ошибках виноваты исключительно вы?
— Неприятно, конечно, но я понимаю, что на самом деле не на меня эта критика направлена, какие бы слова ни произносил Саша. Просто такой вот выплеск эмоций.
— Неужели подобные моменты не осложняют работу в паре? И кто первым идёт мириться, если стычка всё‑таки произошла?
— У нас нет понятия «поссорились — помирились». Мы приходим на тренировку, зная, что каждый должен выйти на лёд в рабочем состоянии, без каких бы то ни было личных проблем в отношениях. И работаем, идём к какой‑то определённой цели. На каждую тренировку есть план: мы заранее знаем, катаем программу по частям, целиком или отрабатываем конкретные элементы. Никаких посторонних тем в процессе работы не обсуждаем вообще. Тратить на это время было бы просто непрофессионально.
— Уже успели поговорить с Александром о том, как планируете дальнейшую подготовку?
— На эту тему всё давно обговорено. В марте у нас финал Гран‑при России в Челябинске, а ближайшие две недели проведём в новогодних шоу у Татьяны Навки. Поэтому сразу после окончания чемпионата России прямо с показательных поехали на ночные репетиции.
— Раньше, насколько помню, в спектаклях Навки вы не катались?
— Это правда, первый раз с ней работаем. Я заменяю Татьяну в роли императрицы в спектакле «Вечера на хуторе близ Диканьки», а Саша у нас князь Потёмкин. Само шоу пройдёт в Питере, так что мы остаёмся на праздниках дома.
— Чемпионат России в каком‑то смысле подвёл итог олимпийского четырёхлетия, пусть даже российские атлеты не участвовали в международных стартах. Вы с Галлямовым уже успели решить, хотите ли продолжать кататься ещё четыре года? Спрашиваю, поскольку знаю, что у вас планируются большие перемены и в личной жизни тоже.
— Если бы у нас с Сашей была возможность поехать на Олимпиаду в Милане, я бы согласилась с вашими словами про четыре года. Но её не случилось, поэтому можно сказать, что новый олимпийский цикл начался для нас на год раньше — если рассчитывать на участие в Играх‑2030.
— А вы рассчитываете?
— Пока на этот вопрос немножко сложно ответить. Во‑первых, российских спортсменов ещё никуда толком не вернули. Во‑вторых, четыре года — это очень большой срок. Конечно, хочется надеяться, что всё будет в порядке и мы по‑прежнему будем способны сохранить высокий уровень. Прекращать кататься мы не собираемся, но я всё‑таки сторонник того, чтобы строить планы менее глобальные. Идти к цели по чуть‑чуть.
— Уже после чемпионата России я услышала такое мнение: мол, лидерам было как никогда важно сохранить чемпионские позиции, поскольку возвращение на международный уровень начнётся для наших фигуристов с минимальных квот. Задумывались над этим до старта?
— Честно? Нет. Думаю, если в следующем сезоне нас допустят к международным турнирам, скорее всего, это будут этапы Гран‑при ISU. А значит, выступать там смогут несколько пар и несколько одиночников. Так что мы по-любому должны оказаться в их числе.
— Весь этот сезон вы фактически навёрстывали то расстояние, на которое вас отбросила травма Александра. Сейчас процесс восстановления можно считать завершённым?
— В определённом смысле — да. Мы снова работаем в полную силу, но не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что времени было упущено довольно много. Другие пары двигались вперёд, у нас же это время ушло на восстановление элементов, спортивной формы. Получается, что с последствиями травмы мы справились, но сильно вперёд не ушли.
— После двух подряд ошибок в поддержках, сделанных на этапах Гран‑при России, мне кажется, вам должно быть гораздо страшнее работать на высоте. Невозможно ведь не думать, подломится у партнёра рука в решающий момент или нет.
— Самое технически сложное в поддержке — это подъём. Когда он уже произошёл, всё гораздо спокойнее, никакого страха нет. Опасение, что элемент может не получиться, действительно бывает. Но мы работали перед чемпионатом России над поддержками очень много — наверное, в три раза больше, чем всегда. За те полгода, что у нас с Сашей не было возможности отрабатывать парные элементы, в ощущениях пропало что‑то такое, чему я даже не могу подобрать название. Какое‑то очень тонкое взаимодействие. Может быть, немножко сбилась техника, из‑за чего движения при заходе на элемент перестали идеально совпадать. И как следствие, произошли те самые ошибки на этапах Гран‑при.
— На чемпионате России такое несовпадение тоже имело место?
— Там у нас всё получилось более‑менее неплохо, но всё равно считаю, что мы ещё не до конца восстановили технику. В тех же поддержках всё должно исполняться легче и быстрее.
— Альберт Галичанин и Игорь Качаев, с которыми вы работаете над хореографией, — люди не из фигурного катания. Что вам даёт это сотрудничество?
— Иной взгляд на то, что мы делаем на льду. Эта работа не всегда проста, но очень интересна.
Иногда мы с Сашей пытаемся спорить, доказывать, что перенести на лёд какие‑то вещи невозможно в принципе, но начинаем пробовать — и в итоге часто получается именно тот результат, которого от нас хотят добиться. Мы очень много времени отрабатывали мелочи, которые передают настроение программы: жесты, взгляды. Два хореографа — это ещё и два разных мнения. Когда они складываются воедино, в одну программу, получается здорово.
— Я видела одну из ваших тренировок, и мне даже показалось, что столь дотошная и не слишком привычная работа вас порой сильно утомляет.
— Зато она приносит результат. Мне кажется, что эмоционально мы откатали обе программы в Санкт‑Петербурге гораздо лучше, чем было в Казани и Омске. На этапах мы думали больше про элементы, но это и понятно.
— Ваш с Галлямовым показательный номер заставил меня вспомнить услышанную когда‑то фразу: мол, лидеры не могут позволить себе быть смешными на льду. Понятно, что речь шла о соревновательных программах, но вы согласны с такой точкой зрения?
— Я бы не согласилась. Мне кажется, что смешные, весёлые программы всегда смотрятся хорошо. И главное — хорошо воспринимаются зрителями. Я заметила, например, что в сильнейшей разминке у нас единственных была весёлая, заводная постановка. Когда фигуристы катают исключительно серьёзные, драматические темы, мне кажется, и на трибунах возникает напряжение, которое хочется разбавить. Поэтому сама я всегда любила менее серьёзные постановки. Если бы ещё можно было добавить секунд 20…
— В короткой программе или в произвольной?
— В произвольной. Короткая — это чисто элементы. Уложить их в 02:50 и при этом показать интересную, оригинальную постановку очень сложно. В произвольной возможностей чуть‑чуть больше, но всё равно времени катастрофически мало.
— А вы не начнёте умирать прямо на льду, если добавить к произвольной ещё 20 секунд?
— Наоборот. Дополнительное время позволило бы сделать внутри программы какие‑то растанцовочки, добавить не элемент, а именно хореографию. Есть же у танцоров дорожка от бортика до бортика? Мне кажется, парное катание такие вещи украсили бы. Сейчас же, получается, мы можем позволить себе какую‑то свободу только в показательных номерах.
— Насколько сложно найти возможность для тренировок, когда ежедневно приходится кататься в шоу? И есть ли вообще такая необходимость?
— Что‑то тренировать мы точно будем, чтобы банально не растерять форму. Может быть, даже не на льду, а в зале: прыжковые элементы, поддержки, подкрутки.
— Александра Бойкова и Дмитрий Козловский уже прочно освоили четверной выброс, который стал, можно сказать, знаковым элементом программы. Чем собираетесь ответить на это вы?
— Понятно, что на следующую четырёхлетку нашего нынешнего контента уже может оказаться недостаточно, поэтому сейчас, когда все последствия травмы Саши устранены, над усложнением мы будем думать более чем серьёзно. Прежде всего над усложнением прыжков. На тренировках мы уже пробовали делать тройной лутц, он очень даже неплохо получался, просто над ним нужно больше поработать — так же, как и над выбросами. Я бы попробовала потренировать четверной. Не готова обещать, что мы сумеем так вот сразу этот элемент освоить, но для нас это точно не единственная возможность повысить стоимость контента.
— Вы используете в работе какие‑то тренажёры для отработки скорости вращений?
— В детстве я очень много работала на таких тренажёрах, когда ездила на сборы к Алексею Николаевичу (Мишину. — RT). И как раз занималась на его знаменитой «крутилке» — до сих пор, правда, не знаю, как правильно её называть. Она, как мне кажется, как раз нужна в детстве, когда у ребёнка формируется крутка. Сейчас для меня нет проблем с тем, чтобы быстро вращаться, сложнее бывает поймать правильный момент раскрытия. Поэтому на тренировках мы используем лонжу, чтобы выучить сложный элемент без ненужных падений.
— Такая работа всегда требует много времени.
— Оно у нас появится после Нового года, когда закончатся шоу. Возможно, мы даже успеем выучить новые поддержки и всякие интересные штучки для следующего сезона. А после финала Гран‑при уже займёмся более основательной работой: освоением новых элементов, постановкой новых программ, их отработкой. На это у нас будет почти полгода.
— Сейчас, как понимаю, вам приходится параллельно с тренировками заниматься подготовкой к собственной свадьбе?
— Мы занимаемся этим вместе с моим будущим мужем, хотя, если честно, занимается в основном он. Я в последние месяцы гораздо больше концентрировалась на подготовке к этапам Гран‑при и чемпионату России. Как раз в новогодние праздники, думаю, можно заняться организацией уже плотнее.
— Как, кстати, вы отнеслись к тому, что в новогодние праздники ваш тренер Тамара Москвина примет участие в шоу Ильи Авербуха в образе черепахи Тортилы?
— Когда я услышала об этом, сначала подумала, что это какой‑то прикол. Сейчас же мне кажется, что для Тамары Николаевны такое предложение очень важно. Потому что даёт возможность почувствовать себя не только тренером, но и человеком, способным поднять настроение очень большому количеству зрителей. Возможно, даже не только развеселить, но и мотивировать людей, показать им, что активная, насыщенная жизнь возможна в любом возрасте — даже когда тебе за 80.
— Получается, что теперь Москвина тренируется вместе с вами?
— Она всегда работала в коньках, но сейчас я вижу, что Тамара Николаевна именно готовится к выступлению на публике. Пробует какие‑то шаги, спирали, отрабатывает их, чтобы элементы не оказались травмоопасными. Так что мы за своего тренера абсолютно спокойны.
— Ну и заключительный вопрос, раз уж мы разговариваем с вами в преддверии Нового года. Знаю, что вы умеете и любите кулинарить, часто готовите что‑то вкусное на всю семью. Что будет на праздничном столе в этот раз?
— Да как‑то так повелось, что мне достаются блюда, которые можно приготовить впрок — чтобы получилось много и надолго хватило. Например, тирамису. Говорят, что получается у меня очень вкусно, правда, сама я оценить это не способна. Гораздо больше удовольствия я получаю не от вкусной еды, а от того, что могу её приготовить и кого‑то угостить.