— Глядя на то, как вы работаете с Владиславом Дикиджи, у меня сложилось ощущение, что, став тренером, вы начали смотреть на мужское одиночное катание несколько иначе, нежели ваш собственный наставник Алексей Мишин. И что именно этим было продиктовано желание работать самостоятельно.
— Не сказал бы, что это связанные друг с другом вещи. Я раньше работал вместе с группой Алексея Николаевича и Татьяны Николаевны, а потом у нас открыли новый каток, и это была идея Мишина, чтобы я пошёл туда работать самостоятельно.
— Обиды не было на тренера, что выкинул из гнезда?
— Совершенно точно нет. Были опасения, получится или не получится. К моему счастью, пока получается. Хотя начинать работать в одиночку было тяжело. Когда ты находишься под крылом тех, кого хорошо знаешь и уважаешь, всё значительно проще. Всегда можно прийти посоветоваться, о чём-то спросить. А не крутить вопросы и ответы в своей голове.
— Евгений Плющенко всегда подчёркивает в своих интервью, что всё лучшее в одиночном катании придумано Мишиным в его школе.
— Соглашусь. Поэтому сам я испытываю большую благодарность за то, что в своё время попал в руки таких выдающихся специалистов и имел шанс научиться у них абсолютно всему, что сейчас умею. По мере нарабатывания собственного тренерского опыта стал добавлять к этому что-то своё.
— Вы много лет, будучи спортсменом, находились в группе, где во главу угла ставились исключительно прыжки, и сам Мишин постоянно это подчёркивал. Было тяжело отходить в тренерской работе от этой убеждённости?
— В чём-то я, кстати, до сих пор согласен с Алексеем Николаевичем: мужское катание без четверных прыжков — это нонсенс. Женское, напротив, должно ассоциироваться, на мой взгляд, с грацией, пластикой катания. Другой вопрос, что сейчас невозможно не обращать внимание на те же вращения, дорожки шагов. Если говорить конкретно о Дикиджи, мне бы очень хотелось добавить компонентов в его катание. Техническую сторону мы стараемся постоянно усиливать, и я рад, что Влад в этом сезоне справляется с обеими программами. Это на самом деле первостепенно. Если спортсмен не в состоянии выполнить техническую задачу, вести работу над второй оценкой становится несколько бессмысленно.
— Как нам показывает Илья Малинин, когда с прыжками всё в порядке, первой оценкой вполне можно компенсировать недостаток второй.
— Думаю, Илья просто пока не достиг состояния внутреннего равновесия в этом плане. Ему ещё годик-два потерпеть, повзрослеть, и, думаю, в катании вообще не останется слабых мест. Тренеры у него очень хорошие и совершенно правильно его развивают.
— Малинин сейчас отказался от идеи прыгать в произвольной программе четверной аксель, поскольку правила никак не поощряют подобную сложность. Не может оказаться так, что спустя время спортсмен, может, и захочет вернуть прыжок, но уже не сумеет этого сделать?
— Если прыжок уже выучен, его можно вернуть и через два месяца, и через три. Просто надо будет целенаправленно над этим работать. У девочек в этом плане всё сложнее, поскольку в пубертат тело может сильно измениться.
— В каком-то из ваших интервью я прочитала, что вы со своим спортсменом тоже собираетесь начать работу над четверным акселем, но не ставите перед собой задачу вставить его в программу. В чём тогда смысл?
— При нынешних правилах, как уже сказал Малинин, смысла нет никакого. Но правила ведь могут измениться? Для собственного развития эта работа точно не будет лишней. Здесь как с вращениями. На тренировках ведь мы делаем не только те вращения, которые стоят в программе, а постоянно пробуем какие-то новые, более сложные позиции. То же самое с шагами. Просто тренировать можно одно, а вставлять в программу совсем другое.
— Мишин как-то обмолвился, что нет никакого смысла в том, чтобы заходить на прыжки на большой скорости. Дикиджи тоже катается не слишком быстро. Это сознательный ход?
— Сознательный. Раскрывать, зачем именно мы это делаем, не буду. Пусть это останется нашим секретом.
— Это ваша принципиальная позиция или в перспективе скорость хорошо бы увеличить?
— Конечно, более зрелищно, когда прыжки выполняются на большом ходу. Но, если спортсмен не готов на этой скорости прыгать, форсировать, это становится просто опасно. Скоростной прыжок — он вообще другой. Ты летишь дальше, летишь выше, мышцы работают совсем по-другому. Другой вопрос, что такие прыжки менее стабильны по определению. Можно случайно не совсем правильно заехать на дугу, улететь головой вперёд и просто убиться.
— Ваш ученик прекрасно танцует и, думаю, в фигурном катании нет никого, кто об этом не знал бы. Что мешает Владу так же вдохновенно танцевать на льду?
— Мне даже судьи этот вопрос задают. Как выясняется, они тоже смотрят TikTok. Но сейчас у Влада такой период, когда в голове одни четверные. Всё остальное вторично.
— Три четверных в произвольной программе и два в короткой — это оптимальное количество?
— Надо стремиться к большему. Это просто необходимо для того, чтобы соперничать с такими асами, как Пётр Гуменник, Женя Семененко, Марк Кондратюк и так далее.
— То, что Владислав всех их обыграл в общем зачёте Гран-при России, греет вам душу?
— Не рассматриваю результат через призму этой формулировки. Задача заключалась не в этом. А в том, чтобы он справился с нервами и стабильно прокатал программы на двух этапах подряд — в Казани и Самаре. К сожалению, Влад после Казани заболел и мы были вынуждены перенести второй старт на Москву. То, что он в короткой программе не справился с тройным тулупом, сделал двойной, меня слегка насторожило. Но в остальном я остался доволен. Пришёл к заключению, что контент можно попробовать усложнить. Вставить в произвольную программу ещё один четверной.
— Какой-то конкретный?
— К счастью, у нас неплохо идёт четверной лутц. Над этим прыжком мы и будем думать.
— Вам когда-нибудь бывало страшно учить спортсмена прыжку, который сами никогда не делали?
— Нет. Тренер ведь сначала учит более простому. Кроме того, у меня есть специалист, который работает с удочкой, то есть с подстраховкой. В четверных прыжках главное, чтобы была готова голова. Подвести спортсмена к прыжку технически значительно проще.
— Не жалели в процессе обучения, что сами так никогда и не попробовали выполнить на льду четыре оборота?
— Вы знаете, я вообще не вспоминаю о тех временах, когда сам катался. Поэтому и ностальгии никакой нет. Стараюсь не терять время, развиваясь в своей нынешней профессии.
— И никогда не пытались оценить Татаурова-спортсмена с позиции Татаурова-тренера?
— Никогда. Я даже, когда катался, больше смотрел не на себя, а на тех великих, круживших рядом. На Алексея Урманова, на Женю Плющенко, на Лёшу Ягудина.
— Вот сейчас, мне кажется, вы лукавите. Хотя бы потому, что группа Мишина в те времена, когда он вас тренировал, не была группой Урманова или Ягудина. А была группой, способной в своём составе выиграть командный чемпионат мира у кого угодно.
— Я не лукавлю — и объясню почему. Видел, насколько высокая стабильность отличает ребят и как они умеют биться за каждый прыжок. Тот же Ягудин летал непонятно под какими углами, но выезжал, вытаскивал совершенно немыслимые приземления. Это как раз те мужские качества, которые я сейчас очень стараюсь привить своим спортсменам. Возможно, у меня просто хватило ума понять ещё в спортивные времена, что нет смысла на кого-то обижаться, если тебе недостаёт каких-то качеств. Не тренер в этом виноват. И не соперники. А тренеру всегда приятнее работать с тем спортсменом, который борется, всё беспрекословно выполняет и никогда не опускает рук.