В марте на чемпионате России в Тюмени она отказалась от интервью, коротко объяснив: не о чем сейчас разговаривать. Тогда спортсменку можно было понять: она находилась в довольно непростой ситуации. Предстояло принять решение, как и под чьим руководством продолжать карьеру. Нынешний сезон олимпийская чемпионка начала в группе Егора Сорина, и, когда мы встретились в Ханты-Мансийске, отнеслась к предложению пообщаться совершенно иначе: «Я готова».
— Вы — не первая спортсменка, от которой я слышу: нынешний тренер Егор Сорин придерживается несколько иного подхода к работе, нежели бывший наставник Юрий Бородавко. Можете пояснить разницу?
— Да, безусловно. В группе Юрия Викторовича всегда собирались более силовые спортсмены, в каком-то плане даже, наверное, более талантливые, нежели я, более заряженные. Они выполняют баснословные нагрузки.
— И не боятся, что это их сломает?
— Как правило, да. Каркас команды состоит именно из таких людей, готовых идти на эту жёсткую пахоту как на амбразуру. У меня с детства, со времён работы с супругами Ветровыми, на первом месте был разговор, диалог. Тем более у меня от природы пытливый ум и всегда интересно понять, для чего я выполняю то или иное упражнение, для чего нужна та или иная тренировка. С возрастом данное желание только усиливалось.
Когда в сборную пришёл Маркус Крамер, он с каждым из нас садился и очень тщательно всё обсуждал. Зачем мы поедем, например, на тот или иной сбор, почему будем выполнять конкретный объём работы, когда начнём скоростные тренировки.
За шесть лет, скажу честно, мы очень сроднились с Маркусом. Наверное, меня хорошо понимает только Сергей Устюгов. Недавно с ним вспоминали, насколько Крамер чувствовал нас как спортсменов. В моей судьбе это прямо подарок.
— Знаю, ваше доверие сложно завоевать. Если бы ассистентом Крамера, когда вы к нему пришли, был не Егор Сорин, сейчас пошли бы в группу специалиста?
— Не задумывалась, а ведь точно: возможно, подсознание сыграло свою роль. Даже когда Егор ушёл от Крамера и создал свою команду, я ему написала благодарственное сообщение. Сорин сделал очень много для нас. Мы постоянно удивлялись, как он всё успевал. А главное, плавно, прямо важно подчеркнуть, вводил нас в концепцию группы, в тренировочный процесс. Дословно объяснял слова Маркуса, учил, мотивировал и, безусловно, вложил в нас определённое доверие к себе.
— Перед Олимпиадой в Пекине вы сказали, что хотите получить от сезона удовольствие. Удалось? Или это было время мучений?
— Скорее, постоянного преодоления. Получился очень сложный сезон, я, наверное, даже оказалась не готова к такому. Но изначально дала себе установку запомнить тот путь. Я вообще стараюсь сохранять в памяти очень классные моменты своей жизни и потом воспроизводить их в голове. Такая копилочка воспоминаний.
— В ней есть путь к Играм-2018?
— Тогда всё сложилось вообще по-другому. Мы ехали в Пхёнчхан совсем молодыми, на нас никто не рассчитывал, вообще не думал, что мы можем завоевать награды. Помню, прямо перед отъездом прощаюсь со своим будущим мужем и говорю: «Представляешь, если приеду с медалью?» Он такой: «Да 100% приедешь». — «А если с двумя?» — «С двумя — ещё лучше!».
Этот разговор я запомнила очень хорошо. В чём особенность Олимпиады, как вообще переваривать происходящее, я даже приблизительно не понимала. Мы каждый день очень много смеялись. Жили вместе, не соблюдали режим вообще.
А вот в Пекине всё было уже намного серьёзнее. Но я бы хотела, если в моей жизни случатся ещё одни Игры, поехать на них точно с таким же настроем, как в 2018-м. С желанием бороться за медали, получить их, но без внутренней нервотрёпки, как в 2021-м. Я тогда много болела и, считаю, проблемы со здоровьем возникали, поскольку не давала себе спуска в работе.
— Елена Вяльбе не так давно обмолвилась в адрес одной из спортсменок: мол, девочка способная, но не Непряева. А у вас есть ощущение недосягаемости Наташи?
— Скорее, мы на равных. Одни сезоны сильнее была я, другие — она. Я даже на норвежек никогда не смотрела с мыслью, что их нельзя обыграть. Маркус всегда говорил: «По своим данным ты не самая талантливая. Но по отсутствию границ, по тому, какие возможности заложены у тебя в голове, ты превосходишь абсолютно всех».
— После Игр в Пекине вы стали намного спокойнее. Пришло понимание: главную медаль в своей жизни вы уже выиграли?
— Нет, не пришло. Нет чувства, будто всё, что я могла заработать, уже у меня есть. Но действительно пришло более спокойное состояние. И ощущение внутренней свободы. Может быть, это предчувствие завершения карьеры?
— Хоть когда-нибудь возникало ощущение: лыжи — не ваш спорт?
— Мне кажется, только в данном виде могла реализоваться, до сих пор иногда об этом думаю. Я вообще верю в определённое стечение судьбы, и, мне кажется, в моём случае всё оказалось предрешено. Родиться в маленьком городке, где зима начинается с октября и заканчивается в мае, иметь прекрасных тренеров, которые взяли тебя на ручки и повели в большую жизнь. А мотивировать меня никогда не было нужно.
— Я впервые близко столкнулась с лыжниками в 1999-м на чемпионате мира в Рамзау и с тех пор периодически задаюсь вопросом, что должна чувствовать красивая интересная женщина, когда она вынуждена месяцами напролёт жить на чемоданах, ходить в лыжном трико или тёплом комбинезоне. В какой-то момент не перестаёшь чувствовать себя женщиной?
— Нет, такого никогда не случалось. У нас все прямо девочки-девочки. Возможно, в каком-то плане стервозные, но всегда стараются быть, скажем так, лучшей версией себя. К тому же я люблю путешествовать и собирать чемодан.
— Кроме спортивной экипировки, что ещё в чемодане?
— В одной косметичке — косметика, в двух побольше — средства для ухода. Платьев нет, но сейчас можно и без них круто одеться.
— То есть такие наряды тоже присутствуют?
— Обязательно. Бывают же и выходные дни, когда можно накрасить реснички и куда-то выйти. В Ханты-Мансийске, например, мы посещали итальянский ресторан. Но это больше для себя, для внутренней гармонии. Сделал фотографии, выложил их в социальные сети, тебе накидали комплиментов. Понятно, такое общение никогда не заменит комплимента от любимого мужчины, но хоть что-то.
— Решились бы сделать фотосессию для мужских журналов?
— Если в купальнике, то почему нет? Я и в соцсети такие снимки выкладываю. Мне очень понравились фотосессии Лизы Туктамышевой и Жени Медведевой для Maxim. То есть журнал мужской, но грань соблюдена. Такое мне подходит. Я очень большой консерватор в таких вопросах, на самом деле.
— Но потихонечку становитесь достаточно медийной фигурой.
— Если вы про соцсети, то они для меня не коммерческий проект, а такой небольшой дневник. Там я стараюсь ничего не приукрашивать, а просто донести до кого-то свои мысли. Транслирую какие-то сложные моменты, свои переживания на тот или иной счёт. Понимаю, что моя карьера сейчас немножко в подвешенном состоянии, но ведь на этом месте так или иначе будут все спортсмены. Плюс соцсети дают очень классную обратную связь, что мотивирует.
— Неужели ни разу не случалось, когда раскрывали душу перед людьми, а вам в незащищённое место прилетала какая-то гадость?
— Нет. Но я и не боюсь ничего подобного. Мне вообще кажется, что транслирование собственной слабости — как раз таки достаточно большая сила. Если кто-то кинет в меня, образно говоря, каким-нибудь хейтом, ну окей, моя жизнь не изменится. Я просто взяла определённый курс и следую ему. Говоря о медийности... Мне интересно пробовать себя в каких-то других сферах. Один раз довелось побывать в роли комментатора — понравилось. Поняла, что мне всегда есть о чём рассказать.
— Вы, насколько могу судить, очень общительный человек. Но знаю, что одним из условий перехода в группу Сорина было отдельное размещение на сборах.
— Да, всё верно.
— Что это вам даёт?
— Возможность перезарядиться. У меня свой режим, свои утренние ритуалы. Я должна выпить горячей воды с лимоном, принять витамины, намазюкаться кремчиками, то есть у меня должно быть моё, обособленное от всех пространство. Кроме того, я не люблю тратить энергию на пустые разговоры. Поэтому и предпочитаю жить либо с теми, с кем я в очень близком контакте, либо одна. Но в то же время у меня со всеми сохраняются офигенные отношения.
— У лыжников, насколько могу судить, потихонечку складывается тенденция брать с собой на тренировочные сборы семьи. Юрий Бородавко даже считает, так гораздо лучше, чем когда человек оставляет близких дома и постоянно дёргается по поводу домашних проблем. Почему не возите семью вы?
— У нас ведь очень многие нашли себе пару в нашем же виде спорта. Кто-то даже в одних командах тренируется. А у меня немножко другая история. Муж работает, у него есть свои обязанности, своя зона роста, и отрывать его, превращая в няньку, было бы совершенно неправильно. У ребёнка тоже полностью сформирована среда обитания. Есть детский сад, кружки, на которые мы его водим, есть бабушка, дедушка. Они его холят, любят, лелеют. А мама всегда на связи. Даже если я куда-то уехала, контакт с сыном сохраняется постоянно. То есть я уже давно, скажем так, не гоняю в голове такие мысли: раз я уехала из дома, то плохая мать. Я точно знаю, что делаю и для чего.
— Какому принципу чаще приходится подчиняться, «хочу» или «должна»?
— Здесь из одного вытекает другое. Изначально я решаю, чего именно хочу. А потом сама с собой играю в игру, что должна ради этого сделать. На самом деле очень важно понимать: во главе всех твоих поступков стоит твоё собственное желание. Никто не должен вести тебя на работу как на каторгу. Вообще, мне кажется, наш вид спорта — немножко про мазохизм. От любви до ненависти, и всё в одном флаконе.
— Тогда вам должно нравиться решение FIS уравнять мужские и женские дистанции. Выйти на старт и пробежать 50 км — определённый вызов?
— Мне кажется, по природе я больше спринтер. Поэтому 50 км меня не очень вдохновляют. Хотя бегать приходилось.
— В спринте атлет вынужден постоянно держать в голове множество вещей: технику, тактику, обстановку, свои и чужие действия. О чём думаешь, когда бежишь более двух часов?
— Обо всём. Если выступать доводится в комфортных условиях, чего только в голову не лезет. Например, начинаешь думать о том, выключен ли в номере чайник или плита. На соревнованиях уровня Кубка мира вряд ли получится бегать до такой степени расслабленно, но, когда в том году я выступала на Сахалине, из-за разницы во времени соревнования для меня проходили, по сути, ночью. Помню, всю дистанцию пыталась понять, где я, зачем, кто меня разбудил.
— Борьба за медали и битва за деньги на коммерческих турнирах — разные ощущения?
— Для меня, наверное, да. Медали никогда не встанут вровень с купюрами. Хотя на соревнованиях высокого ранга, думаю, такое чувство у всех. Спортсмены бегут ради того, чтобы эту железяку в руках подержать, вцепиться в неё и уже никому никогда не отдать. Мне кажется, психика подстраивается под коммерческий старт по-другому.
— Когда в спорте только начали появляться западные спонсоры, помню, достаточно часто прослеживалось отношение: мол, русские бедные, они любой вещи будут рады. Когда-нибудь приходилось сталкиваться с таким отношением?
— Нет. Ты можешь прийти и попросить лыжи получше или большее количество пар, но здесь всё исходит от результата. Если ты на хороших позициях — пожалуйста, без проблем, проси всё что хочешь. Это не про нацию, а именно про результат.
— Второй год антироссийских санкций на инвентаре сказывается сильно?
— Вообще нет. Я бегаю на Rossignol — эта фирма продолжает нам всё поставлять, как и раньше: нет ни перебоев, ни проблем. Ребята молодые, просто обожают свою работу, очень открыты для контактов. Я прямо очень рада с ними сотрудничать.
— Мечта, связанная с деньгами, у вас есть?
— У меня их много. Но они не заоблачного уровня, я никогда не стремилась к «жиру».
— То есть сумку Birkin за 900 тыс. рублей вы покупать себе не станете?
— Маркетинг, конечно, там хороший, но в моём листе желаний такой сумки нет. Я достаточно спокойно отношусь к цацкам. Считаю, хорошо, когда у тебя есть возможность не отказывать себе в покупке украшений, по импульсу покупать понравившуюся вещь. Но отсутствие таких предметов не делает твою жизнь хуже — 100%.
— Что вы не согласились бы рекламировать ни за какие деньги?
— Никогда не думала, кстати, в данном направлении. Я принципиально против рекламы БАДов. Поскольку в спорте это всегда тонкая грань, никогда до конца не знаешь их состав. Хотя рекламных запросов по пищевым добавкам я получаю много.
— А за собственным питанием следить приходится?
— Слежу. По крайней мере, стараюсь. Я вообще не привередлива. Ем всё подряд, но по возможности всегда делаю выбор в более здоровую сторону, скажем так. У меня уже был опыт работы с нутрициологом, я знаю основные принципы питания, как и слабые стороны своего собственного организма: что, допустим, усваивается без проблем, а какие продукты желательно исключить. Но мне, кстати, кажется, что в целом надо поднимать культуру питания. Взять даже момент, когда приходится сбрасывать вес. Отсутствие еды — оно, конечно, приведёт к похудению, но подобная диета — не лучший выход. Особенно в нашем виде спорта.
— Как выглядит идеальный отдых в вашем представлении?
— Вся семья в сборе.
— И какое-нибудь морское побережье?
— Скорее горы. Я очень их люблю — чувствовать этот масштаб. Батонить на пляже, конечно, круто, но меня хватает максимум на два дня такого отдыха.
— Вы назвали свой вид спорта мазохизмом, а понимаете людей, которые идут на Эверест, зная, что могут вернуться оттуда как минимум обмороженными?
— В первую очередь их влечёт туда адреналин. Тоже определённого рода зависимость, иногда очень сильная. Я не слишком раскачана в этом плане, не люблю экстрим. Но, мне кажется, понимаю ответ по своему виду спорта. Многие ведь тоже совершенно искренне не понимают, как можно бегать какое-то немыслимое количество километров по горам, лесам, полям в дождь, в собачий холод, обмораживать себе конечности. А я не представляю другой жизни. Я люблю лыжи, меня это наполняет.
— Самый большой выброс адреналина в лыжных гонках — эстафетный финиш с флагом?
— Нет. Скорее, ожидание старта. Весь твой настрой в тот момент — про адреналин. Даже если ты не в самой лучшей форме, ничего не меняется. Возникает дикий азарт, до дрожи. Но стоит уйти на дистанцию — всё стихает, и ты растворяешься в гонке.