— В нынешнем весьма специфическом сезоне спортсмены и тренеры ставят перед собой самые различные цели. На чём сосредоточены вы?
— Не скажу, что для меня нынешний сезон проходящий по той причине, что соревнуюсь в России. Это всё равно большая ответственность. Хочется показывать максимальный результат на протяжении всего сезона и добиться в этом максимального прогресса.
— Когда спортсмен выступает на этапах Кубка мира, то стремится попасть в топ-10 или в топ-6.
— На Кубке России совершенно определённо хочется попадать не в цветы, а как минимум на пьедестал.
— В Рыбинске вы тем не менее замкнули шестёрку в гонке преследования. Неудача?
— В гонке преследования — да, пусть даже удалось подняться с 14-го места. А вот спринт получился совсем провальным, если называть вещи своими именами. Пока у меня не получается нащупать то состояние, которое хотелось бы.
— Речь о стрельбе или о беге?
— Прежде всего о беге. Вроде бы мы проделали очень много работы в плане той же скорости, летние и осенние старты показывали хороший прогресс, но потом всё вдруг затормозилось. Видимо, организм таким образом среагировал на какую-то нагрузку. Будем разбираться.
— Вы довольно долго тренировались в бригаде известного специалиста по лыжным гонкам Егора Сорина. Лыжи — это было серьёзно или так, лишь проходной этап карьеры?
— Ну начинаем-то мы по-любому с лыж. Тем более что в Сергиевом Посаде имелась только лыжная школа. В которую я в своё время и пришёл.
— Это было до вашего увлечения теннисом или после?
— После. На самом деле я гораздо больше фанател от биатлона, а не от гладких гонок, но не имел понятия, где мог бы биатлоном заниматься. Уже потом выяснилось, что биатлонная школа есть в Красноармейске, до которого из Сергиева Посада буквально полчаса езды, что ещё одно стрельбище есть в Пушкине и что ситуация в целом не настолько безнадёжна, скажем так.
— В плавании, как и в лёгкой атлетике, существует чёткое разделение атлетов на спринтеров и стайеров — они даже по своему характеру бывают противоположны настолько, что не уживаются вместе. Биатлонисты и лыжники — та же история?
— Лично у меня проблем в общении никогда не возникало, но могу сказать, что лыжники гораздо более эмоциональны. По этой причине, как мне кажется, для многих хороших лыжников был бы проблемой стрелковый компонент.
— Для вас он не проблема?
— Если говорить о тренировках, мне больше нравится функциональная, а не стрелковая часть. Я реально получаю от беговых тренировок удовольствие.
— Тогда тем более странно выглядит ваш выбор в пользу биатлона.
— Ну почему? Биатлон зрелищнее, это более интересно. Да и потом, я же не сказал, что не люблю стрелять. Просто отношусь к стрельбе как к функциональной подготовке: ты точно так же выстраиваешь тренировочный план, так же «стравливаешь» нагрузку по мере приближения ответственных стартов — начинаешь меньше стрелять, меньше тренажить. Много стрельбы бывает обычно в летний период, когда закладывается база к сезону.
— У музыкантов есть понятие «переиграть руки». Переборщить со стрельбой в биатлоне опасно?
— Если переборщить со стрелковыми тренировками перед соревнованиями, голова может просто не успеть отдохнуть. Собственно, это даже летом случается: когда на сборах много внимания уделяется именно стрельбе, у многих к концу этих сборов стрельба просто начинает рассыпаться.
В каком-то интервью, помню, Эмильен Жаклен говорил, что Мартен Фуркад учил его держать концентрацию на каждой тренировке, а не только на соревнованиях. На самом деле это важно, потому что стрельба требует постоянной концентрации независимо от того, тренировка это или старт.
С другой стороны, именно поэтому голова так сильно устаёт. Падает концентрация — появляются ошибки, которые входят в привычку. И вот это уже опасно.
— В кошмарных снах вам биатлон снится?
— Когда очень сильно устаёшь в тренировках, сны вообще редкость. Приходишь в отель, падаешь в кровать — и всё, отключаешься практически мгновенно. Если какие мысли в голове и проскакивают, так только о будильнике: во сколько он утром зазвонит. Единственный сон про биатлон, который я помню в деталях, случился в Пекине, перед олимпийской эстафетой. Мне снился мой первый этап: как я стартую, как бегу по дистанции, как выезжаю на стадион лидером, а сбоку едет камера и снимает, как я первым передаю эстафету.
Когда наутро стартовал, выбежал на стадион лидером и увидел сбоку камеру, возникло стойкое ощущение, что всё это я уже видел.
— До сих пор иногда вспоминаю ту гонку и пытаюсь понять, что все вы должны были чувствовать, когда Эдуард Латыпов на заключительном рубеже пять раз выстрелил в молоко и ушёл на два штрафных круга. Вроде бы олимпийская бронза — неплохой результат, особенно для дебютанта, но это если не знать, что за минуту до этого маячило золото с минутным отрывом…
— Радости по поводу бронзовой медали в тот момент, естественно, ни у кого не было. Хотя и расстройства не было — только опустошение. Абсолютная внутренняя пустота. Какая-то чёрная дыра, когда не испытываешь вообще никаких эмоций. Вроде нужно как-то реагировать на результат, а не получается.
— Мне кажется, в таких трагических со спортивной точки зрения ситуациях фраза «один за всех, все за одного» — это всего лишь дежурные слова, которые позволяют спрятать истинные переживания.
— Но ведь такие моменты и делают эстафеты интересными, правда? Взять тех же норвежцев, которые стали в Пекине чемпионами: не получилась стрельба у Лагрейда на первом этапе, поймал штрафной круг. Бывает.
— 24 года — это много или мало?
— Смотря с какой позиции на это смотреть. Для биатлона — уже приличный возраст.
— В какой момент вы это поняли?
— Когда в сборной в прошлом году появился Даниил Серохвостов. До этого постоянно слышал в свой адрес, что я самый молодой. А здесь вдруг — раз! — и чётко понимаешь, что время вот-вот уже начнёт уходить.
— Собственное будущее в этом плане вы как-то себе представляете? Будете ли, скажем, стремиться к тому, чтобы бегать как можно дольше?
— Зависит от того, как долго я буду получать от биатлона удовольствие. А это, в свою очередь, напрямую связано с тем, какими будут результаты.
— Но какой-то дальнейший жизненный плацдарм себе готовите?
— Продумывал различные варианты. По образованию я менеджер спортивной индустрии — выбрал это направление, поскольку посчитал, что эта профессия может дать больше возможностей, чем стандартное спортивное образование. Да и в плане личных предпочтений мне это более интересно. Что касается возможного трудоустройства, говорить об этом, не зная, как долго продлится спортивная карьера, всё-таки преждевременно. Тем более сейчас, когда в мире всё так стремительно меняется.
— Наверняка же в глубине души понимаете, чего душа сильнее просит — остаться в каком-то качестве в сборной, стать директором спортшколы или стадиона или вообще возглавить турбюро и отправлять болельщиков на соревнования?
— Не вижу себя в сборной точно.
— Наелись кочевой жизни?
— Нет. В этом плане, кстати, 24 года — преимущество. Ещё не успеваешь устать от постоянных переездов. Усталость, если верить более старшим товарищам, накапливается ближе к 30.
— Быть топ-биатлонистом физически сложно?
— Скорее тяжелее морально. Физически становится нелегко в тот момент, когда только начинаешь выходить на топ-уровень. А вот когда уже выбрался, статус начинает сильно давить. Другая ответственность.
— Вы её успели почувствовать?
— Пока нет. Если бы я выигрывал гонку за гонкой, возможно, всё было бы несколько иначе. У нас же сейчас лидеры меняются после каждого старта, поэтому на других ребятах лежит ровно столько же ответственности.
— Если бы вам предоставили возможность провести тренировочный сбор с любым биатлонистом мира, кто им стал бы?
— Наверное, всё-таки Мартен Фуркад.
— Лет 10—15 назад все ваши коллеги, полагаю, назвали бы Уле-Эйнара Бьорндалена. Свойство времени?
— Отчасти, наверное, да. Лично для меня дело не только в том, что Фуркад ближе. В плане стрельбы, считаю, он работал гораздо более качественно, чем Бьорндален. За счёт концентрации как никто другой умел варьировать свои действия на рубеже. Меня всегда это восхищало.
— За ходом Кубка мира вы сейчас следите?
— Стараюсь смотреть наиболее интересные для себя гонки, когда есть такая возможность.
— На что обращаете внимание?
— У меня сложилось впечатление, что в этом сезоне все стали очень быстро стрелять. Особенно стоя. Ритм стрельбы реально удивляет. В прошлом сезоне все работали на рубежах гораздо аккуратнее. Хотя, возможно, это было связано с тем, что сезон олимпийский.
— Тренер вашей бригады Виталий Норицын отметил, что у биатлонистов за последний десяток лет заметно изменилась техника бега.
— Это действительно так.
— Правильно понимаю, что бег становится более похож на чисто лыжный?
— Не совсем так. Лыжники, если брать в целом, работают больше за счёт мощности, а биатлонисты — за счёт темпа. Хотя если мы начнём отслеживать по персоналиям, тот же Кристиансен бежит очень мощно. Раскладка по дистанции в лыжах и биатлоне тоже немного отличается. Если взять самую распространённую спринтерскую гонку, биатлонисты обычно бегут первый круг наравне с последним, а на втором наблюдается некоторое снижение скорости. В лыжах народ работает более ровно, держат один и тот же темп, который наращивают на финише.
— Год назад вы более чем успешно выступили на знаменитом Дёминском марафоне. В этом году планируете?
— Очень хотел бы, но, когда узнал даты, понял, что не получится. Через несколько дней после марафона у биатлонистов стартует этап кубка Содружества в Тюмени, и велик риск просто не восстановиться. Всё-таки 50 км в этом отношении не самая лёгкая гонка.
— В чём для вас заключается притягательность лыжного марафона?
— Это в определённом смысле расслабляет, позволяет переключиться на другую работу, при этом сохраняется очень хороший тренировочный эффект. Ну и вообще кайф, когда хорошая погода, все бегут в одной группе, все работают… Мне нравится.
— Вы неоднократно стартовали в эстафетах на первом этапе. А когда-нибудь приходилось испытывать внутреннюю неловкость от того, что вынуждены отвоёвывать жизненное пространство у гораздо более великих, толкаться с ними, оттеснять, не давать пройти вперёд?
— Нет. Дело в том, что мужчины бегают контактные гонки гораздо более аккуратно, чем девочки. Это касается и первых этапов в эстафетах, и масс-стартов. В женских гонках никто никого и никогда не пропускает вперёд, все несутся по трассе сломя голову, хотя простая логика говорит, что гораздо выгоднее занять позицию где-нибудь в сторонке и не тратить лишних сил на никому не нужную толкотню.
Это даже внешне заметно: мужчины довольно быстро выстраиваются в ряд и спокойно работают, выжидая момент, когда можно обогнать, накатить или уйти в подъём. Нам более свойственна какая-то игра на дистанции. У женщин любая контактная гонка — война: с первого и до последнего метра дистанции все рубятся в полную силу.
Сам я по характеру в этом плане спокойный. Для меня принципиально не опередить кого-то с тем, чтобы любой ценой возглавить гонку, а избежать опасных ситуаций, которые могут привести к поломке палок или лыж.
— Если есть возможность посмотреть биатлон со стороны, какая гонка будет в приоритете?
— Наверное, эстафетная, но здесь всё зависит от состава, от силы участников.
— Давайте попробуем составить некую собирательную модель идеального биатлониста начиная со стартовой поляны.
— Старт — это Фабьен Клод.
— Время изготовки на лёжке?
— Вася Томшин.
— А скорость стрельбы в целом?
— В стойке — Йоханнес Бё. У него хорошая устойчивость, и это позволяет очень быстро стрелять. Даже взять последнее выступление Бё — второй рубеж в индивидуальной гонке: там была не самая стремительная изготовка, но благодаря устойчивости Йоханнес невероятно быстро отработал. Такая стрельба позволяет ему в определённом смысле рисковать. А вот лёжку я бы оставил за Стурлой Легрейдом. Хотя забыл про Эмильена Жаклена: он тоже способен быстро закрывать мишени.
— Кто лучше всех работает в подъём?
— Даниил Серохвостов.
— А спуски? При условии, что лыжи подготовлены у всех максимально хорошо?
— Из тех, кто выступает на этапе Кубке мира сейчас, — Клод. Раньше точно назвал бы Матвея Елисеева. У него прекрасная горнолыжная подготовка, и я всегда обращал внимание как раз на то, как Матвей проходит спуски. Там он на всех накатывал, независимо от крутизны трассы.
— Знаю, что девушкам свойственно бояться крутых спусков. А вам когда-нибудь страшно бывало?
— В самой гонке нет. Понятно, что есть довольно-таки опасные склоны, которые порой разбиваются так, что остаётся голый лёд. Перед стартом в таких случаях реально холодок по спине пробегает. Особенно когда стартуешь в самом конце и знаешь, что кое-кто с этого спуска уже улетел.
— Как в Дёмине перед вами улетел в масс-старте Дмитрий Иванов?
— Ну да. Я хоть и упал следом, но повезло остаться на трассе. Хотя всё равно времени потерял на этом падении много.
— Продолжаем составлять идеальную модель. Лучший финишёр?
— Назову двоих. Себастиан Самуэльссон и Ветле Кристиансен. Кто из них сильнее, зависит от того, каким был заключительный круг. Если не слишком тяжёлым, Кристиансену на финише не будет равных. А вот если перед финишем идёт затяжной подъём, Самуэльссон способен от норвежца убежать.
— А в каком качестве наиболее хороши вы?
— Хм… Раньше считал себя неплохим финишёром. Обожал оказываться в створе с кем-то сильным и обгонять его. В нынешнем сезоне спринтерской резкости определённо не хватает. Вторая сильная сторона — стрельба стоя.
— Которая, по крылатому выражению трёхкратного чемпиона мира Павла Ростовцева, решает в биатлоне всё?
— Если не всё, то многое. Мне как раз нравятся такие моменты, когда приходишь на заключительный рубеж, понимая, что именно от этой стрельбы реально зависит итоговый результат. Дико люблю вот это ощущение подступающего мандража и собственной концентрации. Это реально очень большое удовольствие — чувствовать, что накатывает усталость, начинают дрожать ноги, и одновременно понимать, что ты способен преодолеть и это тоже.