— Со стороны кажется, что фигурное катание для вас — сплошное удовольствие, в котором нет места стрессу. Честно говоря, удивилась, когда в ходе российского Гран-при обратилась к вам с просьбой об интервью, а вы попросили перенести разговор на то время, когда старты будут позади. Неужели из суеверия?
— Это не суеверие, просто между турнирами у меня было не так много свободного времени, не хотелось нарушать подготовку, как-то отвлекаться. Я люблю выступать, стараюсь всегда получать от своих выступлений удовольствие, но определённый стресс все равно присутствует. Он и должен быть. Всё-таки в соревнованиях мы прежде всего нацелены на результат. Всегда ведь хочется, чтобы всё получилось.
— Чемпионат России почти все фигуристы воспринимают как совершенно жуткий по нервному накалу старт. Вы так же к этим соревнованиям относитесь?
— Это не самый приятный турнир, правда. Когда в прошлом году я приехал в Челябинск, а до этого несколько лет вообще не выступал, первое, что почувствовал, — напряжение. Оно есть всегда, но на чемпионатах страны как-то особенно велико, ты на каждом шагу с этим сталкиваешься. Соответственно, каждые такие соревнования — это непрерывная внутренняя борьба с самим собой. Едва ли не все силы уходят на то, чтобы успокоиться, настроиться на правильные мысли. А потом выходишь на арену, и там тебя снова накрывает напряжение, которое никуда не делось. Оно по-прежнему висит в воздухе, мешает, ты его чувствуешь.
— В какой степени вы спортивны внутренне? Есть желание во что бы то ни стало кого-то опередить?
— Психологически мне проще настроиться на соревнования, вообще не думая о спортивном результате. Но все равно в голове всегда сидит, что нужно прыгнуть, нужно качественно сделать все элементы, получить больше баллов, занять место повыше…
— В этом сезоне вы финишировали четвёртым в розыгрыше российской серии Гран-при, вошли в десятку на чемпионате страны. Есть ощущение, что стали лучше, чем были в прошедшем?
— Тяжело судить себя как бы со стороны, но в плане соревновательного опыта я точно прибавил. В прошлом году выходил после большой паузы и реально чувствовал, что отвык соревноваться. Сейчас стало несколько проще.
— Много раз слышала, что фигуристы стремятся выбирать серьёзные темы для программ, поскольку такие постановки лучше заходят судьям, да и эмоций забирают меньше, нежели комедийные сюжеты. Для вас, получается, наоборот?
— Получается, что так. Мне действительно больше по душе катать какие-то весёлые программы, неожиданные образы, правда, понял я это не так давно. Большую часть карьеры тоже думал, что катать что-то серьёзное, классическое было бы проще и во всех отношениях правильнее.
— Я с большим интересом посмотрела в интернете видеосюжет о том, как в межсезонье вы с Егором Мурашовым ставили программу под Сергея Рахманинова. При этом Егор сетовал, что делать подобные постановки куда сложнее, чем придумывать что-то весёлое, с обилием всевозможных фишечек. Получается, стремление к комедийности ваших образов идёт и от постановщика тоже?
— Прежде всего оно идёт от меня и от нашего тренерского штаба. Егор уже отталкивается от высказанных пожеланий. Для него действительно непросто ставить классические программы, поскольку не так много опыта, но я видел, что ему интересно этот опыт приобретать. Думаю, постановочный период для нас обоих был очень полезен, даже несмотря на то что я не стал катать Рахманинова в этом сезоне. Программа получилась хорошая.
— Думаю, для вас не секрет, что классику, и в особенности Рахманинова с его постоянно плывущим ритмом, способны катать немногие. Вам же явно удаётся чувствовать эту музыку, интерпретировать её, добиваться очень мощного визуального эффекта. Но вы от этой программы отказались. Почему?
— Потому что на контрольных прокатах понял, что это немножко не то, что я хотел бы показать. Понятно, что в сентябре никто не катается идеально, все программы вкатываются значительно позже, но Рахманинов — это особенная история. Под эту музыку желательно сразу кататься максимально качественно, иначе она просто перестаёт «звучать».
В общем, всё взвесив, я понял, что работы над этой программой слишком много и можно банально не успеть довести постановку до ума. Но главное — я постоянно чувствовал, что мне не хватает эмоций, которые я получал от произвольной программы в прошлом сезоне. Вот мы и приняли решение вернуться к прошлогодней постановке. Ну и потом я же читаю комментарии.
— В которых болельщики писали, что хотели бы увидеть «Челентано» снова?
— Да. На самом деле мы с тренерами с самого начала были не против оставить эту программу, но почему-то думали, что зрители не захотят видеть её в моём исполнении второй год подряд.
— А вы всегда идёте на поводу у болельщиков?
— Только когда сам внутренне согласен с их мнением. В этом случае принимать решение становится проще.
— Знаменитый актёр Юрий Никулин, проработавший всю свою жизнь клоуном в цирке, как-то сказал: мол, отнюдь не случайно у людей этой профессии всегда грустные глаза. Вам доводится ощущать, что клоунская маска на льду идёт вразрез с тем, что вы переживаете внутри себя?
— У меня немножко другая история. По жизни я человек, который не очень любит проявлять на людях какие-то эмоции. Соответственно, часто их скрываю. А вот лёд даёт возможность всё это выплеснуть, показать себя таким, какой я есть на самом деле.
— Связь с залом в такие моменты как-то вами ощущается?
— Конечно. Я отлично понимаю, какие кусочки программы будут поддерживать эту связь максимально сильно, более того, они как раз на это и рассчитаны. Мне вообще всегда была интересна тема взаимодействия с залом. На мой взгляд, очень немногие фигуристы умеют использовать это в своих программах. Все ведь в основном работают на судей.
— А вы — нет?
— В какой-то степени, конечно же, да, но вот, например, в программе «Челентано», когда после всех прыжков начинается хореографическая дорожка, я на судей почти не смотрю. Только на зрителей. Это всегда вызывает ответные эмоции. Человек сидит, смотрит на то, как люди выступают, а тут вдруг бац — и вы встречаетесь глазами.
— Болельщик сразу начинает чувствовать, что вы катаетесь для него?
— Ну конечно! Понятно, что между четверными прыжками особенно по сторонам не посмотришь, но в конце программы вполне можно себе позволить поиграть с залом.
— Когда в компании соперников появляются парни, которые делают по пять различных четверных прыжков, руки не опускаются?
— Ну так они ведь появляются не внезапно. Я давно обратил внимание на то, как хорошо и легко сейчас начинают прыгать совсем молодые ребята, и понимал, что рано или поздно они начнут исполнять всё это на соревнованиях, причём стабильно.
— И Рома Савосин с палочкой пойдёт на пенсию?
— Ну да, есть такая вероятность. Фигурное катание в этом плане постоянно движется вперёд, особенно мужское одиночное в России. Но вот смотрите, я не вошёл в тройку в серии Гран-при, стал четвёртым. Но показал хорошие для себя прокаты, получил от этого большое удовольствие и, честно вам скажу, ни капли не расстроился из-за того, что не попал на пьедестал.
— Допускаете, что в своём возрасте сумеете выучить какой-то новый четверной? И хочется ли вам этого?
— И хочется, и нужно, как показывают соревнования этого сезона. Не знаю, насколько это возможно в моём случае, но буду над этим работать. Определённую надежду даёт то, что тот же четверной флип у меня когда-то получался. В 22 года я даже его восстанавливал.
— Тренироваться вы не любите?
— Не люблю.
— Как же тогда доводить прыжки до стабильности?
— Мои тренировки сейчас выглядят иначе, нежели в те времена, когда я только начинал серьёзно работать. Сейчас на первый план выходит не объём работы, а поддержание формы. И стабильность прыжков я стараюсь поддерживать за счёт того, что прыгаю меньше, но качественнее.
— Вы с Мурашовым стали, можно сказать, идеологами виртуальной «Лиги чемпионов», придумали целый ряд челленджей. В каких бы хотели поучаствовать сами, зная, что шансы наиболее высоки?
— Думаю, мог бы неплохо выглядеть, выполняя максимальное количество прыжковых элементов за одну минуту. Сделал бы четверной тулуп, потом ещё один и попытался бы быстренько напрыгать тройных флипов. Флип — это, пожалуй, единственный из прыжков, который я могу исполнять практически с места.
— Если длинный разбег не является для вас обязательным условием, почему на турнирах вы заходите на некоторые элементы через весь каток?
— Я достаточно длинно захожу на четверной тулуп, но сальхов и тройной аксель требуют ещё более длинного разбега. Такая у меня особенность, не могу исполнять эти прыжки быстрее.
— Кажется, понимаю, о чём вы: многие прыгуны в воду, стоя на вышке или трамплине, стараются поймать какой-то внутренний импульс, прежде чем начать разбег.
— Да, именно так. У нас существует определённая динамика разбега и прыжка, которая считается стандартной. У меня, видимо, это ощущение чуть более заторможено, поэтому и заход получается длиннее, чем у других. Но вообще, если говорить о челленджах, сложные прыжки я бы доверил ребятам. В нашей команде и Влад Дикиджи прекрасно прыгает, и Матвей Ветлугин. Шансов у них определённо больше, чем у меня.
— Все эти челленджи не увеличивают риск получить травму?
— Идей у нас с Егором много, среди них, безусловно, есть рискованные, но мы решили, что не станем их использовать в текущем проекте как раз с тем, чтобы это не было травмоопасно, не отнимало много времени в тренировочном процессе, не мешало готовиться к основным стартам. Думаю, нашу идею приняли на ура именно потому, что всем интересно отвлечься от рутины, переключиться на что-то новое. Позитивные эмоции никогда никому не помешают.
— Свою идею вы с Егором уже успели запатентовать?
— Нет.
— Не будете жалеть, если с течением времени виртуальная «Лига» превратится в грандиозный бизнес в фигурном катании с букмекерами, ставками и всем прочим и кто-нибудь приберет всё это к рукам?
— Да мы как-то вообще не из-за денег всё это придумали.
— После вашего выступления в прошлом году на Кубке вызова с грандиозной программой «Собачье сердце» количество приглашений в шоу увеличилось?
— Их вообще не было. Этой зимой я, скорее всего, буду выступать на некоторых шоу, жду этого. Мне это интересно в плане работы с публикой, прежде всего.
— А с кем из постановщиков хотели бы поработать, помимо Мурашова?
— Я работал не только с ним. Короткую программу этого года мне поставил Николай Шелякин, вместе с которым мы тренируемся у Алексея Александровича Четверухина. Он же в составе довольно большой команды работал в прошлом году над образом Шарикова в «Собачьем сердце». «Челентано» — это постановка Анастасии Николаевны Казаковой. Из тех, с кем хотелось бы… Интересно поработать с Артёмом Федорченко (экс-фигурист, тренер и популярный тиктокер. — RT). Мне нравится то, что он делает, я подписан на него в соцсетях. Может быть, доведётся когда-нибудь посотрудничать.
— В каком стиле вы совершенно не представляете себя на льду?
— Мне кажется, таких нет. Во-первых, я всегда за то, чтобы попробовать новое, а во-вторых, никогда сразу не отказываюсь от попыток, даже если поначалу не получается.
— Танцуете вы хорошо?
— Люблю и потанцевать иногда, и песни попеть, но тут ведь смотря с кем себя сравнивать. Иногда в зале мы делаем на полу какие-то хореографические вещи, и каждый раз кажется, что перенести это на лёд не составит никаких трудностей. А потом выходишь и понимаешь, что на льду даже близко не получается повторить.
— В одном из интервью вы сказали, что тренерская работа вас вообще не привлекает.
— Не совсем так. Она не привлекает меня в формате постоянной занятости. По образу жизни это ровно то же самое, что жизнь спортсмена, и мне кажется, я к этому не готов. Хочется какой-то передышки между спортом и последующей жизнью. Плюс тренер должен уметь терпеть, ждать. Если в полной мере этими качествами не обладаешь, лучше в эту профессию не лезть, как мне кажется. Хотя не исключаю, что взгляды в этом отношении у меня могут со временем поменяться.
— 25 лет — не самый солидный возраст для спортсмена, но когда все без исключения соперники заметно моложе, это психологически давит?
— На меня точно не давит. Ребята порой подшучивают в раздевалке на эту тему, но я их подколки с юмором воспринимаю. Стараюсь вообще не думать о том, когда могу закончить кататься, как именно это произойдёт. Больше полагаюсь на собственные ощущения. Когда пойму, что всё, — а я уверен, что пойму это сразу, — приму решение о завершении карьеры.
— И начнёте планировать свою новую жизнь?
— Я её и сейчас в какой-то мере планирую. Есть определённые соображения, чем бы хотел заняться после спорта, но пока не хотел бы их раскрывать. Ваши коллеги уже, правда, озвучили, что я журналистом хочу стать.
— Неужели серьёзно об этом думаете?
— Не слишком. Но это одно из направлений, в котором мне было бы интересно себя попробовать. Я ещё в детстве, лет в 14—15, увлекался хоккеем и любил писать какие-то статьи. Даже создавал хоккейные группы в VK, чтобы размещать там свои репортажи. Сейчас, понятное дело, не до этого. Да и вообще ни до чего. Слишком много времени и сил уходит на фигурное катание.
— Но ведь существуют какие-то вечные ценности — семья, любовь, дети, наконец…
— Пока мне абсолютно некогда об этом думать. У кого-то получается совмещать спортивную карьеру и всё остальное, но это точно не мой случай. Лучше так не делать.