— Первый и самый неоригинальный вопрос: как вы провели лето и чем больше всего довольны в отношении своего основного ученика — Дикиджи? В чём он изменился, в чём стал лучше?
— У Влада сейчас появилось более ответственное состояние ко всему, что он делает. Если раньше он как-то скептически относился к работе в зале, хореографии, сейчас стал уделять этому намного больше внимания, как и скольжению. В прошлом сезоне мы как-то долго раскачивались, а в этом Влад начал прыгать все четверные уже летом, когда отрабатывали программу на сборах в «Сириусе». Причём через две недели прыгал уже под музыку. Так рано мы ещё никогда не начинали набирать форму. Подозреваю, что заболел именно поэтому: был на пике, поэтому так стремительно его и срубило. Детей-то у нас на катке много.
— Хоть где-то вы успели показать новые программы?
— В «Сириусе» их видела Елена Чайковская и даже немножко помогла нам их поотрабатывать. Плюс — были домашние прокаты в Санкт-Петербурге.
— Не раз замечала некоторый скептицизм со стороны молодых тренеров по отношению к мнению тех, кто старше. В работе с Чайковской у вас не возникало чисто возрастных несовпадений по взглядам?
— Знаете, я всегда прислушиваюсь к мнению старших. Меня так учили супруги Мишины. Правда, Алексей Николаевич почти всегда добавлял: «Ты слушай, но делай по-своему». Если более опытный специалист делает замечания, с которыми я внутренне согласен, я всегда прислушаюсь. А вот если считаю иначе, буду руководствоваться скорее собственными ощущениями.
— Почти всех выдающихся тренеров прежних поколений отличает, на мой взгляд, очень ценное качество: они никогда не упускают из вида ни одну мелочь.
— Сейчас фигурное катание настолько ушло вперёд, что не брать в расчёт мелочи стало непозволительно. Если раньше мы не обращали внимания на какие-то позиции во вращении, сейчас это надо делать обязательно. Хотя иногда и правда не успеваешь нюансы отслеживать.
— Под «мелочами» я имею в виду скорее элементарные бытовые вещи: не ходить на каблуках, когда на носу главный старт, не играть в футбол, рискуя травмировать ноги, не пить холодную воду из-под крана...
— Такие вещи бывает сложно контролировать. Что-то, безусловно, приходится объяснять. Например, Влад был в своё время большим приверженцем фастфуда. А два или три года назад осознал, что это ему не надо. Сразу и форма пришла в норму, и легче стало кататься и прыгать, поскольку от лишних килограммов избавился.
— Меня в своё время впечатлила фраза, которую Татьяна Тарасова сказала одному из своих спортсменов: «Если бы у меня было время, я бы подробно рассказала, почему сейчас тебе нужно есть именно это, чтобы нормально тренироваться. Или дала бы книжку, в которой умными людьми всё про это написано. Но времени у меня нет, а книжек ты не читаешь. Поэтому, будь добр, поверь мне на слово. Быстро всё съел — и отдыхать!»
— Иногда такие подколки действительно эффективны. Особенно когда дело касается девочек. Я и сам как-то сказал одной из своих спортсменок перед тем, как уйти в отпуск: мол, надо немножко похудеть — и тебе точно станет легче кататься. Когда мы вернулись из отпуска, я вообще эту девочку не узнал. Она стала просто тростиночкой — сбросила за месяц почти пятёрку.
— Но вам ведь наверняка приходилось сталкиваться с тем, как сильно обижает фигуристок малейший намёк на лишний вес. Не говоря уже о том, что по нынешним временам считается совершенно неприличным говорить об этом спортсменкам.
— Тренеру неизбежно приходится так или иначе поднимать эту тему. Понятно, что нужно находить приемлемые формы. Не твердить постоянно: ты жирный, из-за этого не прыгаешь; ты жирный, из-за этого медленно вращаешься; ты жирный, поэтому не можешь доехать произвольную. С другой стороны, посмотрите на японских фигуристок: не скажешь, что они все как на подбор тростиночки. Но ведь и прыгают изумительно, и выносливости хватает.
— Спортсмены, которые в двигательном плане щедро одарены природой, бывают довольно ленивы в силу того, что им всё очень легко даётся. Но вот о вашем подопечном этого не скажешь. Что, на ваш взгляд, наиболее сильно мотивирует Дикиджи к достижению результата?
— Мне кажется, он поверил в себя. У него появился более взрослый взгляд на то, что он делает, пришло понимание, что фигурное катание — это его заработок, приобретение каких-то новых знаний. Что он популярен в России и может быть очень востребован в шоу. Что на него ходит народ и появилось столько персональных фанатов.
— Влада сейчас так или иначе постоянно сравнивают с Малининым, но вот в прошлом сезоне я обратила внимание, что у Ильи в какой-то момент прыжки перестали выглядеть приоритетом. Он стал предельно тщательно контролировать артистическую составляющую своего катания: жесты, музыкальные акценты. В новом сезоне это ощущение только усилилось.
— Я давно говорил: как только Малинин начнёт стабильно исполнять все технические элементы и почувствует уверенность, он перейдёт к более тщательной работе с хореографией и катанием.
— Ну так и вам я год назад задавала вопрос: если Дикиджи так классно танцует на полу, почему не получается на льду? И вы ответили, что у него в голове только четверные прыжки.
— Сдвиги в этом плане тоже есть. Произвольную программу Владу ставили Наталья Бестемьянова и Игорь Бобрин, и они так быстро нашли общий язык, что я даже удивился. Когда Дикиджи было 14—15 лет, мы, помню, ставили одну из программ с нашим питерским постановщиком Эвальдом Смирновым, и со стороны Влада было постоянное сопротивление: это неудобно, то неудобно. В этом сезоне я не замечал ничего подобного. Даже если что-то не получалось, Влад не позволял себе капризничать.
— Наблюдая за Малининым, я обратила внимание на то, что он постоянно пробует на льду какие-то новые движения и трюки, которые по большому счёту не нужны, поскольку не оцениваются. Что дают фигуристу подобные эксперименты?
— Так ведь Рафик Арутюнян развивал это в своих фигуристах и раньше, начиная с тех времён, когда работал в России с Александром Абтом и Антоном Клыковым. Оба этих спортсмена, например, выделялись тем, что умели прекрасно вращаться в обе стороны. Мне кажется, именно этот опыт сейчас передаётся Малинину.
— Хотите сказать, что видите в этом прежде всего влияние Арутюняна?
— Конечно. Казалось бы, зачем вообще нужно уметь вращаться в обе стороны, если правила позволяют без этого обойтись? Но это даёт возможность координационно развить фигуриста в самых разных направлениях. Неслучайно фигуристы сейчас и мячиками в зале стучат обеими руками, и ловят их то правой, то левой, и прыгать пытаются в разные стороны. Тот же Стефан Ламбьель это на льду делал, когда выступал. Соответственно, начинают меняться правила. То же вращение с переходом на пятку сейчас оценивается как черта, повышающая уровень сложности.
— Покойный Игорь Москвин говорил, что в его понимании классное вращение должно быть максимально быстрым и идеально отцентрованным. А все эти переходы с ребра на ребро или с лезвия на пятку способны лишь изуродовать элемент.
— Ну а почему не может быть быстрым и красивым вращение с переходом на пятку? В своё время его изумительно исполнял Гоша Куница, когда был юниором и катался в одиночниках. Но тогда это не оценивалось.
— Вы уже не раз говорили, что не видите смысла включать в программу Дикиджи четверной аксель из-за не слишком высокой стоимости этого прыжка, но при этом его тренировали. Зачем?
— Мы целенаправленно этот прыжок не готовили. Влад пришёл на тренировку после каких-то соревнований и двух или трёх дней отдыха, прыгнул двойной аксель, потом очень легко — тройной и спросил: «Можно попробую четыре оборота?» Я ему сказал что-то вроде: «Можно, но только не убейся». Вообще, я никогда не даю спортсмену многооборотные прыжки, если не вижу, что он к ним готов. Вот и тогда прыжок получился докрученным с первого раза, но Влад упал. А вторую или третью попытку выехал. Его вообще пёрло в этот момент. Хорошая физическая форма, плюс на подъёме был, выиграл этап Гран-при России и был сильно этим вдохновлён.
— Чем отличается тройной аксель от четверного по физическим усилиям? Внешне-то разница не всегда заметна.
— В четверном всё намного сильнее. И отталкивание, и взрыв, и работа мышц, и вращательный момент. Соответственно, становится труднее поймать приземление. Да и нагрузка на ноги с высокого прыжка больше.
— А если бы Илья Малинин не сделал четверной аксель на соревнованиях, не пробил эту стену первым, вы бы с Дикиджи стали замахиваться на этот элемент?
— Не задавал себе такой вопрос никогда. Вот честно, не задавал. Но определённую роль Малинин, безусловно, сыграл. Когда кто-то один делает что-то новое, другие довольно быстро начинают подтягиваться.
— Собственно, то же самое произошло и в женском катании, когда Саша Игнатова (Трусова) начала регулярно прыгать четверные. Как считаете, такая фигуристка, как она, нужна сегодняшнему женскому катанию или мавр сделал своё дело?
— Для меня не слишком логично нынешнее участие Саши в прокатах. Если бы у неё была мотивация выиграть этапы Гран-при, чемпионат России, пройти сезон хотя бы до января, а потом снова уйти в шоу, я бы это понял. Но я не вижу, что она хочет соревноваться. Тогда зачем вообще нужны прокаты? Поэтому вопрос здесь не в том, нужна или не нужна, а в ней самой.
— Первый показ программ — это мероприятие, которое каждый оценивает по-своему. На что обращаете внимание вы как тренер?
— Прежде всего на постановку. Интересно — неинтересно, цепляет музыка или не цепляет, как чувствует себя в этой программе спортсмен, ну и так далее.
— А кто из одиночников вам наиболее интересен в мужском катании, если смотреть глазами зрителя?
— Марк Кондратюк. Он сейчас хорошо катается, красиво. Если собирает свой набор четверных, очень хорошо выглядит. Плюс интересные программы. Видно, что фигурист понимает, что именно он делает в движении. Раньше мне было точно так же интересно следить за Михаилом Колядой.
— Я меньше удивилась бы, услышав имя Петра Гуменника, честно говоря. Мне почему-то кажется, что он в гораздо большей степени отвечает вашим представлениям о том, каким должен быть идеал мужского одиночного катания.
— Ну, за этим спортсменом я наблюдаю практически постоянно, как и за Женей Семененко. Иногда я с ними катаюсь на одном катке. В том же «Сириусе» мы вместе на сборах были. Плюс Семененко на прокатах в Санкт-Петербурге выступал.
— Я всё жду, когда Евгений начнёт работать над приземлениями с прыжков, которые зачастую выглядят чрезмерно корявыми, и не могу понять: если картина год от года не меняется, значит, тренеры не считают нужным уделять этому внимание?
— К сожалению, во взрослом возрасте технику прыжка становится тяжело переделать. И неизвестно, как этот процесс пойдёт: в лучшую сторону или в худшую. В этом плане я солидарен с Алексеем Николаевичем: если система работает, лучше её не менять. В своё время, помню, я постоянно удивлялся, глядя на Дайсуке Такахаши, который приземлялся почти в волчок, но при этом вытаскивал прыжки.
Это насколько же должны быть прокачаны мышцы и физическое состояние в целом, чтобы прокатать всю произвольную программу, вытаскивая из «пистолетика» семь прыжков подряд? Тогда я тоже думал: неужели тренер не мог научить парня нормально приземляться, чтобы все мышцы так сильно не загружались?
А как летал поначалу Лёша Ягудин по совершенно безумным траекториям! Как раз глядя на него, я стал думать, что успех на льду — это не идеальная техника и не физическое состояние человека. А способность бороться за каждый прыжок, за каждый элемент. Вот тогда спортсмен и борется, и выезжает. Как тот же Семененко, кстати.
— А надо ли вообще в фигурном катании стремиться к идеальной технике? Не убивает ли это индивидуальность?
— Думаю, нет. Индивидуальность проявляется в другом. Я, например, не люблю, чтобы программы моим фигуристам ставил один и тот же постановщик.
— Тогда расскажите, чем вы руководствовались, когда обращались к Бестемьяновой и Бобрину за постановкой произвольной программы для Дикиджи?
— Во-первых, и. о. президента ФФККР Антон Сихарулидзе посоветовал. Он сам в своё время успешно с ними работал, Наташа с Игорем, в частности, ставили для Антона и Елены Бережной программу «Чаплин». Вот и я подумал: почему бы нам не попробовать? И не пожалел.
— Жаль, конечно, что вашего спортсмена подкосила болезнь.
— Это действительно сильно изменило наши планы. Собирались накануне контрольных прокатов приехать в Новогорск, чтобы показать программы и там тоже, но буквально за день до отъезда у Влада подскочила температура — 39º было. Сейчас её уже несколько дней как нет (разговор состоялся в субботу, 14 сентября. — RT), в пятницу, накануне прокатов, Влад мне звонил, говорил, что более-менее сносно себя чувствует, но хрипел очень сильно. В субботу собирался прийти на тренировку, но я запретил. Сказал, чтобы до понедельника он сидел дома и лечился. Влад просто рвётся успеть подготовиться к турниру Панина-Коломенкина, переживает, что можем не уложиться по времени. Обычно мы за две с половиной — три недели начинаем подводиться к соревнованиям.
— Какое количество четверных прыжков в мужской произвольной программе вы считаете в этом сезоне оптимальным?
— Семь.
— То есть все, кроме акселя?
— Ну а почему нет, если спортсмен готов, как Илья Малинин, прыгать во второй половине программы четверной сальхов или четверной тулуп.
— Получается, что четыре четверных Дикиджи — это ваша тренерская недоработка?
— Пока это недоработка чисто физического состояния. В прошлом сезоне Влад прыгал три квада, сейчас мы добавили в программу ещё один. Ну так и у Малинина, к слову, четверных пока не семь.