— Когда к концу сезона набирается столь великолепная форма, не бывает сожаления, что соревновательный год подходит к концу?
— В предыдущие сезоны так всегда и было, сейчас нет. Да и не скажу, что нынешняя форма у меня прямо классная. На пиковое, идеальное состояние я так и не вышел. Ни на чемпионате России в Тюмени, ни на «Чемпионских высотах» в Малиновке.
— Это связано с недостатком привычной конкуренции?
— Конкуренция у нас есть, причём достаточно сильная. Не хватает по-настоящему значимых стартов. Таких, где нужно быть идеально готовым. Ну и форма лучше набирается через такие старты. Другой вопрос, что всё это требует несколько иного настроя, иначе выстроенного тренировочного процесса. Я бы даже сказал, своего собственного отношения к этому процессу.
— Более мощной мотивации?
— Не в этом дело. Скорее, я понимаю, что нет большого смысла стремиться к идеальной форме. Мы закончили олимпийский цикл, начали новый, и, если говорить о результатах, которые мы намереваемся показать через три года, сейчас даже правильно находиться в среднем сегменте, иметь некий внутренний резерв, который позволял бы через три года вывести организм на новый уровень нагрузок и, соответственно, результатов. Постоянно находиться наверху всё-таки очень сложно.
— Много лет назад я была потрясена, увидев, как спортсменка, которая только что стала двукратной чемпионкой мира, вместо отдыха пошла бегать кросс. Она же мне объяснила, что даже в отпуске не прекращает тренировок, чтобы не выпадать из определённого функционального состояния. Как долго позволяете себе отдыхать от лыж вы?
— Вообще не позволяю. Разумеется, это не относится к соревновательному процессу. После серьёзных турниров отдохнуть пять, а то и десять дней — это нормально. Организм должен успевать восстанавливаться, прежде чем заново включиться в работу. Но даже когда я говорю об отдыхе, это не означает, что вообще исключаю тренировки. Мне кажется, так нельзя. Да и не получается, если честно. Всё равно где-то пробежишься, где-то в тренажёрный зал зайдёшь. Понятно, что проводить по две тренировки в день уже не станешь, но одна — в самый раз.
— У любого профессионального спортсмена случаются тем не менее периоды, когда ненавидишь всё вокруг: стадион, зал, бассейн, инвентарь, тренера, необходимость вставать по будильнику... Знакомо?
— Так, чтобы прямо ненавидеть, нет, не случалось. Бывают дни, когда не слишком получаются какие-то интервальные тренировки, ускорения. Для меня это всего лишь сигнал, что организму требуется передышка. Что он просто не может справляться с тем, чего хочу от него я. Но это рабочий момент. Даёшь себе день отдохнуть, и всё начинается по новому кругу.
— Тренер в этой схеме — наставник или партнёр?
— Я бы сказал, помощник.
— Но ведь наверняка был период, когда Юрий Бородавко воспринимался вами как царь, Бог и воинский начальник?
— Когда я только пришёл к Юрию Викторовичу, обратил внимание как раз на то, насколько хорошо он сразу видит спортсмена. Как бы раскладывает его внутренне: чего человек способен добиться, как относится к тренировкам. Сам он любит говорить, кстати, что главное в тренерской работе — не мешать спортсмену. Первое время мы очень много разговаривали с Бородавко о том, как видим тренировочный процесс, соревнования, свои задачи на этих соревнованиях. Сейчас же, когда начинается соревновательный период и старты идут друг за другом, я сам уже знаю, как и что должен сделать.
Например, после «Чемпионских высот» приболел и всю дальнейшую подготовку выстраивал сам с учётом собственного самочувствия. Когда начал тренироваться в привычном ритме, до соревнований оставалось три или четыре дня, и я чётко понимал, как ими распорядиться. Как показала практика, всё сделал правильно, нигде не ошибся. Юрий Викторович всё это понимает, поэтому и доверяет во многих вещах, как мне кажется. Не опекает сверх меры.
— А в подготовительном периоде?
— Там рабочий план для всей группы пишет именно Бородавко, а мы пытаемся этот план выполнить.
— Сейчас очень бросается в глаза, что главной точкой опоры, своего рода местом силы, для вас стала семья. Когда опираться приходилось большей частью на тренера, не было ревности, что вы у него не единственный, а один из десятка?
— Да нет. Это, считаю, нормально — уделять равное внимание всем спортсменам в группе. Тем более что у нас так построена работа, что даже при одном и том же плане каждый тренируется индивидуально. Не думаю, что кто-то при этом чувствует себя ущемлённым. Скорее, наоборот. У всех есть очень качественный спарринг, который позволяет расти. Мне в том числе.
— Себя вы в роли тренера видите в какой-то следующей жизни?
— Думаю, это вполне возможный вариант.
— Быть звездой — это большая ответственность?
— Не смотрю на себя с этого ракурса. Я точно так же, как другие спортсмены, каждый день тренируюсь, соревнуюсь, каждый раз должен выигрывать, доказывать, что я лучший.
— Сильно раздражает, когда не получается?
— В России — нет.
— А вот Наташа Непряева призналась, что её задевает, когда она выходит на лыжню и не становится первой.
— Естественно, проигрыши заставляют посерьёзнее к себе относиться, посерьёзнее готовиться к другим гонкам. Но когда я проиграл спринт (Сергею Устюгову. — RT), не сказать, чтобы сильно расстроился — нет такого. Если бы это происходило на Кубке или чемпионате мира, расстройство было бы куда более сильным. В России всё проще.
— Со стороны ваши выступления заставляют думать, что на лыжне вы можете всё. Насколько сложно сочетать спринт и дистанцию? Или это чисто тренерская зона ответственности?
— Нет, это прежде всего моя задача. Вообще считаю, что от спортсмена зависит, как он видит собственную карьеру, какие результаты хочет показывать и над чем считает нужным поработать. Безусловно, есть определённая закономерность: чем больше ты работаешь над развитием спринтерских качеств, тем сильнее страдают дистанционные. Невозможно выполнять и ту, и ту работу на максимальном уровне. Но можно найти золотую середину.
— Это сложно?
— Да. Потому что среди соперников всегда есть спортсмены, которые готовятся к конкретному старту и, соответственно, направляют все силы именно на «свой» вид. Когда готовишься к тому, чтобы бежать на Олимпийских играх все дистанции, должен отдавать себе отчёт в том, что где-то можешь проиграть.
— Получается, идеальный сценарий в вашем представлении — это пробежать всю программу и везде финишировать первым?
— Конечно, хочется, чтобы было именно так. Более того, это возможно. Но о-о-очень сложно, реально. Должно всё сойтись: и лыжи, и самочувствие, и настроение, и звёзды.
— Вот как раз сейчас многие зададутся вопросом: зачем нужны такие сложности? Не проще ли отказаться от погони за призрачным журавлём ради того, чтобы повысить, возможно многократно, шансы на выборочных дистанциях?
— Мне надо.
— Ради того, чтобы сделать в лыжных гонках то, что никому до вас не удавалось?
— Наверное, да. Да и потом, если у нас есть шесть золотых медалей в отдельных видах на одном турнире, каждую из которых я способен завоевать, почему не собрать их вместе?
— Незадолго до встречи с вами я беседовала с артистом балета Сергеем Полуниным, и он сказал, что жизнь танцора — это клетка, с одной стороны которой балетный станок, с другой — сцена. Спорт, если разобраться, такая же клетка. С возрастом это ощущение меняется?
— Конечно. С рождением Евы в моей жизни вообще всё поменялось. Образно говоря, клетка открылась. Прихожу домой после соревнований и ловлю себя на том, что мне вообще уже неинтересно, что там происходило на лыжне, независимо от того, выиграл я или проиграл. Я уже в другой жизни, в другом мире, где всё так интересно... Совершенно иные эмоции.
— С появлением Евы профессиональная жизнь стала проще или сложнее?
— Она стала другой. Иначе распределяешь время, иначе строишь тренировки, особенно когда только входишь в сезон. До появления ребёнка можно было позволить себе подольше полежать, вернувшись с тренировки, отдохнуть. Сейчас так не получается. Иногда нужно помочь Ане что-то сделать по дому, покормить Еву кашей, сделать что-то ещё.
— Дети — это ведь ещё очень мощный отвлекающий фактор. Тот же Уле-Эйнар Бьорндален, возможно, не попал на Олимпиаду в Пхёнчхане из-за того, что с появлением дочери его привычный режим перевернулся с ног на голову. Допускаете, что в какой-то момент будете вынуждены отказаться от идеи постоянно возить семью с собой?
— Когда дело дойдёт до действительно важных стартов, тогда я и начну об этом думать. Сейчас-то какой смысл? Понятно, что на международном уровне многое становится сложнее даже в плане чисто организационных вопросов. Но сейчас мы выступаем в России и, считаю, надо пользоваться возможностью быть вместе.
— Елена Вяльбе, отвечая на вопрос о мотивации, обычно говорит, что главная задача команды — это Олимпийские игры — 2026. Вы тоже так считаете?
— До Игр ещё три года, я же привык ставить себе задачи здесь и сейчас.
— Но ведь не так просто заставлять себя тренироваться, не понимая, что будет дальше.
— Мы обычно тренируемся в тех же местах, что всегда. Бегаем по одним и тем же трассам, я знаю, за сколько пробегаю тот или иной круг, поэтому у меня всегда есть ориентир. Проехать на тренировке больше километров, быстрее пробежать, более качественно выполнить ту или иную работу.
— Количество километров всегда переходит в качество?
— Можно ответить «да», можно «нет», но мы снова придём к тому, что всё зависит от спортсмена.
— Российские тренеры считают одной из проблем нынешней изоляции отсутствие в России высокогорных баз. Вас это как-то затрагивает? Или горы вам не нужны? Спрашиваю потому, что вы мышечный спортсмен, а такие обычно горы не любят.
— Понятно, что мне в горах сложнее, но это не отменяет эффекта, который способно дать спортсмену высокогорье. Олимпиада — тому доказательство.
— И заключительный вопрос: вы с самого начала настраивали себя на то, что побежите в Тюмени все личные дистанции, включая 50 км?
— От «полтинника» я не могу отказаться. Меня заставили.
— Кто? Кто способен заставить великого Большунова делать то, чего он не хочет?
— Шучу, конечно. Мне и самому всегда хочется бежать, даже если чувствую себя не идеальным образом. Поэтому «полтинник» был в планах изначально.
— А что доставляет больше внутреннего удовлетворения — победа в спринте или в марафоне?
— Неважно, какая дистанция. Главное — её выиграть.