Впервые Даниил Серохвостов удивил в олимпийском сезоне, нахально и в чём-то даже нагло ворвавшись в сборную. Столь же ярким выглядело начало нынешнего: на контрольных соревнованиях в Ханты-Мансийске он пробежал десятикилометровую дистанцию с шестым временем, оставив за спиной таких соперников, как Иван Якимушкин и Савелий Коростелёв. После той гонки мы и договорились с биатлонистом об интервью.
— Слышала, что в юниорах вы не отличались особой дисциплинированностью. Это действительно так?
— Возможно, вам так сказали потому, что я не тренировался по планам сборной.
— А в чём была причина?
— В том, что эти планы были очень плохие. Мне казалось, что надо больше тренироваться, намного больше. И в принципе, я оказался прав. Когда попал в мужскую команду к Юрию Михайловичу Каминскому, не скажу, что сильно отставал от тех, кто старше. Вышел из юниоров уже подготовленным к серьёзным нагрузкам.
— Ваш невероятно яркий дебют на первом этапе Кубка мира в Эстерсунде с бронзовой медалью в эстафете запомнился всем. При этом на том же самом этапе вы вдрызг провалили личную спринтерскую гонку — финишировали 74-м.
— Пальцы замёрзли тогда. Первый круг я прошёл неплохо, стрелял тоже неплохо, на втором круге даже ускорился. Но мы бежали вечером, не было солнца, да и вообще было холодно. Плюс очень высокая влажность. Вы же были в Швеции, знаете, какая там бывает погода. И я, вместо того чтобы бежать в тёплых перчатках, в которых не слишком удобно стрелять, выбрал тонкие. На разминке вроде не так холодно было, но в гонке перчатки промокли, и я вообще перестал чувствовать курок. Эстафету бежал уже в тёплых. И вообще по тому сезону каждую эстафету всё лучше и лучше бегал.
— Эстафеты запоминаются только тем, как бежал сам, или ещё какими-то вещами? Если не брать, разумеется, такие экстремальные варианты, как стрельба Эдуарда Латыпова на Олимпийских играх в Пекине.
— Мне наиболее сильно запомнился Рупольдинг. Мы выходили на старт без Эдика, то есть фактически без лидера. Все были порядком уставшими, и я ещё подумал, что Рупольдинг для всех, кроме Саши Логинова, — это такое тяжёлое место. Но настроение в день старта у нас было на удивление хорошим. Логинов, думаю, был рад, что бежит Макс Цветков, мы с Каримом Халили тоже были прилично замотивированы. Я даже в интервью прямо перед стартом сказал, что финишируем мы с флагом. И у нас это получилось.
Ещё запомнилось, что все эти невероятные эмоции как-то враз схлынули. Сначала мы реально дико радовались, но уже через полчаса после финиша накатили усталость и даже какое-то безразличие.
— Вы отметили, что Логинов был рад бежать в одной четвёрке с Цветковым. А сами кого считаете идеальным партнёром по эстафете?
— Карима.
— Почему?
— Он первый этап очень хорошо бегает. Железный эстафетчик на первом этапе, очень надёжный.
— А у вас имеются предпочтения по этапам?
— Второй нравится бегать. Меня так и ставили в олимпийском сезоне: первый этап, думаю, из-за нестабильности стрельбы не доверяли, четвёртый тоже. А второй-третий вроде как бежать попроще. Если там «застрелишься», остаётся шанс отыграться. Но, оказалось, на Кубке мира на втором этапе бегают очень сильные парни, о чём я до этого не догадывался, честно говоря, и я как будто прямо туда вписался. Ногами не проигрывал, стрельбой сильно не косячил. Даже когда брал один-два допа, всегда в лидерах с рубежа уходил.
— В биатлоне очень много говорят о скорости стрельбы и о том, что очень опасно пытаться сокращать время на рубеже, если нет стабильности. За счёт чего лично вы способны выгадать секунды, которые в итоге могут помочь команде?
— За счёт функциональной подготовки, за счёт силы. Если ты по минуте проигрываешь лидерам Кубка мира, за год невозможно прогрессировать так, чтобы проигрывать пять секунд. Но эти секунды можно выгрызать тактически. Это повороты, спуски, уход на спуск, вход в подъём. То есть всегда есть какие-то доли секунды, на которые многие спортсмены вообще не обращают внимания. На самом деле это очень важные секунды. Условно говоря, если на четырёх километрах у тебя 20 поворотов и ты на каждом из них отыгрываешь полсекунды, на пяти кругах выйдет почти минута.
— Вы, как неплохой сноубордист, наверное, вообще не испытываете проблем на спусках?
— Как раз наоборот. Я почему-то медленно их прохожу. Из-за веса, наверное. С кем ни сажусь, все меня обгоняют. С тем же Латыповым в Раубичах я садился на спуск в спину и отставал. Эдик на 20 кг тяжелее меня, и, думаю, это существенно.
— В своё время в плавании спринтеры предпринимали попытки вообще не дышать на дистанции 50 м. А на рубеже в процессе стрельбы не дышать можно?
— Это тяжело. Лично меня хватает на два, максимум три выстрела. Мы ведь не вдох делаем перед выстрелом, а выдох. Расслабляешь диафрагму, мышцы тоже полностью расслабляются, и в этот момент нажимаешь на курок. Некоторые, знаю, на вдохе стреляют. Но когда приезжаешь на рубеж на пульсе 190, стрелять на вдохе становится проблематично.
— В какой момент биатлон перешёл для вас из категории хобби в работу?
— Когда я начал понимать, что мой заработок зависит от моих результатов. Но я не делаю акцент на деньгах. Сейчас они мне не так важны, как результат.
— Вы же Овен по знаку Зодиака?
— Да.
— В вашем гороскопе на этот счёт чётко написано: между деньгами и славой Овны однозначно выбирают славу.
— Ну да, я, наверное, такой. С другой стороны, у меня сейчас особых нужд нет. На то, чтобы купить тот же спортпит, у меня денег хватает. А больше ничего и не надо.
— Ещё одна фраза из гороскопа: «Овен эгоистичен, но ни в коем случае не скуп. С удовольствием купит вам сумочку из змеиной кожи. Но только после того, как приобретёт себе кейс из крокодиловой. Если, конечно, после его покупки останутся деньги». Это про вас?
— Нет, я так сильно деньги на себя не трачу. Мне гораздо больше нравится делать подарки близким людям.
— Со стороны вы производите впечатление человека, которому всё в кайф. Зачем в своё время вам понадобился психолог?
— Потому что не всегда в кайф проигрывать. В тех же юниорах я был дико нестабилен. Мог очень эмоционально реагировать на какие-то вещи, злиться, психовать.
— Лыжи ломали?
— Ломал палки. Мог швырнуть что-нибудь со злости. Начал работать с психологом — стал намного спокойнее. Научился перерабатывать собственную злость, страхи. Сейчас знаю, как себя успокоить, даже если промахи начинаются.
— Работа с психологом подразумевает, что ты должен прийти к специалисту и назвать все свои слабости. Было трудно?
— Сначала да. Сейчас, когда прихожу на сессии, сразу обрисовываю проблему. И мы над ней работаем.
— Есть преимущество в том, что ваш психолог Елизавета Кожевникова — бывшая спортсменка очень высокого уровня, призёр двух Олимпиад?
— Мне кажется, обычные психологи не совсем точно представляют себе тот диапазон эмоций, который происходит во время гонки. Елизавета Александровна понимает это прекрасно. Знает, что такое стресс, как сильно может подвести координация, когда ты боишься. Обычно в соревнованиях мандраж исчезает сразу после старта. Но у меня в юниорах однажды было так, что всю гонку трясло, просто колотило. На рубеже стою, ноги дрожат, руки дрожат, и в таком состоянии стрелять надо. После того как мы разобрали ту ситуацию, подобного больше ни разу не случалось.
— А бывало, что неудачное выступление долго не получалось выкинуть из головы?
— На Олимпиаде такое было. До сих пор иногда вспоминаю, как я там облажался в двух гонках. Уже после того, как Игры закончились, два месяца, наверное, я эту мысль прогнать не мог. Без конца думал о том, насколько отвратительно подготовился к Играм. Пытался сам с собой рассуждать, почему всё так сложилось. Какие-то причины искал, проматывал в голове всю Олимпиаду, каждую деталь. Изначально-то ехал за медалями, как и все. А тут вдруг понимаешь: всё кончилось, ты провалился и следующий шанс через четыре года. Как оказалось, следующего у нас вообще не будет, скорее всего.
— Почему так считаете?
— Ну а кто нам позволит с оружием за границу ехать? Думаю, российских биатлонистов точно никуда не пустят.
— Вы достаточно молоды, чтобы пережить ещё один олимпийский цикл.
— Ждать ещё семь лет? Не знаю… Мне нравится готовиться, когда есть цель. А когда выступаешь на контрольных тренировках…
— Что мешает смотреть на этот процесс как на работу?
— Я не хочу воспринимать биатлон как работу. Понимаю, что Минспорт сейчас делает всё возможное, чтобы спортсмены не теряли мотивацию, очень это ценю, но призовые для меня реально не первостепенны. Иногда мне вообще кажется, что, уйдя из спорта, вполне можно хорошо зарабатывать, если вложишь столько же сил в любую другую профессию. Помню, в конце сезона катался на сноуборде, общался с ребятами-инструкторами, которые буквально полгода этому обучались, и был удивлён, что они зарабатывают не сильно меньше, чем мы, спортсмены.
— То есть в перспективе вы держите в голове вариант стать инструктором по сноуборду?
— Нет, никого тренировать я не хочу. Это уже крайняя точка будет.
— Не устаёте от того, что вынуждены такое количество времени проводить на сборах в рамках одного и того же антуража?
— Несильно. Иногда бывает, конечно, что два месяца на одном месте сидишь, как бы уже всё приелось и уже охота обстановку поменять. Ну в основном это бывает из-за питания. В столовых очень плохо кормят, а когда сам готовишь, это надоедает. Постоянно надо тратить на это время.
— Вы правда возите с собой мультиварку?
— Да, она там, в шкафу стоит. Готовлю себе ужин, завтрак.
— Сами придумали мультиваркой обзавестись или кто-то посоветовал?
— Сам. В таких местах, как Уват, Ханты, питание оставляет желать лучшего. Зачастую всё очень жирное, в масле. Да и гарниры не те, которые нужны. У того же Карима Халили, помимо мультиварки, даже большой гриль есть. Сейчас вот Артём Евгеньевич Истомин привёз ещё две мультиварки — девчонки по очереди ими пользуются.
— Знаю, что в прошлом сезоне вы собирались найти возможность встретиться с Юрием Каминским, объяснить причины своего ухода из группы. Это удалось?
— Нет, мы так и не поговорили.
— А хотя бы в общих чертах рассказать о причинах можете?
— Уже говорил об этом. Мне важно постоянно чувствовать внимание тренера. Тем более что к Каминскому я пришёл юниором с полной уверенностью, что сейчас из меня вырастят профессионального спортсмена. Но столкнулся с тем, что меня как бы и нет. Постоянно со мной только Артём Евгеньевич работал. Юрий Михайлович, наверное, обратил на меня внимание лишь тогда, когда я на Кубок мира отобрался. В тот период со мной стали разговаривать больше. Но, когда приехал на этапы, снова столкнулся с тем, что вроде как никому и не нужен особо. Возможно, я так остро на всё реагировал в силу возраста, не знаю.
— Чем вам сейчас нравится биатлонист Серохвостов?
— Наверное, тем, что, когда наступают трудности, я руки опускаю не сразу. Стараюсь, стараюсь, стараюсь. Даже если не получается, всё равно буду стараться. Но, когда долго не получается, у меня, бывает, наступает депрессия: что, я зря делал, что ли, всё это? Вот это я в себе не люблю. Нравится то, что я постоянно стараюсь стать лучше. В каких-то аспектах лыжного хода, стрельбы.
— Чья оценка для вас наиболее важна? Истомина, собственных родителей или вашей девушки Ксении?
— Своя. Мне могут сказать тренеры, что я плохо пробежал, плохо отстрелял, но если знаю, что для себя сделал максимум, на который был способен, оценку пять из пяти себе мысленно поставлю. В каких-то ситуациях результат мне даже бывает не так важен. Например, в том году в Увате был такой мороз, что не все вышли на спринт. Было реально безумно холодно. А я боюсь холода.
— Как можно, боясь холода, профессионально заниматься биатлоном?
— Ну я, разумеется, не думаю, что замёрзну, околею и умру и меня не спасут, не отогреют. Просто мне всегда было очень некомфортно находиться в холоде. И я вышел на старт не ради гонки как таковой, а ради того, чтобы психологически переработать в себе этот страх и дискомфорт. И был очень горд, что сумел справиться.