— Ваши фигуристы Албена Денкова и Максим Ставиский в 2006-м фактически совершили невозможное, выиграв чемпионат мира. И хотя за прошедшие 16 лет у вас прибавилось опыта, знаний и можно, как говорила когда-то Тамара Москвина, сокращать путь к цели, столь же выдающихся дуэтов в вашей группе не появилось. Причина в недостатке талантливого «материала» или чём-то другом?
— Навскидку и не ответить. Но ведь были ещё Оксана Домнина и Максим Шабалин.
— Которые ушли от вас к Наталье Линичук сразу после того, как в 2008-м победили на чемпионате Европы. Почему?
— Это не у меня нужно спрашивать. Решение тогда принимал не я и даже не спортсмены. Скорее, их убедили это сделать.
— Не хочу вас обидеть, но прекрасно помню, до какой степени неоднозначно было воспринято решение выставить Домнину и Шабалина на европейское первенство, хотя со времени операции Максима на колене прошло всего две недели.
— В том сезоне между моей парой и Изабель Делобель — Оливье Шонфельдером (чемпионы Европы 2007 года. — RT) шла очень сложная и принципиальная тактическая борьба. Поэтому Оксане и Максиму нужно было во что бы то ни стало «брать» Европу. Помню, мы сидели в кабинете Валентина Писеева, где присутствовал он сам, врач сборной Виктор Аниканов, кто-то ещё из руководства, я и мои спортсмены. И как раз там совместно решили: кататься нужно.
Потом, когда проблемы с ногой у Макса предсказуемо усугубились, всю вину, как водится, слили на тренера. Мол, это я заставил ребят выйти на лёд так рано.
— Могу понять позицию руководства: в том сезоне у нас не было шансов пробиться на пьедестал ни в мужском катании, ни в женском, и добывать медали было нужно любой ценой. Но вы сами неужели не понимали последствий?
— Понимал, конечно. Но здесь не ответишь, что было более правильным. В конце концов, ребята выиграли титул, стали чемпионами.
— К тому, что спортсмены уходят к другому специалисту, привыкнуть можно?
— Нет, конечно. Понятно, со временем всё начинает восприниматься не так эмоционально, но в любом варианте это драма. Как в семье при разводе. Какими бы ни были отношения, больно бывает всем.
Самое противное и неприятное — когда понимаешь, что причиной разрыва становится какое-то сиюминутное недопонимание. Весь мой жизненный и тренерский опыт показывает, что переходы происходят в основном по одной и той же причине: когда у спортсмена не получается добиться желаемого результата, он начинает искать виновных на стороне. Пытается любым способом найти себе оправдание.
— Ну так неприятно же думать, что сам дал слабину.
— Совершенно верно. Помню, в каком-то документальном фильме Бориса Эйфмана спросили, как он относится к своим артистам. И он ответил, что относится к ним именно как к артистам. То есть как к людям, которые в зеркале видят только себя.
Спортсмены — тот же самый случай. Они как бы живут внутри себя и даже не пытаются взглянуть со стороны. И получается, тренер — это человек, который постоянно говорит какие-то неприятные вещи. Так как чётко понимает, что должен дать спортсмену в конкретной ситуации с не менее конкретными соперниками, правилами и судьями… Конечно, классно, когда наставник с фигуристом работают в этом отношении в унисон, но на практике такое случается редко.
— Эталоном танцев на льду уже несколько десятилетий считаются Джейн Торвилл и Кристофер Дин, но моё личное отношение к гениальности Дина-постановщика в своё время сильно поколебал тот факт, что и чемпионское «Болеро», и танец ацтеков, который Кристофер поставил для Изабель и Поля Дюшене, и множество показательных номеров были следствием почти прямого переноса на лёд хореографических постановок балета Ghost. Откуда берёте свои идеи вы?
— Заимствование в какой-то степени, безусловно, допустимо, но, помимо этого, нужно постоянно ходить в театры, изучать современные хореографические веяния. Неожиданная идея может прийти в голову даже при просмотре чужих программ не обязательно высокого уровня. В своё время на идею одного из произвольных танцев Домниной и Шабалина нас с хореографом Сергеем Петуховым навела картина Пукирева «Неравный брак». Мы даже одели Оксану тогда, как невесту.
Петухов вообще любил рассказывать спортсменам, что именно они катают. Создавать визуальную картинку. Я до сих пор пользуюсь этим приёмом, когда работаю с маленькими. Когда у фигуриста в голове чётко сидит либретто, зритель сразу понимает: в программе есть мысль, есть идея, есть что-то такое, за развитием чего хочется следить. Если в программе нет содержания, то никакая форма уже не поможет.
— Победители финала Гран-при Пайпер Гиллес и Поль Пуарье — это надолго, с вашей точки зрения? И можно ли однозначно назвать их лидерами нынешнего сезона?
— Лидерами — не факт, но мне всегда они очень нравились. Они классные. Всегда необычные, всегда идут своим путём. Жизнь-то показывает, что наверх в танцах на льду выбираются люди, которые верны своему стилю.
— Если допустить, что все фигуристы первой десятки в танцах одинаково хорошо владеют техникой шагов и одинаково способны набирать высокие уровни сложности, то мы придём к заключению: успех на самом верхнем уровне предопределяет не техника, а хореография. То есть постановки.
— Конечно. Если мы посмотрим на первую десятку при нормальном судействе, все действительно одинаковы в плане мастерства. Все по большому счёту катаются на четвёртый уровень, и выше оказывается тот, кто выполняет все элементы с плюсом. Если мы вспомним Габриэлу Пападакис и Гийома Сизерона, они ведь в своё время сделали ставку именно на чистоту катания. Желания сделать что-то новое и интересное в танцах недостаточно. Надо сделать это максимально легко и классно.
— Каждый год задаюсь одним и тем же вопросом: почему нельзя реализовать в танцах то, с чем прекрасно справляются в «Ледниковом периоде» Илья Авербух и Александр Жулин? Можно по-разному относиться к проекту, но постановки-то цепляют всерьёз.
— Понятно, что все, кто принимает участие в постановочной работе этого проекта, уже набили руку. И прекрасно отдают себе отчёт, чем ещё артисты способны взять судей. Техникой-то не возьмёшь.
— Согласна. Но давайте посмотрим иначе. В прошлом году в российских танцах распалось довольно много дуэтов. И сейчас мы, по сути, имеем тот же самый «Ледниковый период», только на более высоком уровне. Люди катаются вместе без году неделя, и тренеры, казалось бы, должны быть крайне озабочены тем, чтобы их пары запомнились, выделились из общего ряда. Вместо этого мы видим множество абсолютно проходных программ. Ваши танцоры Ирина Хавронина и Дарио Чиризано на этом фоне — приятное исключение.
— У меня тоже случались неудачные программы, хотя к каждой постановке я отношусь предельно серьёзно — как раз с тем, чтобы она становилась не проходной, а по максимуму интересной. Но здесь встаёт другой вопрос: что имеет большую ценность? Да, на Олимпиаде или чемпионате мира ценность постановки, энергетики, харизмы спортсменов, которые находятся в топе, невероятно велика. Но у нас всё это не работает. А работает идиотский четвёртый уровень, который ты получаешь или не получаешь в зависимости от того, как договорятся между собой судьи. И кому какое дело, что ты катаешь самую интересную программу?
Есть и второй момент. Люди далеко не всегда хотят тратить большое количество часов на хореографию. Работать с тем же Джузеппе Ареной — это как в океан нырнуть. Чем глубже погружаешься, тем больше узнаёшь. Чтобы создать шедевр, желательно сотрудничать не с одним специалистом, а с несколькими. А для того чтобы получить за дорожку или вращение четвёртый уровень, таких усилий и близко не требуется.
— Знаю, что в каждой танцевальной судейской бригаде всегда присутствуют люди, которые вне соревнований в частном порядке консультируют те или иные дуэты. Эта практика правильна или порочна?
— Конечно, порочна. Но дело не только в этом. Раньше все фигуристы, включая юниоров, выезжали в начале сезона на те или иные соревнования и полученные там оценки были как бы ориентиром для судей на всех последующих стартах. Сейчас все оказались в замкнутом пространстве. После того как отошла от дел Алла Шеховцова, исчез какой бы то ни было контроль. Ни один из шести турниров российского Гран-при не отсудили в танцах так, чтобы это не вызывало вопросов.
— Прошлогодние массовые перестановки в российских танцах — следствие внезапного предолимпийского «прогресса» Дианы Дэвис и Глеба Смолкина?
— Ну сами-то спортсмены ни при чём, их дело — выходить и кататься. В то же самое время у нас был тогда разговор с руководством федерации. Мы просили не включать в техническую бригаду человека, который только-только вернулся из Детройта, и все понимали: он аффилированный человек. Нас заверили, что всё будет хорошо, но на деле ничего не изменилось.
Дело здесь не в том, что опускаются руки. Подобные вещи работают не в пользу спорта как такового. Смысл в чём? Сейчас, допустим, не в наших силах изменить ситуацию в стране. Соответственно, никто не понимает, когда спортсмены получат возможность вернуться на международные соревнования. Но внутри себя мы же должны хотя бы попытаться стать лучше? Для этого надо дать людям возможность здоровой непредвзятой конкуренции, чтобы они на каждой тренировке ставили перед собой задачу выиграть у самих себя — вчерашних.
Вы спросили меня ещё до интервью, смотрел ли я этапы Гран-при ISU. Естественно, смотрел. Танцы-то постоянно развиваются. И неизвестно, как мы будем выглядеть, когда вернёмся после этой «рекламной паузы».
— Нынешние правила ISU развивают спортсменов или ограничивают их?
— Я бы кое-что в них изменил. Вообще считаю, с этим вопросом работают не очень хорошо.
— Почему же?
— Ну вот смотрите: в танцевальной поддержке у партнёра три сложных позиции — на одной ноге, кораблик и сид. Я как-то спросил, почему бы не придумать что-то ещё, не сделать пять или шесть позиций. В ответ услышал: в этом случае техническим специалистам будет сложно успевать всё отслеживать.
Если говорить о текущих правилах, в этом году, например, танцорам сделали хореодорожку фактически поперёк катка и с обязательной остановкой. И сразу исчезла динамика, которая в танцах имеет колоссальное значение. Ритм-танец и так не слишком быстр, поскольку приходится выполнять много не самых простых требований, а в этом сезоне он просто встал. По видеозаписям это не слишком заметно, но вживую сильно бросается в глаза.
— Когда в декабре вы объединили усилия с Николаем Морозовым, Ириной Жук и Александром Свининым, было понятно, что это делается прежде всего ради Александры Степановой и Ивана Букина. В чём смысл командной работы сейчас, когда Саша взяла паузу и пара временно прекратила существование?
— Мы с Жук и Свининым продолжаем работать в довольно интересном формате. На какое-то время расходимся по своим каткам, потом встречаемся в Новогорске. В этом сезоне провели уже четыре таких сбора. Вместе работаем, вместе выезжаем на турниры, вместе обсуждаем какие-то проблемы. Фигуристам это очень сильно идёт на пользу — они становятся лучше, нет привычной монотонности, постоянно присутствует какая-то новизна. У каждого из тренеров своё видение процесса, и это классно. Жаль, конечно, что Морозов застрял в США. Он единственный из нас имеет большой опыт работы с одиночниками, а это вообще другой взгляд, другой подход к процессу.
— А подробнее?
— В своё время эту фишку стал использовать в работе Игорь Ксенофонтов, у которого когда-то тренировались родители Ильи Малинина. Он первым начал рассматривать движение не с точки зрения красивых позиций, а работы тела как пружины и рациональности всех движений. В работе Морозова это очень чётко прослеживается. Коля вообще очень талантливый человек, в чём-то так просто гениальный. Причём во главе угла в каждой из его программ стоит именно рациональность.
Он как-то пошутил: мол, три года танцами не занимался и постоянно удивлялся тренерам, которые стоят у жёлтых танцевальных протоколов и полагают, что всё наиболее интересное происходит именно там. Хотя на самом деле это совсем не так.
Когда мы начали вместе работать, Морозов как-то посмотрел на мою пару Арина Ушакова — Максим Некрасов и сказал по поводу одного из элементов: «Давай его выкинем?» Я стал его убеждать, что ничего выкидывать не нужно и это — своего рода фишка, но Коля меня переубедил. Сказал, если я поступлю так, как он советует, ребята сразу поедут гораздо быстрее, гораздо легче, без нервяка и в итоге наберут гораздо больше плюсов.
— До того как встать в пару с Девидом Нарижным, Аннабель Морозов каталась у вас с Андреем Багиным. Почему после смены партнёра фигуристы перешли под начало Ирины Жук и Александра Свинина?
— Здесь всё просто. Пара Морозов — Багин была приписана к Перми, а Нарижный — к училищу олимпийского резерва, тренерами которого являются Свинин и Жук. Вот мы и решили перевести Аннабель в УОР-4, чтобы оба партнёра представляли одну организацию. Заниматься переводом обоих спортсменов в Одинцово было бы не в пример сложнее.
— В качестве причины, по которой Аннабель с Девидом расстались, называлось нежелание партнёра лететь перед чемпионатом России в США к Морозову. Многие, знаю, задавались вопросом: какой смысл отправляться в Америку на две недели?
— Тут палка о двух концах. Если бы Коля на эти две недели приехал в Москву, был бы идеальный вариант, который позволил бы действительно эффективно поработать над программами. Но лететь в Америку из России — совершенно иная история. Пять дней теряется только на перелётах. Поэтому я не готов ответить, что было бы лучше.
— Сейчас довольно много говорят, что Дэвис — Смолкин, скорее всего, будут кататься за США, а Аннабель может отправиться искать партнёра во Францию и, соответственно, выступать за эту страну. Вы допускаете, что кто-то из ваших спортсменов тоже может захотеть уехать?
— Конечно. Тем более сейчас переходы сильно упростились. Если есть паспорт, разрешение сменить спортивное гражданство возможно получить за два месяца. Понятно, что об этом не принято говорить, но я как тренер просто обязан держать в голове все возможные варианты.
Просто сейчас, как мне кажется, нужно думать о том, чтобы фигуристы оставались максимально активными и заряженными на работу, а не о чём-то другом.