— Мы с вами знакомы очень много лет — не припомню, чтобы видела вас раздражённой, несдержанной в высказываниях и оценках, даже когда результат спортсменов оставлял желать лучшего. Это следствие характера или непрерывной работы над собой?
— Скорее, простая логика. Зайдите в интернет, почитайте комментарии болельщиков — и поймёте: для каждого из них свой фигурист всегда будет лучшим во всех отношениях, какое бы место он ни занял. Но как бы в ходе тех или иных соревнований ни складывалась спортивная ситуация, есть завершающая фаза — протоколы.
Если я, допустим, считаю правильной другую расстановку на пьедестале, тогда мне, наверное, надо организовывать свой турнир, сажать своих арбитров, которые оценивали бы моих спортсменов так, как мне нравится. Сейчас же рассуждаю просто: если федерация фигурного катания доверяет судить выступления определённой панели специалистов и мы соглашаемся с этим решением, значит, тем самым даём этим людям официальное право определять, кто сильнейший. И следует прекратить обсуждать их работу.
— Но ведь человеческий фактор никто не отменял.
— Понятно, оценки могут быть субъективными или даже ошибочными, но как раз поэтому у борта и сидят девять человек, а не один. Плюс есть правила, по которым работаю я как тренер, по которым мою работу оценивают. А говорить постфактум, что меня как-то не так судили… Боюсь, тогда мы придём к тому, что вся система подготовки, оценки и определения сильнейшего в нашем виде спорта попросту нелегитимна.
— Вы не раз говорили: уже став тренером, на протяжении многих лет как бы доказывали собственному мужу Игорь Борисовичу Москвину собственное право встать с ним вровень в профессии. Это хорошо, когда перед глазами есть такой раздражитель?
— Никому я ничего не доказывала на самом деле. Просто занималась работой, которая мне нравилась. Она состояла, в частности, в доскональном изучении того, что делали до тебя.
— Вы говорили: начиная работать, долгое время видели перед собой только спины великих.
— Этот пример я приводила в несколько шутливом тоне, причём с оговоркой: так как была очень маленького роста, это были не совсем спины, а та часть тела, которая находится ниже. Но для меня тем не менее это стало возможностью увидеть, куда эти тренеры идут, как они работают, почему их спортсмены лучшие и именно они восхищают мир.
— А на кого вы равняетесь сейчас, за кем следите? Есть ли вообще этот маяк в вашей тренерской жизни?
— Есть, конечно. Только теперь это более выборочные моменты, которые я подмечаю у некоторых тренеров нашей страны, других стран, видов спорта или вообще не связанных со спортом сфер. Это не то чтобы ориентиры, скорее крючочки, которые меня цепляют: ух, как классно получилось, а можно это повторить, перенести на свой вид спорта, сделать интереснее, лучше?
— Алексей Мишин не так давно сказал: когда видишь какую-то программу, сразу понимаешь, сделана она для победы или для самовыражения хореографа.
— Согласна.
— Но ведь классные спортсмены по умолчанию должны держать в голове вариант, ориентированный исключительно на победу. Более того, по мере набора титулов становится достаточно страшно пытаться отходить от проверенных схем, делать новые вещи. Не сужается ли в связи с этим поле для эксперимента?
— Тут могут быть разные ситуации. Тому, кто может и должен побеждать, совершенно нормально делать программу для победы. Кому-то другому, чьи шансы выиграть не настолько велики, нужно придумать такую постановку, чтобы она выглядела интересной, достойной, сильной.
Строится-то всё по-любому на тех кирпичах, которые у тебя есть. Плюс может возникнуть множество привходящих обстоятельств: спортсмен не хочет, тренер не знает, куда идти, травма случилась или болезнь, музыку хорошую не нашли. Вариантов масса.
— В одном из наших предыдущих интервью вы сказали: все достоинства и недостатки фигуристов становятся очевидными только в сравнении с другими парами. Но год назад Александра Бойкова и Дмитрий Козловский ушли из вашей группы, а Ясмина Кадырова и Валерий Колесов завершили карьеру. Анастасия Мишина и Александр Галлямов остались одни. Будете ли вы подыскивать им возможность равноценного спарринга?
— Не совсем правильная постановка вопроса. К сожалению, Валера действительно прекратил тренировки, хотя для себя, наверное, сделал правильный выбор — окончить институт, получить другую профессию. У нас осталась Ясмина, которая хочет продолжать кататься. Поэтому мы с Артуром Минчуком будем искать для неё партнёра. Но не для того, чтобы создать кому-то спарринг, а с целью сделать сильную, интересную и самодостаточную пару, на которую обращали бы внимание.
— Нынешние правила поощряют в парном катании прежде всего чистоту исполнения элементов, поэтому многие ваши коллеги изначально не настроены на максимальную сложность. Вы, знаю, считаете иначе. Но зачем тратить время и силы на разучивание ультра-си, которые, возможно, никогда не оправдают себя?
— Никогда не говорите «никогда». Во-первых, правила могут измениться, это на протяжении моей тренерской жизни происходило неоднократно. Во-вторых, существуют определённые тенденции. В мужском катании фигуристы долгое время вставляли в программы по одному четверному прыжку, потом по два, и это считалось невероятно травмоопасным. Сейчас четверные стали нормой не только у мужчин, но и у женщин.
— Это понятно. Но имеет ли смысл состоявшейся взрослой паре, такой как Мишина и Галлямов, держать в голове перспективу «гонки вооружений»?
— Любой паре это надо держать в голове. Да и почему нет? Если девочки-одиночницы выкручивают четыре оборота, прыгая на совсем маленькой высоте, что мешает партнёрше сделать четыре оборота в выбросе, высота которого заведомо больше? Мы с Артуром Минчуком у себя в группе несколько лет назад начинали учить этот элемент с Бойковой и Козловским, с Мишиной и Галлямовым, потом из-за ковида и Олимпиады этот процесс приостановили, теперь снова продолжим. Ничего невероятно сложного я в этом не вижу.
— Собственно, и Юко Кавагути с Александром Смирновым успешно исполняли у вас два разных четверных выброса, не обладая какими-то особенными качествами.
— Не только они. В 2000 году, когда мы готовились в Америке к Олимпийским играм в Солт-Лейк-Сити, Бережная и Сихарулидзе на «удочке» учили четверной сальхов. А на Играх Доброй воли — 1998 Оксана Казакова и Артур Дмитриев выехали с касанием выброс четверной тулуп. Ирина Воробьёва и Игорь Лисовский тренировали выброс тройной аксель, причём было это ещё в 1980-м.
— Когда Кавагути и Смирнов впервые выиграли чемпионат Европы в 2010-м, ваш коллега Виктор Кудрявцев сказал мне на трибуне: «Какое счастье для Тамары, что в её тренерской карьере наконец-то встретилась совершенно идеальная в плане дисциплины спортсменка».
— У меня было много идеальных учеников в плане дисциплины. Лена Бечке, Лена Валова, Лена Бережная, Денис Петров. Да и среди остальных каких-то совсем уж злостных нарушителей не припомню.
— А как же Олег Шляхов — первый партнёр Бережной? Не могу вспомнить, кстати: вы только просматривали эту пару или дело дошло до работы на постоянной основе?
— Я работала с этой парой год или чуть больше. Ребят очень сильно просила взять латышская федерация фигурного катания, поскольку местные тренеры просто не справлялись с Олегом. Да и меня предупредили: парень бывает очень агрессивен. Но совершенно точно могу вам сказать: травма головы, которую Лена получила в январе 1996-го, не была следствием этой агрессии, просто несчастный случай.
— В своё время вы довольно плотно общались на форумах в интернете и даже как-то сказали, что вам удобно, когда люди предлагают уже отобранную музыку для новых программ, какие-то идеи костюмов. Сейчас болельщики в интернете стали другими?
— Я бы сказала, изменилась ситуация. Тогда у нас существовал большой русско-японский фан-клуб Кавагути и Смирнова. Потом Юко и Саша перестали выступать, приезжать на шоу в Японию, и постепенно интерес к ним у болельщиков пропал.
— На что вы ориентируетесь сейчас, когда речь идёт о выборе музыки?
— На целый комплекс составляющих. Анализирую, какие композиции в текущем сезоне катали мои спортсмены и конкуренты, куда могут двинуться соперники. Думаю главным образом о том, в каком направлении я могу увести свою пару, чтобы она не была похожей ни на кого. В том числе на себя прошлогоднюю.
Ищу момент какого-то разнообразия, неожиданности. Музыка, с одной стороны, должна быть узнаваемой, способной вызвать отклик трибун, но в то же время позволять развивать спортсменов. Уводить их от прежних программ, но позволять привязаться к какому-то образу, сюжету.
— Не терпится увидеть номер Мишиной и Галлямова для турнира шоу-программ.
— Я, кстати, угадала с темой ещё до того, как было озвучено, что основой сопровождения должна быть советская или российская музыка. Логично, катаясь у себя в стране, отдавать предпочтение отечественным традициям и культуре. В этом плане мне бывает не совсем понятно, почему, когда мы живём в России, должны читать какие-то вывески на других языках.
— Ну так иностранное всегда привлекает людей в большей степени. Вы же наверняка покупали джинсы, выезжая на соревнования за рубеж?
— Покупали. Но как раз тогда я и начала задавать себе вопрос: если все вокруг в джинсах, зачем стремиться быть как все? Стоило впервые одеться иначе, тут же услышала: ой, как же это красиво! Отсюда и пришло понимание, что надо всё время как-то выделяться, отличаться от тех, с кем соревнуешься. Не можешь вырываться технически, не получается тот или иной прыжок — значит, чем-то другим закрасить это надо. То же самое и в тренерстве.
— Иначе говоря, не стоит покупать шубу в пол только из-за моды стоять у борта в мехах?
— И это тоже. Ну вы только представьте меня с моим ростом в подобном одеянии! Хотя пыталась и одеваться по-разному, и краситься, и причёску замысловатую делать. А потом поняла: иногда бывает достаточно надеть яркий свитерок, и ты уже на общем фоне не как все.
— Когда вы берётесь за какой-то проект по созданию очередной пары, хотя бы мимолётно думаете о том, что у вас может не хватить сил, времени?
— Конечно. Но, знаете, жизнь на мне не заканчивается. Я же думаю не о своей личности, а о развитии парного катания в нашем клубе, в нашем городе, в нашей стране. Выстраивать всё это вокруг себя просто неразумно: мало ли, заболею или вдруг скажу: «Ухожу на пенсию!»
— Такого варианта, зная вас, я вообще не допускаю. Да и потом мне кажется, вы уже психологически переросли тот момент, когда человеку свойственно ставить перед собой какую-то конечную точку в профессии. Типа ещё одна Олимпиада — и уже точно уйду на покой.
— У меня никогда и не было этих точек.
— Ну я же помню ваше намерение уйти со льда и заниматься воспитанием внучки, когда Бережная и Сихарулидзе закончили кататься.
— Не стала бы говорить об этом как о серьёзном намерении. Понимаете, жизнь многогранна, в ней много всего интересного. Тренерская работа для меня — не единственное удовольствие. Есть множество других сфер деятельности, в которых я могу себя реализовать и с удовольствием этим занимаюсь.
Например, фестивали почётных граждан Санкт-Петербурга, которые проводятся в Капелле, в Филармонии, в Кировском театре, в Мариинском. Мне часто поручают приветствовать зрителей, представить гостей. Иногда провожу День добрых дел для детей и родителей. Или устраиваю для дипломатического корпуса Петербурга какие-то встречи с фигуристами нашей школы, концерты. Знаю людей, которым реально требуется какой-то контакт со мной, чтобы почувствовать себя увереннее, зарядиться каким-то энтузиазмом.
— Иногда думаете: «Как же меня это всё достало»?
— Такого точно нет. Я живу, как нас когда-то учили.
— Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы?
— Нет, в соответствии с принципом: если устал от какой-то деятельности, надо просто переключиться на другую. Да и потом мне реально интересно всё, чем я занимаюсь. Появились сильные пары — мне захотелось, чтобы ими восхищались люди. Вот я и начинаю думать, как это сделать. Но не зацикливаюсь на этом настолько, чтобы обо мне сказали: Москвина фанатка, у неё, кроме фигурного катания, ничего нет. Вообще всегда считала важным иметь большую крепкую семью. Муж, дети, сёстры. И считала большим своим достижением, что всё это в моей жизни сложилось.
— Многие публичные люди обычно сетуют: большая популярность накладывает на человека массу ограничений. Уже не выйти на улицу кое-как одетой, непричёсанной.
— Ну да, бывает, прячусь иногда. С другой стороны, я ведь большую часть времени провожу на катке в спортивном костюме. Потом прыгнула в машину, на перекрёстке накрасилась — и порядок. Если бы была западным тренером, наверное, пришлось бы работать иначе: с утра до вечера — урок, урок, урок, урок… А так меня хватает на всё.
— Вы когда-нибудь страдали от нехватки денег?
— У меня всегда была немножко другая установка по отношению к жизни. Я довольно рано поняла: не хочу и не буду страдать ни по какому поводу, а хочу жить в своё удовольствие. Поэтому снижаю уровень притязаний. Выбираю то, что для меня ценнее и интереснее. Всегда много читала, начиная с самого детства, в том числе западную литературу — это дало возможность научиться у героев этих книг психологии, жизненной мудрости. Стараюсь не позволять себе опускаться в нигилистическое либо пессимистическое восприятие окружающих меня людей, событий и так далее.
Это очень сильно помогает постоянно находиться в ровном настроении и расположении духа. Знаете, как в анекдоте: есть люди, которые считают, что коньяк пахнет клопами, а есть те, чьи «клопы» всегда пахнут коньяком. Иначе говоря, мой стакан всегда наполовину полон, а не наполовину пуст.
— После операций на тазобедренном и коленном суставах вы тренируете в коньках?
— Не всегда. В коньках, конечно, удобнее, но перед серьёзными стартами я предпочитаю не мешаться своим фигуристам на льду. Коньки для меня — это ещё и определённая хитрость, позволяющая много двигаться вместо походов по фитнес-клубам или какой-то другой физической активности. Когда я на льду, чувствую себя в тонусе, наравне с другими своими коллегами. Да и потом во всем мире принято: тренер должен быть на коньках.
— Боюсь, на наших катках это не всегда так.
— Возможно. Но на Западе — да.
— Пытаюсь себе представить: вам сделали операцию, заменили тазобедренный или коленный сустав, и вы абсолютно беспомощны. Это угнетает?
— Беспомощна? Всего два-три дня. Для меня это вообще не проблема. Смотришь по сторонам — люди в ходунках передвигаются, потом с костылями, потом без… К тому же я верю врачам. Сказали, что надо оперироваться, — значит, надо. Сказали, что можно ходить, — значит, встала и пошла.
— Наслышана, как вы плясали в аэропорту Магнитогорска, когда прилетели на Спартакиаду сильнейших в 05:00.
— Ну так нас целый ансамбль встречал, пожилые люди. Надо же было как-то им ответить, показать: мы ценим их работу. Вот я с ними и потанцевала. Почему нет? Никакой прессы в это время в аэропорту, естественно, не было. Я это сделала не ради собственного пиара.
— От многих фигуристов я там же, в Магнитогорске, слышала: ждём не дождёмся, когда сезон закончится. У вас нет подобного ощущения?
— У тренера оно редко бывает. Один соревновательный сезон заканчивается, а в голове уже сидит новый. Начинается разработка планов, идей, стратегии, поиск музыки. Такому же отношению мы учим своих спортсменов. Чтобы их жизненные планы никогда не заходили в тупик.