— После первого совместного сбора вы сказали, что Софья Самоделкина не воспитана, чтобы быть в спорте долгожителем, и что ей потребуется полная перезагрузка. Что конкретно имелось в виду?
— В моём понимании понятие профессионализма в нашем деле формулируется очень просто: живёт человек ради спорта или нет. Когда спортсмен приходит ко мне и говорит, что его мотивация заключается в том, чтобы восстановить четверной прыжок, выиграть какой-то конкретный турнир или стать узнаваемым, — это, на мой взгляд, ерунда. А вот если он воспитан с мыслью, что спорт — смысл его жизни, никакая дополнительная мотивация вообще не нужна. Как раз такие люди и становятся в фигурном катании долгожителями.
— Попробую с вами поспорить. У всех российских одиночниц, которых нередко именовали «однодневками», в годы активной карьеры не было абсолютно ничего, кроме тренировок и выступлений. Этому так или иначе была посвящена не только их собственная жизнь, но зачастую и жизнь их родителей.
— Правильно. Вот только эти тренировки были большей частью подневольными. Кататься ребёнка заставляли либо мамы с бабушками, либо тренер. Дальше начинается стандартная схема: если кто-то катается лучше, давление со стороны становится лишь сильнее, а тренировки — интенсивнее. Когда я говорю, что спорт — это жизнь атлета, его сознательный выбор, подразумеваю совсем другое.
— Вы ещё во времена выступлений Алёны Савченко говорили, что быть спортсменом — не профессия, а философия, но давайте смоделируем ситуацию: есть достаточно юная фигуристка, вокруг которой идёт непрерывная гонка достижений. Как в этой ситуации убедить себя в том, что ты успеешь догнать тех, кто убегает, если не включиться в эту гонку самому? Независимо от количества травм, самочувствия, желания…
— Это очень трудно сделать, согласен. Но как раз для этого существуем мы, тренеры. Я сам в определённом смысле долгожитель: в 2026-м будет 50 лет, как я стою у борта и считаю себя человеком, который не только учит спортсмена, но ещё и воспитывает его.
— Поэтому и хочу от вас услышать: какие слова вы можете найти, чтобы объяснить фигуристке, чей поезд в общепринятом понимании уже ушёл, ради чего она продолжает тренироваться? В чём смысл быть долгожителем, если на место одних малышек с четверными прыжками каждый год приходят другие?
— А ради чего столько лет каталась Лиза Туктамышева? Вы можете не согласиться, но я не считаю, что в спорте надо обязательно ставить перед собой задачу любой ценой стать первым. Для меня гораздо более ценно, когда мой спортсмен стал долгожителем и вооружился в техническом и артистическом плане так, что его никто тронуть не может.
Да, на этом пути, особенно в его начале, ты не всегда способен победить. Но, во-первых, нужно всегда уважать своих соперников. Во-вторых, если спортсмен на протяжении нескольких лет держится в шестёрке или тройке, это показатель очень высокого уровня. В-третьих, даже если ты проиграл, в этом нет абсолютно никакой трагедии. Из любого результата всегда можно извлечь положительные выводы. Более того, как раз они зачастую становятся решающим фактором в нужный момент — такие случаи в моей карьере тоже были.
— Пример приведёте?
— Поражение Нэйтана Чена на первом же старте олимпийского сезона в октябре 2021-го в Лас-Вегасе. Он тогда остался третьим за Винсентом Чжоу и Сёмой Уно, хотя до этого на протяжении трёх сезонов выигрывал все соревнования, в которых участвовал. Понимаете, какой удар для спортсмена — проиграть после трёх лет непрерывных побед? И это было о-о-очень хорошо.
— Я помню ваши опасения, что Чен так и приедет на Олимпийские игры непобеждённым с сумасшедшим психологическим грузом.
— Совершенно верно. Поэтому и считаю, что тот проигранный турнир очень сильно нам помог.
— Чен в вашем понимании — идеальный пример жизни в спорте?
— У него всегда были очень правильные установки. Вы знаете, например, что Нэйтан в 11 лет поставил ультиматум своей маме? Сказал, что, если они не переедут ко мне в Калифорнию, чтобы тренироваться постоянно, а не кратковременными наездами, у него никогда и ничего в спорте не получится. Причём много лет спустя рассказал мне об этом не сам Чен, а его мама.
— Спортсменам обычно бывает непросто принимать самостоятельные решения, даже когда речь не идёт о смене привычной обстановки — многие предпочитают сохранить всё как есть, но не идти ни с кем на конфликт.
— В такие моменты человек должен понимать, что на кону его собственная жизнь. Именно это стоит положить на одну чашу весов, а на вторую — желание оставаться для всех хорошим. Но если ставить во главу угла be nice по отношению к тренеру, друзьям, родителям и ко всем прочим, спортивная жизнь может пойти прахом. Тем более в нашем виде спорта, где против тебя не только соперники, но иногда — целые коалиции судей и федераций из разных стран.
— Возвращаясь к теме, с которой мы начали: меня не оставляет мысль, что Аделина Сотникова, Юлия Липницкая, Евгения Медведева, да и все те девочки, которые побеждали после них, искренне хотели бы остаться в фигурном катании на долгий срок. Но ни у кого не получилось.
— Мы снова возвращаемся к вопросу воспитания. У этих девочек, как мне кажется, изначально был иной настрой. Не на долгую жизнь в спорте, а на конкретный, достаточно сиюминутный результат. Опять же, могу быть неправ, но рассуждаю так, как воспринимаю спорт сам. Много лет назад у меня был хороший старший друг — сильный и очень незаурядный фигурист, который, к сожалению, рано ушёл из жизни. Как-то мы вместе были на сборах, и я предложил пойти побегать. А он ответил: «Знаешь, я за свою жизнь уже так набегался, что лучше посплю». Для меня это был шок. Я реально не понимал, как спортсмен вообще может сказать, что он «набегался».
— Подобную внутреннюю установку можно переформатировать?
— Да, но не в том случае, когда все устремления человека сводятся к желанию восстановить четверной тулуп или сальхов. Ведь даже если он вернёт прыжок, но завалит его на соревнованиях, психологически снова окажется на том уровне, с которого начал. Перезагружать сознание трудно. В определённом смысле ты погружаешь себя в неизвестность — не знаешь, сможешь ли справиться со своими привычками, с дискомфортом, который наверняка будет возникать, с желанием максимально ускорить процессы, которые вообще нельзя форсировать.
— Что вы имеете в виду?
— Я не раз видел, как тренеры, работая со спортсменками, пытаются восстановить прыжки, которые девочки исполняли, находясь в совершенно другом теле и других физических кондициях. Стоит такой специалист у борта и кричит: «Вот-вот-вот, уже почти получилось!» На мой взгляд, это абсолютный дилетантизм, хотя допускаю, что кто-то, прочитав эти слова, вообще меня не поймёт.
— Как спортсменка, я прекрасно вас понимаю. Но понимаю и то, что по нынешним временам за любую неосторожную фразу, сказанную ученику о его теле, легко можно угодить в суд.
— Ученикам я говорю по-другому. Спрашиваю, например: ты когда ездишь в лифте, обращаешь внимание, что на стенке написано «Вместимость — шесть человек»? А при заезде на мост замечал табличку «Не более двух тонн»? Так и здесь. Речь идёт не о какой-то критике или о том, чтобы кого-то оскорбить, а об элементарной технике безопасности.
Прежде чем спортсмен начнёт у меня прыгать сложные прыжки, я должен быть уверен в том, что на протяжении определённого периода он выполнял все мои задания. Относительно питания — в том числе. Подчинял себя режиму, правильному питанию, добивался той физической формы, которая позволила бы усложнять программы без риска получить серьёзную травму. А я буду наблюдать: что происходит с физической готовностью человека, с его телом. Если увижу результат, который меня устроит, можно выстраивать следующий этап работы. Мне неинтересны тренировки-консультации, после которых все дружно фотографируются у борта и расстаются, довольные друг другом.
— Планируете ли вы выбираться в этом сезоне на какие-то соревнования?
— Не уверен. Возможно, приеду на чемпионат мира в Бостон, если появится такая необходимость.
— Вы имеете в виду необходимость присоединиться к команде Ильи Малинина?
— Да. Но, повторяю, не уверен, что это понадобится. Илья не так давно был у меня в Калифорнии, с ним много работала в части хореографии Ше-Линн Бурн. Он, конечно, очень талантлив. Что ни скажешь — выходит и сразу делает.
— Ну так это же счастье для тренера.
— Я к такому не привык. Уж насколько быстро всё схватывал Нэйтан, который, по сути, не имел слабых мест, но чтобы фигурист так стремительно осваивал абсолютно новые для себя вещи — это невероятная редкость в спорте. А главное, что Малинину всё это очень нравится.