— На протяжении всех лет вашей совместной деятельности с Сергеем Доброскоковым вам как бы негласно отводилась роль человека, ответственного не столько за техническую работу, сколько за креатив. Такое разделение функций внутри группы действительно существовало?
— Нет, это не так. Скорее могло так казаться со стороны. На самом деле, помимо основной тренерской работы, я являюсь техническим специалистом парного и одиночного катания международного уровня. Это накладывает некоторый отпечаток на восприятие, заставляет мыслить несколько иными понятиями и категориями. То есть при прокате дуэта или фигуриста я автоматически отмечаю количество и качество исполненных поворотов и шагов, сложность входа и выхода из какой-либо поддержки, различные вариации во вращениях. Благодаря большому количеству соревнований, на которые меня приглашают именно как технического специалиста, у меня имеется уникальная возможность сравнивать различные техники и способы исполнения элементов и передавать своим спортсменам, по сути, уникальные знания.
Другой вопрос, что я всегда с удовольствием занимался постановками программ, поскольку был уверен, что компетентен в данном вопросе. Но я бы не сказал, что хореография — моя прямая специализация. Да, я этим увлекаюсь, но это скорее связано с тем, что уже несколько лет курирую развитие московского и российского спортивного балета на льду как самостоятельной дисциплины фигурного катания и, соответственно, стараюсь развиваться в этом направлении.
— К стыду своему, совершенно не помню, когда вы начали сотрудничать с Доброскоковым и откуда пришли к нему в группу.
— Году, наверное, в 2001—2002-м как атлет. До этого мы с моей партнёршей Татьяной Масленко катались у Георгия Ермолаевича Проскурина. Ну а дальше, как говорится, вмешался случай в лице Тамары Москвиной. На неё вышли наши с Таней родители, и, когда разговор зашёл о перспективах, Тамара Николаевна порекомендовала обратить внимание на Доброскокова, сказав, что это замечательный человек и настоящий технарь. Сергей Владимирович на тот момент тренировал своих фигуристов в Москве, вот так с лёгкой руки Москвиной и состоялся переход.
— Когда вы с Доброскоковым расстались, хотя бы поначалу было ощущение, что в том месте, где всегда было надёжное плечо, вдруг образовалась пустота?
— Нет, абсолютно. В действительности я созрел для самостоятельной работы, повзрослел, набрался достаточного опыта, увидел перспективы.
— Но ведь любое тренерское расставание — это всегда ещё и раздел группы. Как вы делили специалистов?
— Со мной остались те ученики, с которыми я на тот момент занимался самостоятельно. У Сергея Владимировича остался его хореограф, со мной продолжила работать Бетина Попова. Наши замечательные акробаты Юрий Володченков и Юрий Тюкин остались общими. То есть для нас с Доброскоковым это не стало какой-то проблемой.
— Распад вашей пары Дарья Павлюченко — Денис Ходыкин как-то был связан с тем, что ребята не попали на Олимпиаду?
— Причина в том, что сразу после сентябрьских прокатов Даша серьёзно повредила ногу и долго не могла восстановиться. Вот так потихонечку сама по себе созрела мысль, что дуэт больше вместе не катается. То есть это не было сиюминутным решением, к нему фигуристы шли несколько месяцев. Сейчас Денис занимается с новой партнёршей, зовут её Таисия Сабинина. Уже на данный момент можно сказать, что это очень-очень перспективная пара.
— Будете ли вы пытаться воссоздать тот акробатический стиль, которым в своё время поразили публику Павлюченко и Ходыкин?
— Мы не намерены пытаться что-то воссоздавать в принципе. Собираемся искать какие-то новые штуки, новый стиль и так далее. Акробатики, скорее всего, окажется меньше, но это связано с тем, что сейчас у нас в большей степени идёт концентрация на элементах. Ребятам нужно технически притираться друг к другу, вкатывать новые программы, дорабатывать их. Собственно, у Даши с Денисом акробатика являлась не самоцелью, а неким украшательством катания, она как бы шла поверх уже хорошо отработанных элементов.
— Сам по себе акробатический стиль — чья заслуга?
— Как всегда, это происходит комплексно. Во-первых, большая инициатива самих ребят и прежде всего Дениса: ему всегда очень хотелось новизны и какой-то неординарности. Естественно, и мы, тренеры, стремились, чтобы программы выглядели немножко не так, как у всех. Я имею в виду и свою работу, и работу Бетины.
— Неужели вам не было страшно браться за совсем уж экстремальную акробатику? Всё-таки, когда коньки пролетают мимо головы, это, наверное, не самые приятные ощущения.
— Даша сама по себе очень смелая девочка, ей всё это нравилось. Тем более мы действительно работаем с очень хорошими специалистами. И Тюкин, и Володченков — большие профессионалы, и они тогда сильно помогли нам в акробатических вещах.
— Сколько времени, по вашему опыту, требуется на то, чтобы новая пара «зазвучала»?
— Это настолько индивидуально… Например, когда Денис начал скатываться с Таисией, уже с первых тренировок было видно, что это будет хороший, интересный проект. Меня тогда привлекло то, что у ребят загорелись глаза, едва они встали в пару. Они прекрасно слышат друг друга, классно общаются как на тренировках, так и во внерабочее время. Как-то по-настоящему совпали, полетели прямо вместе.
— Может быть, это просто эффект конфетно-букетного периода?
— Нет, нет. Конфетно-букетный давно уже закончился. А отношения лишь становятся крепче.
— Мой предыдущий вопрос, собственно, был продиктован воспоминаниями о беседе с Ришаром Готье, когда у него катались Меган Дюамель с Эриком Рэдфордом. Готье тогда говорил о катании как о технологии. Мол, дайте мне двух сильных одиночников — и через три года это будет дуэт топ-уровня.
— Да, возможно. Просто у нас немножко другая ситуация. Ходыкин и Собинина — достаточно опытные спортсмены. Таисии 18, она в парном катании уже шесть или семь лет, у неё было несколько партнёров. Думаю, тут будет вопрос года с небольшим.
— Мне очень нравится, как работает с фигуристами Попова, но ведь в связке сильный хореограф — сильный тренер изначально заложен конфликт. Хореограф, как ни крути, всегда хочет, чтобы был спектакль, в то время как наставник постоянно вынужден жертвовать хореографией ради элементов.
— Принято так считать, но это не про нас с Бетиной. У меня самого идея программ всегда заключалась в том, чтобы получался мини-спектакль. С определённой сюжетной линией, драматургией, соблюдением законов театральности. То есть чтобы имелись завязка, развитие, кульминация, финал. Даже работая с совсем маленькими парами, мы с Бетиной стараемся двигаться именно в этом направлении.
— А нужно ли к этому стремиться, притом что современные программы, по сути, представляют собой некий конструктор, где давно сложились не только обязательные элементы, но и связки между ними?
— Не соглашусь. Есть очень большое количество вариаций того, что можно реализовать на льду. Думаю, в этом плане далеко не всё лучшее уже выполнено. Не говорю уже о том, что всевозможные находки и фишечки, во-первых, делают тренировочную работу интереснее, а, во-вторых, заметно сказываются на компонентах. То есть на второй оценке.
— Назовёте какие-то программы, не обязательно в исполнении российских фигуристов, которые вам как специалисту врезались в память?
— Это будет большой список классных программ и классных катальщиков, начиная с Кати Гордеевой и Сергея Гринькова, Антона Сихарулидзе и Елены Бережной. Максим Траньков и Татьяна Волосожар на Олимпиаде в Сочи, опять же. Навскидку программ 15 назову легко. Даже Ирину Роднину и Александра Зайцева с их «Калинкой» туда обязательно включил бы.
— Вы сейчас совсем в какое-то глубинное прошлое заглянули.
— Это совсем не значит, что тогда было плохо. На том этапе так просто гениально. Или вспомните, как катались Людмила Белоусова и Олег Протопопов. Любую из их программ ставишь на паузу в любом месте — везде абсолютно дотянутые руки, ноги, головы, которые смотрят в одну сторону, идеальная синхронность, градус в градус просто.
— Катание Белоусовой и Протопопова вы сейчас разложили предельно профессионально. А в чём величие олимпийской программы Транькова и Волосожар?
— Немного провокационный вопрос, да?
— Нет, абсолютно никакой провокации. Просто мне всегда бывает интересно, когда профессионал на конкретных примерах объясняет, почему считает так, а не иначе.
— Применительно к Волосожар и Транькову мы говорим не про какие-то проходящие старты, а непосредственно об их олимпийской программе. Это было так здорово заточено на победу, отработано и на столько голов выше, чем у конкурентов, по чистоте исполнения… Прямо в одну точку вся пирамидка собралась на тех Играх.
— А программа Алёны Савченко на Олимпиаде в Пхёнчхане?
— Считаю, это вообще шедевр. Я периодически провожу семинары для спортсменов и показываю программу Савченко как учебное пособие. У меня она одна из любимых. Да и детям тоже очень-очень нравится, они в восторге от того, что такое вообще возможно. С открытыми ртами всегда смотрят.
— На что конкретно вы обращаете внимание подопечных, когда демонстрируете им тот прокат?
— На чистоту исполнения элементов, связок между элементами — это сейчас в нашей системе судейства в большом приоритете. Досконально проработаны нюансы, нет пустых мест. Все движения настолько гармонично вытекают друг из друга, словно роспись на павловопосадском платочке. Я не слишком их расхвалил?
— Ну так есть за что. Мне, кстати, в этом плане всегда был очень интересен прокат «Манфред» Юко Кавагути и Александра Смирнова. О которых открыто говорилось, в том числе их собственным тренером, что это не самые талантливые атлеты среди пар.
— По большому счёту да. Поэтому они Игры и не взяли.
— Но тем не менее выиграли два чемпионата Европы. Помню, смотрела их программы и всегда возникал вопрос: «Как Москвина это делает?»
— Тамара Николаевна — гениальный специалист на самом деле. И очень большая молодец. Всегда в тренде, всегда в ногу со временем. Не боится учиться чему-то свежему, что-то подсматривать и пробовать новое.
— А вообще, трудно в парном катании придумать что-то новое?
— Конечно, трудно. Но здесь главное, чтобы такое желание имелось не только у тренеров. Павлюченко и Ходыкин у нас с удовольствием сами что-то изобретали. Да и сейчас у всех наших ребят появляется большое количество каких-то находочек, новых заходов на элементы, новых выходов, какие-то необычные поддержки, вращения. Если нас допустят на открытые прокаты, будем показывать всё это специалистам. Хотя от каких-то из этих фишек наверняка придётся отказаться.
— Почему?
— Потому что самые интересные находки зачастую не вписываются в существующие правила. Но пока нам на это не указали, мы продолжаем катать все связки максимально нагруженно.
— Есть и показательные программы, в конце концов.
— Это да, но пока что нам надо накатывать всё то, что собираемся показывать на соревнованиях.
— Если взять все существующие ультра-си, какой из элементов, с вашей точки зрения, неизбежен в относительно близком будущем?
— Четверная подкрутка. Совершенно нормальная история. Лера Ходыкина — двоюродная сестра Дениса, встав в пару с Алексеем Белкиным в начале января, через два месяца исполняла её уже на первенстве Москвы, а ещё спустя месяц они получили за неё третий уровень. Я, кстати, совершенно не сбрасываю вероятность исполнения четверной подкрутки Ходыкиным и Собининой. Как и четверного выброса.
— Денис по-прежнему самый габаритный из российских партнёров?
— Он не переставая работал в этом плане над собой с начала января. Скинул прилично по килограммам. Сейчас находится в отличной форме, на него приятно смотреть, с ним приятно работать. Очень вдохновлённый, воодушевлённый, настроенный на результат. Я его таким устремлённым никогда не видел.
— У меня в прежние времена порой складывалось ощущение, что Ходыкин вообще не слышит критику, не воспринимает её.
— У каждого спортсмена в период взросления меняется восприятие критики в свой адрес: все вокруг неправы — тренеры, судьи… За последний год Денис во многом изменил отношение и к себе, и к окружающим. Очень повзрослел. Сейчас совершенно определённо слышит нас, абсолютно зрело, трезво оценивает вещи. Мы спокойно можем обсудить, что у нас является проблемой, а что не является.
— Алёна Косторная и Гоша Куница. Был момент колебания, прежде чем вы дали согласие на совместную работу?
— У нас ведь всё начиналось как проект под шоу, чтобы ребята могли выступать вместе и на это было интересно смотреть. Георгий катался у нас в группе где-то полгода, потом Алёна предложила Гоше покататься с ней в шоу. Я не имел ничего против того, чтобы ребята какое-то время поработали у нас в группе. А потом вдруг закрутилось-завертелось. Когда я понял, что это может быть серьёзный проект, сразу связался с Еленой Германовной Буяновой, у которой Алёна каталась как одиночница. Мы всё обсудили, нашли понимание по всем вопросам. И уже активно начали работать со спортсменами не под шоу, а непосредственно под спорт. Это разные задачи и совсем другие нагрузки.
— Много раз замечала, что столь талантливые люди, как Алёна, которые мгновенно всё схватывают, нередко испытывают проблемы в том, чтобы фокусироваться на ежедневной монотонной работе. Вы прилагаете усилия к тому, чтобы Косторная не теряла интерес, или на данном этапе этого не требуется?
— Вы абсолютно точно подметили насчёт Алёны. До того, как мы начали работать вместе, я, честно вам скажу, вообще не сталкивался в работе с настолько координированным спортсменом. Изучение каких-то новых элементов, движений происходит у неё настолько быстро, что поначалу я находился в лёгком шоке от того, как это возможно. Это очень крутое качество.
Что касается мотивации спортсменов — это часть моей работы, причём по отношению не только к Алёне, но и абсолютно ко всем. Наставникам всегда ведь кажется, что подопечные немного недорабатывают. Это нормально — постоянно быть чуть-чуть недовольным. За это нам деньги платят.
— Это понятно. Но спортсмены-то все разные. У одних чётко стоит цель, и они идут к ней, как бы ни было тяжело, а у других интерес пропал — и они ушли.
— У нас в группе, к счастью, сложилась очень классная конкуренция, при которой все так или иначе борются за моё внимание как тренера. Это подстёгивает. И приводит к тому, что люди сами хотят больше работать. Алёна в этом плане не исключение.
— Плюс стремление доказать, что её рано списали со счетов?
— Вы знаете, она бесконечная фанатка фигурного катания и стремится использовать любую возможность, чтобы заниматься на льду и выступать на соревнованиях.
— А что и кому сейчас стремитесь доказать вы сами?
— Давайте я пока не буду отвечать на этот вопрос.