«Ушла в тренерскую работу не из-за развода»
— Одно из ваших интервью времён спортивной карьеры называлось «Я слишком люблю детей, чтобы быть тренером». Тем не менее вы сейчас возглавляете в женской гимнастике молодёжную команду страны и, судя по всему, вам это очень нравится.
— Мне действительно безумно нравится тренировать. Во-первых, потому что получается. А во-вторых, похоже, это действительно моё. Меня понимают дети, мне удаётся найти к каждому из них подход, объяснять даже одинаковые ошибки разными словами, чтобы все понимали, чего именно я хочу от них добиться.
— Ваши коллеги уже успели рассказать мне историю, как однажды утром перед тем, как отправиться в зал, вы выглянули в окно, а там...
— Да, было такое. Дети прямо на асфальте написали: «Алия Фархатовна, мы вас любим!» Естественно, мне было безумно приятно.
— Мне почему-то казалось, что после спорта у вас в приоритете окажется семья, дети, какая-то совершенно неспортивная жизнь. Тем более что вы действительно, насколько помню, не были расположены к тому, чтобы стать тренером. В какой момент приоритеты сменились?
— Я тогда не работала, больше года сидела с ребёнком дома, и в один из дней мне достаточно неожиданно позвонила наш старший тренер Валентина Александровна Родионенко и сказала, что они с Андреем Фёдоровичем (Родионенко, главный тренер сборной России. — RT) очень хотят, чтобы я возглавила молодёжную команду. Я сначала очень сильно сомневалась, переживала. Опыта ведь никакого не было. С другой стороны, как раз тогда я задумалась: почему бы не попробовать? Хотя бы для того, чтобы понять, хочу я этим заниматься или нет. Попробовала. Втянулась.
— Решение как-то было связано с тем, что вы расстались с мужем?
— Нет. Мы с Алексеем развелись гораздо раньше, ещё когда я тренировалась. Так что мой уход в тренерскую профессию точно не был продиктован желанием уйти от каких-то личных проблем.
— Пытались понять, почему из всех возможных кандидатов на работу с молодёжной командой супруги Родионенко выбрали вас?
— Тренеров подкупило, во-первых, то, что я много лет тренировалась на их глазах, причём тренировалась в довольно-таки взрослом возрасте. Уже тогда я постоянно помогала всем девчонкам. Плюс наши руководители изначально хотели, чтобы в команде был молодой, свежий взгляд, который, по их мнению, всегда полезен.
— Соглашусь. Но та же Валентина Александровна — достаточно авторитарный человек, и я прекрасно помню, под каким давлением вы находились, когда ваш тренер Александр Александров из-за конфликта с руководством был вынужден уйти из сборной. Абстрагироваться от тех воспоминаний было сложно?
— На самом деле я не воспринимала всё, что происходило вокруг меня, как какое-то давление. В зале я просто делала своё дело, тренировалась.
Когда же в команде появлялись какие-то новые девочки, у меня не было по отношению к ним никакой ревности. Была просто цель доказать, что я не слабее, чем кто-то другой. Поэтому вообще не видела в действиях тренеров какого-то негатива по отношению к себе. Соответственно, и после спорта не было никаких обид и мыслей, что с кем-то я хочу работать, а с кем-то нет.
— Насколько вы свободны в своих действиях сейчас?
— Если у меня возникают какие-то профессиональные вопросы, я всегда могу обратиться к той же Валентине Александровне за советом. Какие-то важные моменты мы, разумеется, обсуждаем вместе с ней и Андреем Фёдоровичем. Но в ежедневной работе со спортсменами нет такого, что я что-то делаю именно потому, что мне сказали так делать. В этом плане я сама принимаю решения. Более того, этот момент мы обговаривали изначально.
— Внутренние тренерские амбиции в вас уже проснулись или пока работа воспринимается как сплошное удовольствие без каких бы то ни было конкретных целей и обязательств?
— Цели, безусловно, есть, как и амбиции, но и удовольствие тоже. Единственная проблема, что нет международных стартов. Соответственно, невозможно сравнить себя с мировыми лидерами, увидеть, в какую сторону и насколько активно мы двигаемся.
— Но ведь лидерами, если судить по результатам последней Олимпиады, были мы сами?
— Всё равно не хватает конкуренции. Если говорить о тренировках, о выступлениях на внутренних соревнованиях, прогресс у девочек просто колоссальный. Да, я смотрела юношеское первенство мира. Да, я не постесняюсь сказать, что, если бы мы поехали с нашими детьми на этот турнир, равных нам бы не было. Но это всё сослагательное наклонение, как ни крути. В этом плане работать немножечко сложно.
«Гимнастке важно быть сильной, а не худой»
— В своё время, насколько помню, у вас были одни из самых технически насыщенных программ на брусьях.
— На Играх в Лондоне — нет. В Рио — да. И то лишь потому, что я за две недели до соревнований сумела выучить новые элементы.
— Комбинации, которые сейчас делают ваши подопечные, сложнее?
— Та комбинация, которую я делала на брусьях в Рио, сейчас считается уже базовой. То есть, если девочка исполняет этот набор элементов при переходе во взрослую команду, значит, брусья у неё неплохие. Но есть спортсменки, которые делают более сложные вещи.
— Юниорская команда — это ещё и пубертат. Нужно ли пытаться довести спортсменок до максимального уровня сложности, пока они не начали расти и оформляться?
— Такая задача у нас есть. Я всегда говорю: пока ребёнок маленький, пока он не начал взрослеть, пока он лёгкий, надо учить абсолютно все элементы. Да, возможно, до пубертата это будет одна комбинация, а после — совсем другая, но в любом случае гимнастка будет уметь всё.
Если вспомнить мой собственный опыт, мне было 18 лет, когда я выступала на первых Олимпийских играх. Получилось так, что пик моего взросления пришёлся на более ранний период, когда я почти год восстанавливалась после травмы. Я тогда сильно поправилась, но при этом всё равно работала, работала, работала и работала. И вернулась в зал уже не маленькой девочкой, а взрослым человеком.
— Было сложно переносить прежние детские навыки на взрослое тело?
— Нет. Но это как раз потому, что у меня с детства была хорошая база элементов. Вспомнить и восстановить их оказалось намного проще, чем учить что-то новое.
— И ведь вы никогда не выглядели чрезмерно худенькой на помосте.
— Я была очень сильная. То есть весь мой вес, даже если он кому-то казался излишне большим, составляли очень хорошо проработанные мышцы. Поэтому мне было легко, даже когда при росте 163 см я выступала с весом 57—58 кг. Я бы даже сказала, что быть в гимнастике сильной лучше, чем быть худой. Надо же своё тело таскать и переворачивать.
— В гимнастическом зале вы тренер-наблюдатель или тренер-практик?
— Наверное, больше практик.
Да, у нас есть очень классные специалисты, но всё равно приходится так или иначе работать на всех снарядах. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Плюс я сейчас полностью веду бревно. Это, конечно, безумно тяжело, мне очень не хватает специалиста на этом снаряде.
— Не успеваете справляться в одиночку?
— Реально не успеваю. Потому что есть ещё три вида многоборья. Если кто-то сдаёт комбинацию в другом конце зала, я, работая на бревне, должна успеть одновременно посмотреть в обе стороны и подметить все ошибки.
— Кричать на детей приходится?
— Вообще у нас с ними достаточно доверительные, честные отношения. Они и без криков прекрасно понимают, кто здесь тренер, а кто спортсмен. При этом вне зала мы всегда можем пообщаться на разные темы, посмеяться. Мне кажется, это хорошо.
В отношении работы у меня давно сложилась определённая собственная позиция. Если у спортсмена что-то не получается, ты сначала себя спроси: а всё ли ты сделал для того, чтобы у него получилось? Все ли ошибки увидел и объяснил, все ли подходы нашёл. Я, как правило, вообще не кричу в зале, но могу очень громко что-то сказать, когда вижу, что кто-то конкретно тупит. Когда, допустим, девочки делают подкачку и забыли, на какие станции им идти. Громкий голос в этом плане действует хорошо.
— Когда почти десять лет назад вы сказали, что слишком любите детей, чтобы быть тренером, я была уверена, что в тот момент вы переживали свой собственный и не всегда позитивный опыт. Когда тренеры постоянно орали на спортсменов, оскорбляли, топали ногами, отнимали еду...
— Да и поколачивали иногда. Понятно, что такое было давно, ещё до того, как я попала в сборную, но мне тоже попадались очень жёсткие детские тренеры, глядя на которых я очень хорошо понимала, что сама так не хочу.
— Но ведь в гимнастике долгое время считалось, что иначе не сделать результат.
— А кто-нибудь пробовал иначе? Мы пробуем.
— Согласитесь, что родители, как правило, воспитывают своих детей так, как воспитывали их самих. Если кого-то колошматили за любую провинность, велика вероятность, что со временем человек точно так же начнёт шлепать своего ребёнка. Тренерская работа, полагаю, устроена аналогичным образом.
— Наверное, многое зависит от того, какие примеры перед глазами. Я стала задумываться об этом, когда после Игр в Лондоне мы начали работать с Евгением Гребёнкиным. Совсем недавно вспоминали его с Ксюшей Афанасьевой. Она сейчас работает у нас в команде хореографом, а про Гребёнкина сказала: «Это человек, из-за которого я полюбила гимнастику, хотя всю свою сознательную жизнь её ненавидела». Евгений Анатольевич никогда не кричал на нас, не заставлял, а долго и терпеливо объяснял, почему надо так, а не иначе. Вот тогда-то у нас в мозгах и началась очень сильная перестройка.
«Политиком точно не смогла бы стать»
— Свою собственную карьеру вспоминаете как абсолютно удачную или как недосказанную?
— Ни о чём не жалею — это главное. Во-первых, много чего выиграла, во-вторых, перестала скачивать плохое. То есть какая бы ни была ситуация, я выбирала из неё плюсы и о них думала. Так что всё сложилось абсолютно удачно.
— А о чём мечтаете сейчас?
— Чтобы как можно больше хороших детей было в гимнастике. Чтобы было из кого выбирать, кого тренировать. Чтобы они между собой соперничали. Чтобы это было интересно. Ну и, естественно, очень хочется уже международных соревнований.
Я иногда сижу и думаю: вот есть у нас девочки 2008 года рождения, у которых сейчас был бы совершенно реальный шанс попасть в основную команду и поехать на Игры в Париж. А если Олимпиады не будет? Чтобы дождаться следующих Игр — это ещё четыре года работы, а что такое четыре года в гимнастике? Всё, ты уже старый. Поэтому мы пытаемся не натаскивать своих спортсменок на сиюминутный результат, а привить им любовь к тому, что они делают. Чтобы и в 20 лет им было интересно и кайфово тренироваться.
— Мне абсолютно понятно, почему огромное количество девочек идёт в фигурное катание. Вид спорта несколько лет на слуху, все хотят быть как Алина Загитова или Александра Трусова. Но гимнастика всегда была достаточно камерным видом спорта. Дети, которые сейчас приходят в гимнастику, понимают, зачем это им нужно?
— Мне кажется, да. Сначала это просто игра, потом, когда они попадают к нам в руки, мы стараемся сделать всё возможное, чтобы продолжать поддерживать интерес к тренировкам. Сейчас все наши дети кайфуют от сборов, поголовно хотят приехать ещё и ещё, хотят тренироваться. Считаю, что это уже хорошо.
— В сравнении с вашим поколением дети стали другими?
— Они современные. У них другое воспитание, другая музыка, другие интересы. Один интернет чего стоит с тиктоками и всем прочим.
— Надеюсь, селфи на бревне они в ходе тренировки не делают?
— Нет, в этом плане у нас всё строго. Я постоянно твержу: если ты делом занимаешься, должен заниматься им на 100%. Понятно, что бывает, кто-то ленится или не хочет что-то делать, не напрягается особо, но даже в этих случаях я девочек не ругаю. Просто подзываю к себе и объясняю, что мне не надо, чтобы они занимались гимнастикой через не хочу. Слишком хорошо знаю: если ты сам не хочешь — тебя никто никогда не заставит. И такой маленький пример привожу. Спрашиваю: «Если ты в туалет хочешь, ты же бежишь туда со всех ног? Так и здесь: если ты по-настоящему будешь хотеть заниматься гимнастикой, ты будешь идти и делать». Все задумываются.
— Видела в каком-то видео, как вы водите по бревну свою дочь. Она всё время с вами?
— Алиса приезжала пару раз со мной на сбор. Такое бывает только в те моменты, когда родителей нет в Москве. Вот тогда я забираю дочку на «Круглое». Потом отвожу обратно, и ребёнком снова занимаются родители.
— Комплекса вины не испытываете по этому поводу?
— У нас с мамой как-то изначально сложилась договорённость на этот счёт, когда я ещё тренировалась. Помню, уже беременная спросила: «Мам, ты будешь сидеть с моим ребёнком?» Она говорит: «Конечно, буду». Ответила: «Ну хорошо, тогда я буду работать».
— Много лет назад на Олимпиаде в Атланте я стала свидетелем того, как совсем молодой борец Вадик Богиев выиграл золотую медаль и прямо на ковре объявил, что завершает карьеру. Мне он тогда сказал: «Жизнь — это то, что происходит вокруг, пока мы строим другие планы. Не хочу, чтобы моя жизнь проходила мимо». Что заставляет вас, молодую интересную женщину, которая завоевала в спорте всё, что только было возможно, ограничивать собственную жизнь достаточно узкими рамками «Озера Круглого»?
— Наверное, всё-таки это любовь к детям. Я действительно настолько их всех люблю, настолько хочу помочь им, дать как можно больше, что меня это заводит, что ли.
— А времени на себя хватает? Не тянет хотя бы иногда выбраться за границы профессии, условно говоря?
— Сейчас точно нет. Да и на свою жизнь я пока не жалуюсь, меня в ней всё устраивает абсолютно. Я настолько сильно хотела отдохнуть, когда закончила выступать, что целый год с огромным удовольствием пробыла дома и даже не пыталась искать новую работу. Переключилась на совершенно другие заботы, полностью отошла от спорта. Наверное, так было надо для того, чтобы уже абсолютно сознательно принять решение снова вернуться в зал.
— За это время вам не предлагали уйти в политику, в какие-то общественные организации, стать депутатом, например?
— Кем-кем, но депутатом точно нет. Папа сказал, что с моим характером и гипертрофированным чувством справедливости меня выгонят оттуда очень быстро.
— Ваш спортивный век пришёлся на период, когда в гимнастике было очень много выдающихся фигур. Кто из них, в вашем представлении, реально изменил этот вид спорта?
— Светлана Хоркина, Алексей Немов и, наверное, поколение Михаила Воронина, Николая Андрианова, Александра Дитятина. Выделить кого-то одного не могу, но, думаю, именно то, ещё советское поколение дало очень большой толчок для развития мировой гимнастики. Плюс наши совершенно выдающиеся тренеры.
Результат — это ведь всегда совокупность усилий. Невозможно разделить, что вот здесь, например, спортивный успех, а здесь — тренерский. Просто тренеров всегда меньше. Сейчас в этой профессии вообще работают только фанаты своего дела. Я ведь примерно знаю, сколько получают тренеры в регионах. Знаю, чего им стоит приехать на сбор, ведь каждый такой приезд — это сразу минус зарплата. И всё равно люди приезжают, живут своими спортсменами, живут гимнастикой. Я не исключение.
— По ночам вам собственные выступления снятся?
— К счастью, нет. Сейчас чаще снится, что мы приезжаем на какие-нибудь соревнования, где внезапно выясняется, что кто-то не может выступать, заболел или не доехал. И тренеры идут ко мне: «Алия, ну выступи. Ты же можешь...»