Возвращение в спорт после рождения дочери получилось у бронзовой медалистки чемпионата мира ярким: в первом же старте сезона, Кубке Международной лиги клубного биатлона, белорусская спортсменка почти что сорвала джекпот — стала второй в масс-старте и выиграла гонку преследования. Однако оценила Анна тот свой камбэк предельно спокойно.
— Не сказала бы, что возвращение получилось прямо такое уж впечатляющее. Да, я в хорошей форме, но не прямо чтобы вау. Проигрыш есть, и прежде всего в стрельбе. Если брать статистику, в целом стрельба, конечно, стала намного лучше. Но всё равно последние старты показывают, что есть проблема, над которой нужно работать.
— Много раз слышала, что человека невозможно научить стрелять, если ему не дано это от природы. Вы успели поработать тренером, когда намеревались завершить карьеру в 2018-м. Так можно научить человека классно стрелять или нет?
— Стрельба — это очень тонкое дело. Конечно, есть люди, которым она легко даётся — так что и учить не приходится. А кому-то, наоборот, нужно постоянно работать в этом направлении. В базовых навыках нет ничего сложного: как брать винтовку, как изготавливаться. Сложнее залезть в голову спортсмена. Поэтому стрелковый тренер должен очень хорошо разбираться в психологии.
— В своё время много говорилось о том, как сильно прибавил в стрельбе Йоханнес Бё, когда с ним начал работать Зигфрид Мазе.
— Ну вот, а в этом году Йоханнес как-то не очень начал. Хотя до этого стрелял действительно хорошо. Видите, даже у такого профессионала бывают сбои, не может он постоянно быть железным человеком. С другой стороны, есть люди, которые реально постоянно выдают нули. Но в основном это всё равно большая работа.
— Ваша спринтерская бронза, завоёванная на чемпионате мира 2021 года с нулевой стрельбой, — безумное везение?
— Я вообще считаю, что биатлон — это прежде всего везение. Если бы сильнейшие отстрелялись в Поклюке тоже на ноль, они бы мне просто не позволили забрать то третье место. Многие просто намазали больше, чем я.
— Вы склонны рассматривать послегоночные протоколы соревнований с позиции «Где бы я могла быть, если бы не…»?
— Я не люблю такое.
— Подобный подход, как мне кажется, должен рождать достаточно лёгкое отношение к неудачам. Получается легко относиться?
— Конечно, где-то расстраиваешься. Иногда это очень острое чувство. Думаешь: «Ну почему вот так-то?» Иногда злишься сам на себя, когда видишь совсем уж явные ошибки. Но больше двух часов я, как правило, не корю себя за какую-то гонку. Мысленно расставляю всё по своим местам и иду дальше.
— А бывает, что дико злишься на человека, который бежит с тобой в эстафете?
— Мне кажется, я вообще никогда ни на кого не злилась. Ну да, бывают моменты, когда кто-то на штрафные круги заходит, но этим человеком не раз становилась я сама.
— Я спросила вас об этом, потому что вспомнила проигранную Россией мужскую эстафету в Пекине, где очень многим хотелось немедленно назначить главным виновником Эдуарда Латыпова. Но ведь и у вас на тех Играх была эстафета с пятью штрафными кругами?
— Мы в том сезоне много клёвых эстафет провели. Но именно в Пекине у нас не получилось просто всё. У всех четверых.
— Разборок по горячим следам в раздевалке после таких катастрофических провалов не бывает?
— Наоборот, больше друг друга поддерживаем в таких моментах. На моей памяти никакой ругани точно не было. Мне кажется, каждый биатлонист заходил на штрафные круги и понимает, до какой степени всё это непредсказуемо. Не специально же мы это делаем!
— Как раз недавно разговаривала с Антоном Смольским о всевозможных биатлонных косяках, которые случаются, когда голова от усталости перестаёт работать.
— Со мной такое тоже было. И не туда бегала, и не туда сворачивала, и не по тем мишеням стреляла. Далеко ходить не надо. В Ханты-Мансийске на кубке МЛКБ уже еду первая в гонке преследования, обгоняю Настю Горееву и понимаю, что не могу сообразить: на первом рубеже мы по приходу ложимся или по своим местам? Пока ехали равнину, постоянно уточняла у Насти: «Куда ложиться? Точно на первую, а не на вторую? Может, ты сама на первую ляжешь?» Понимаю, как это сейчас звучит, но вот бывают такие ситуации. Давно пасьют не бегала, плюс в ходе гонки мозгу кислорода не хватает, и тебя начинает немного вести.
— Пока вы находились в декрете, по каким ощущениям больше всего скучали?
— У меня ведь две паузы в карьере были, и обе настолько разные… Когда уходила из спорта в 2018-м, меня пытались как-то удержать, мол, не руби сплеча, хотя бы просто покатайся, а я хотела только одного: чтобы меня никто не трогал.
— Что тогда с вами случилось?
— Была перетренированность. Не было результата. Где-то, наверное, не оказалось нужной поддержки, которая могла бы помочь. На тот момент я просто не понимала, что делать дальше. Было очень тяжело психологически. Сейчас я стала постарше, появилась семья, ребёнок. Поэтому вторая пауза далась несравнимо проще. Когда уходила в декрет, понимала, что обязательно вернусь. Этот перерыв дал невероятно клёвые ощущения.
Во-первых, очень много времени находилась дома, с мамой. Мне кажется, я ей иногда даже надоедала своим присутствием. Потому что за эти полгода провела дома намного больше времени, чем за предыдущие десять лет. По спорту не скучала вообще. Во время беременности очень рано закончила тренировки со стрельбой, но каталась много. От роллеров я такого удовольствия не получаю, а вот от желания встать на лыжи меня прямо трясло. Я получала такое громадное удовольствие от этого процесса — не передать. Это было гораздо круче, чем сходить в какое-то кафе или в кинотеатр.
— Возвращаясь в 2018-й: хотя бы мимолётно думали о том, что, возможно, не стоит жертвовать Олимпиадой?
— Нет. У меня тогда реально совершенно пропал результат.
— То есть шансов попасть в олимпийскую команду не было вообще?
— Я этого даже не хотела. К тому же мне невероятно тяжело давались тренировки.
— Прекрасно вас понимаю, но знаю и другое. Что было очень много людей, уверенных в том, что первые три этапа в олимпийской эстафете можно пробежать как угодно, а на четвёртый выйдет Домрачева — и вытащит команду на медаль.
— Так ведь можно было три этапа завалить так, что даже Даша с её потрясающей скоростью и стрельбой уже ничего не сделала бы. В той пхёнчханской эстафете, согласитесь, присутствовала очень большая доля удачи.
— Что, кстати, наиболее сильно способствовало вашей биатлонной мотивации — три индивидуальных золота Домрачевой в Сочи или выигранная олимпийская эстафета?
— Ни то ни другое.
Желание возобновить карьеру вернули дети, с которыми я начала работать после того, как в 2018-м прекратила собственные тренировки. Я с ними очень много занималась. И технику ставила, и просто бегала рядом. Они и начали говорить: мол, Ань, ты чего, давай возвращайся. Ты такая сильная, мы все на тебя равняемся и не передать, как тобой гордимся. Вот это «Возвращайся, возвращайся, возвращайся» изо дня в день очень сильно, как выяснилось, придало сил.
— Как долго вы работали тренером?
— Месяца два точно. Но пришла к этому не сразу. Сначала вообще ничем занималась, была выжата как лимон. Лежала, закрывшись в комнате, хотелось скрыться от всего мира. Не могла заставить себя даже выйти прогуляться на улицу.
— До сих пор не понимаете, по какой причине произошла перегрузка?
— Мне кажется, это накопительный момент. Просто сейчас я склонна думать, что в случившемся на 99,9% была моя вина. Там, где нужно было сказать тренеру, что устала, что мне тяжело, я заставляла себя продлевать тренировку, чтобы побольше нагрузить себя. Казалось, чем больше, тем лучше. Понятно, что со своим нынешним опытом мне бы и в голову не пришло так себя вести.
— Сейчас, когда спортивные цели стали абсолютно размытыми, вы могли бы сформулировать, чего хотите и к чему стремитесь?
— Мне в этом плане где-то легче, чем кому-то другому. Постоянно рядом муж, ребёнок, и благодаря этому к текущей ситуации, как и к соревнованиям, я отношусь легко. Конечно, у меня есть приоритеты. Я всё равно очень много времени отдаю тренировкам, хочу, чтобы был результат. Что касается цели — это Олимпиада. Я к ней готовлюсь. И тренировочные планы у меня построены таким образом, чтобы показать максимальный результат именно там.
— Муж не был против того, что вы хотите вернуться в спорт после рождения дочки?
— Нет-нет-нет, наоборот, был за. Конечно, имелся большой вопрос, как перестроить свою жизнь в связи с тем, что появился ребёнок. Мы оба понимали, что кому-то из нас придётся тратить меньше времени на спорт, а кому-то больше. Решили сделать акцент на меня. Муж по-прежнему тренируется, летом выступал на своих соревнованиях, я приезжала к нему с дочкой. Сейчас у велосипедистов межсборье, поэтому Станислав постоянно находится рядом. Мы уже привыкли к тому, что возить с собой приходится не только мой инвентарь, но и велосипед. Единственное, что приходится регулировать, — это время собственных тренировок. Чтобы кто-то из нас мог оставаться с ребёнком.
— Но это же страшно выматывает...
— Наоборот. Это же здорово, что мы можем находиться вместе. Кстати, то, что мы выступаем сейчас не на международных стартах, а в России, делает все переезды значительно проще. Не говоря уже о том, что обходятся они намного дешевле.
— Тюменский погодный экстрим сильно выбил вас из колеи?
— Нет плохой погоды, есть плохая экипировка. Замечательная фраза. Вот на 100% с ней соглашусь.
— То есть считаете, что биатлонист должен уметь находить выход из положения в любой мороз?
— Конечно. Почему нет? Руки есть, ноги есть, тренажёрка тоже имеется. Сейчас чего только не придумали для того, чтобы тренироваться в зале. Можно делать всё что захочешь. То, что в Тюмени отменили старты, стало, конечно, правильным решением. Если бы мы соревновались только в беге, без стрельбы, было бы намного проще. Стрельба всё сильно осложняет: берёшься за винтовку, останавливаешься — и руки отмерзают моментально. Ну а от рук уже идёт цепная реакция, деревенеет всё тело.
— Вы следите за тем, что происходит на Кубке мира?
— Конечно. Причём просто как болельщик смотрю. Могу посмотреть фильм, а могу с таким же удовольствием посмотреть биатлон.
— И за кого болеете?
— За многих. В эстафетах всегда за итальянцев. Не знаю почему. Мне нравится их отношение к жизни. Ну и вообще, как люди они клёвые.
— Из тех спортсменов, кого вы застали на лыжне, кто, на ваш взгляд, наиболее близок к идеалу биатлониста?
— Однозначно Уле-Эйнар Бьорндален. Это такой большой пример, мне кажется, причём не только в биатлоне, но и в жизни тоже. Мне всегда импонировало его отношение к спорту, к тренировкам, особенно к мелочам. Он настолько всё контролировал…
— Вы с ним лично общались?
— Мне тяжело общаться, поскольку с английским языком есть определённые проблемы, но я всегда с огромным удовольствием наблюдала за Бьорндаленом со стороны. Точно так же в женском биатлоне мне всегда нравилась Даша Домрачева. И как спортсменка, и как человек. То, что они с Уле-Эйнаром окажутся вместе, было, наверное, где-то свыше предначертано. Действительно, пример, которым можно восхищаться бесконечно.
— Уже решили, что будет потом, когда вы закончите бегать?
— Жизнь непредсказуема. Но я надеюсь, что всё сложится хорошо.