Мы не общались два десятка лет — почти с тех самых пор, как Елена Бережная и Антон Сихарулидзе разделили олимпийское золото Солт-Лейк-Сити с канадцами Жами Сале и Давидом Пеллетье. Для разговоров не находилось повода, да и сама Лена, казалось, отошла от фигурного катания: вышла замуж за известного британского фигуриста, родила сына, затем дочь. А в начале октября я наблюдала с трибуны питерской Академии фигурного катания, как 15-летняя София Касинс и её партнёр Александр Брегей уверенно выигрывают «Мемориал Н.А. Панина-Коломенкина». Естественно, я тут же отправилась на поиски мамы.
— Всегда почему-то была уверена, что рано или поздно увижу вас в тренерском штабе Тамары Москвиной. Но вы в него так и не вошли, несмотря на то что у вашего бывшего наставника сейчас катается София. В чём причина?
— Я тренер клуба Москвиной, у меня своя школа, где работают порядка восьми тренеров. С первых шагов ставим детей на лёд и доводим их до уровня кандидатов в мастера спорта. Хотя, в принципе, я когда-то тоже была уверена, что рано или поздно начну работать вместе с Тамарой Николаевной.
— Почему не получилось?
— Потому что я мама её ученицы. Поэтому мне сразу сказали: «Мамаша, уйдите со льда. Место родителей за стеклом!»
— Было обидно такое слышать?
— Я понимала, конечно же, что сказано было в шутку, но в каждой шутке, как говорится... В данном случае я действительно родитель. Хотя сейчас Тамара Николаевна периодически привлекает меня к работе как консультанта.
— Как считаете, это правильный подход?
— Спорить с Тамарой Николаевной я точно не стану, но, так как я проработала со своим ребёнком много лет, с первых её шагов на льду, считать меня всего лишь родителем, наверное, не совсем справедливо. Мама я дома. А на катке — тренер.
— Несколько лет назад я разговаривала с Николаем Морозовым о его дочери, и он с гордостью сказал, что в танцах на льду Аннабель умеет абсолютно всё. Когда вы начинали тренировать Софию, ставили перед собой задачу подготовить дочку к реально большому спорту?
— Как-то у нас само всё получилось. Я видела, что София на многое способна. Поэтому у нас с ней была цель — выучить тройные прыжки, желательно все. Уровень кандидата в мастера спорта мы с горем пополам одолели.
— Почему с горем пополам?
— У нас ведь не бюджетная школа, а коммерческая, поэтому получить в Санкт-Петербурге необходимые старты для выполнения КМС оказалось очень сложно. Если бы мы представляли Академию фигурного катания, наверное, с этим не было бы проблем. Но Соня два года представляла Ставропольский край. Поэтому мы воспользовались возможностью поехать в Ставрополь и выполнить норматив там.
— В связи с чем было принято решение забрать дочку из одиночного катания и поставить в пару?
— Я с самого начала понимала: София маленькая, то есть подходит для парного катания идеально. Я ждала, когда она созреет для того, чтобы выучить все тройные прыжки, потому что без сложных прыжков в современном парном катании делать нечего.
Это в наше время можно было пару тройных сигануть и этим ограничиться. Сейчас же желательно прыгать и флип, и лутц. Желательно ещё и в тройных каскадах. Так что я, можно сказать, готовила именно парницу, целенаправленно развивая дочь в самых различных направлениях. Все элементы мы освоили, танцевать научились. Немножко не хватает идеальной растяжки, но существующей вполне достаточно. Как говорится, материал для дальнейшей работы хороший.
— У вас самой с растяжкой проблем не было, насколько помню.
— Это правда. Поэтому мне очень многое в этом отношении давалось легко. Я любила гнуться, мечтала о художественной гимнастике, но меня туда не пускали.
— Есть такая распространённая точка зрения, что маленьким спортсменкам гораздо проще преодолевать пубертат: мол, если повезло с комплекцией, никакие проблемы не коснутся.
— Мы пока ждём наступления этого момента. Можно ведь не только поправиться, но и вырасти под два метра, и на этом всё парное катание закончится. Поэтому живём сегодня и сейчас. Если вспоминать собственный опыт, у меня пубертат проходил очень тяжело. Даже по поводу аппендицита случайно операцию сделали.
— В смысле?
— В том смысле, что симптомы были, а никакого аппендицита в итоге не оказалось. С весом были определённые сложности, когда мы поменяли страну — уехали из России в Америку. Другая вода, другая пища — всё это привело к тому, что возникла реальная проблема. Вроде всё хорошо, а потом встаёшь на весы, а там плюс 5 кг. Я, честно говоря, поначалу даже не понимала, как с этим бороться: дома у меня вообще никогда не было подобного опыта.
— Кто из вас в ходе спортивной карьеры был в большей степени нацелен на результат: вы или Антон Сихарулидзе? Другими словами, кто был тем человеком, который постоянно толкал другого вперёд?
— Да как-то не было необходимости, чтобы кто-то толкал. Скорее, все мы понимали, для чего катаемся и к какой цели идём. С падениями, с подъёмами, но знали, что надо дойти.
— Первой большой целью для вас были Игры в Нагано, где Антон упал на выезде из поддержки на последних секундах произвольной программы и потянул вас за собой. Потом он так старательно переводил этот инцидент в шутку, что это выглядело попыткой защитить собственную психику от нестерпимой боли. А как восприняли то крушение надежд вы?
— В фигурном катании крушение едва ли не на каждой неудачной тренировке происходит. Что-то не пошло — всё бросаем, коньки на гвоздь! Это вообще любимое выражение всех фигуристов на свете. Нет человека, который бы хоть раз коньки на гвоздь не вешал. Конечно, в тот момент, когда мы на последней секунде упали, небо рухнуло, земля провалилась. Там и другие ошибки были, но они тут же ушли на второй план.
Наверное, в тот момент мы были не совсем готовы побеждать Артура Дмитриева и Оксану Казакову, бороться с ними. Артура мы вообще воспринимали как несокрушимую скалу. Нам было важно просто хорошо откататься, чтобы самому себе сказать: «Я молодец!» Так что в Нагано мы совсем не молодцы были. Я там ещё на тренировке Антону в челюсть локтем заехала в подкрутке.
— А как воспринимали победу в Солт-Лейк-Сити? Как медаль, которая уже точно никуда от вас не денется?
— Да, именно так. Вообще никаких сомнений не было, что мы станем первыми.
— Ретроспективно до сих пор периодически обсуждается, нужно ли вам было выходить на повторное награждение с канадцами Жами Сале и Давидом Пеллетье. Каким было лично ваше мнение на этот счёт?
— У нас было собрание в своём кругу — Тамара Николаевна, Антон и я, где тренер спокойно и чётко всё разложила по полочкам. Когда мы проговорили все детали, сомнений не осталось. Да и потом я не раз убеждалась, что мы всё правильно сделали.
— Когда Москвина была более жёсткой: когда работала с вами или сейчас, когда под её руководством тренируется ваша дочь?
— Мне кажется, сейчас. Нынешние дети другие, тем более в 15 лет. Иногда их надо просто «за горло брать». Особенно когда тренер что-то объясняет, чему-то хочет научить, а спортсмены фырчат и морды корчат. Я как-то Тамару Николаевну спросила, неужели и сама такой вредной была?
— И что она ответила?
— «Ты была другая». Москвина в 15 лет меня ведь не знала. А в 18 — это уже совсем другое дело.
— Дома в связи с этим вы капаете дочке на мозги?
— Конечно. Постоянно говорю: надо сказать спасибо уже за то, что такой тренер, как Москвина, обратил на тебя своё внимание. Но это такое чисто возрастное упрямство: «Я же натянула ногу? А Тамара Николаевна говорит, что нет». Ответила не задумываясь: «Значит, недостаточно хорошо натянула».
— С вами Москвина по-прежнему общается как с мамой или уже как с коллегой?
— Как с коллегой, надеюсь. Мамкинский период у нас давно прошёл.
— Что занимает больше вашего внимания и времени — школа или ледовый театр?
— В театре давно уже всё поставлено на рельсы. Поскольку у нас в данный момент нет своего постоянного помещения, мы работаем в Ледовом дворце Санкт-Петербурга, готовим крупные городские проекты на льду, губернаторские ёлки по заказу города. Уже в четвёртый раз проводим новогодние спектакли на Конюшенной площади, где по инициативе нашей школы при поддержке комитета по культуре, организуется каток. Масштаб всего этого, конечно, несопоставим с московским размахом, но для Петербурга это ключевые новогодние городские события, и театр ими гордится.
— Сами вы в этих спектаклях катаетесь?
— Совсем чуть-чуть и только на детских представлениях. В каком-то смысле поддерживаю таким образом престиж города, плюс такая активность помогает держать себя в форме. Сразу появляется цель — дожить до ёлок, поместиться в костюмчик: «Здравствуйте дети, я с вами». Бумажной работой мне не очень нравится заниматься, а вот всё артистическое интересно.
В пандемию у нас был новый формат — фильмы-сказки. Все наши спектакли снимали как кино: «Бременские музыканты», «Снегурочка», «Снежная королева». Мы получили большой опыт. Главное — всем понравилось. Эти ледовые сказки с участием звёзд фигурного катания выложены в интернете, и у них много сотен тысяч просмотров.
— В вашем виде спорта можно часто услышать, что фигурнокатательная мама — это работа 24 часа в сутки. На то, чтобы заниматься сыном, времени хватает?
— Тристан сейчас в 11-м классе, на следующий год будет поступать в университет, учит математику. Есть несколько вузов, из которых он пока выбирает.
— Ваш бывший муж в этом процессе принимает какое-то участие?
— Если бы принимал, то мы, наверное, рассматривали бы и другие варианты. Но сама я заниматься иностранным обучением не готова. Я просто многого не знаю в этом отношении. Поэтому придерживаюсь того, что надо найти свою специальность, которая будет нравиться, помогать тебе по жизни.
— Взрослым парным катанием вы сейчас интересуетесь?
— Конечно. На пары мне особенно интересно смотреть. Очень изменились программы, почти всегда виден какой-то замысел.
— Не так давно я слушала интервью Максима Транькова с Александрой Бойковой и Дмитрием Козловским, где все они довольно много говорили о том, что парное катание развивается гораздо медленнее, чем одиночное, и что за последние пару-тройку десятков лет элементы почти не поменялись. Согласны с этим?
— Я бы так не сказала. Все парные элементы стали намного сложнее. Их как бы разобрали по деталям, каждая из которых оценивается. Те же поддержки стали сложнее по перемещениям, по положениям в воздухе: сюда залезть, вот туда выкрутиться, поменять ногу, ещё и сойти сложно и нестандартно. В тодесах мы раньше особо не считали, сколько оборотов крутим, вообще не задумывались об этом. Кто как придумал, так и молодец. Теперь все всё считают.
— Момента, когда все массово начнут исполнять четверные выбросы и подкруты, вы ждёте со страхом или с интересом?
— Ну так если это уже показали в парном катании, и не раз, значит, надо отважиться и делать. Ещё когда мы с Антоном катались, кто-то из парников, знаю, пробовал выброс тройной аксель крутить, Артур с Оксаной четверной делали. Сама я очень хотела выучить такой выброс. Мы пробовали его на тренировках, и один раз я даже устояла. Но тот раз так единственным и остался. А те же Юка Кавагути и Александр Смирнов или сейчас Бойкова — Козловский делали четверной выброс достаточно уверенно. У Насти Мишиной — Александра Галлямова я тоже этот элемент видела. Это ведь не вопрос техники. Просто нужно заставить себя переключить какую-то кнопочку в голове.
— Идти на такой элемент очень страшно?
— Страшно, конечно. Мы, помню, ходили в зал гимнастики, делали выброс на лонже и в поролоновую яму. Антоха меня швырял туда раз за разом, азарт большой был и у него, и у меня: сделать, сделать! Поэтому сейчас я порой думаю: открывайте уже эту дверь ногой, ломайте стереотип, пора уже!
— Хотя бы иногда думаете о том, что в жизни вашей дочери могут быть и чемпионаты мира, и Олимпийские игры?
— Я очень на это надеюсь. Конечно, хочется, чтобы ребёнок, который занимается всю жизнь спортом, съездил на все эти соревнования, почувствовал, что это такое. Это же другой мир вообще!
— Если дочь когда-нибудь поедет на Игры и станет там десятой, найдёте в себе силы радоваться?
— В этом отношении я рассуждаю предельно трезво: уровень российской сборной в парном катании — это всегда борьба за пьедестал, никакого десятого места там не может быть в принципе. Поэтому, если ты в топе в нашей стране, за результат точно не будет стыдно. А если не в топе, то и делать на Играх нечего.
— Вы смотрите соревнования, на которых выступает София?
— Для меня это сложно. Одно дело, когда тренируешь каждый день все элементы и контролируешь процесс, и совсем другое — сидеть на трибуне как зритель. Чувствуешь себя полным дураком. Все смотрят, как ты болеешь. Не знаешь, куда спрятаться от страха и от этих взглядов. Поэтому обычно я гуляю по магазинам, чтобы отвлечься.