— Два года назад после провала на чемпионате Европы в Граце вы сказали, что этот «пинок» оказался крайне своевременным, поскольку два следующих сезона крайне важны. И тут всё пошло наперекосяк: пандемия, неудавшийся отбор на Олимпиаду… Закончить с фигурным катанием не хотелось?
— Об этом я размышлял ещё до начала олимпийского сезона. Понимаю, что рано или поздно закончить со спортом всё равно придётся, но пока уйти не готов. Просто более серьёзно стал задумываться над тем, чем заниматься дальше. Сейчас заканчиваю учёбу в магистратуре Академии физической культуры.
— Хотите стать тренером?
— В плане дальнейшей работы многое будет зависеть от того, насколько на меня будет спрос на льду, скажем так. В этом плане я всегда открыт для предложений, и мне очень хочется, чтобы такие предложения были. Но это рассуждения больше на перспективу, поскольку спорт — ещё не пройденная до конца история. Несмотря на то что не всё запланированное и желаемое у меня получилось, руки не опускаются. Я по-прежнему занимаюсь любимым делом, и, пока есть такая возможность, хочется побольше от этого дела взять. Чтобы потом, спустя годы, не жалеть о каких-то нереализованных моментах.
— Мне, как бывшей спортсменке, совершенно очевидно, что все ваши достижения на льду наработаны не столько за счёт природного таланта, сколько колоссальным, порой мучительным трудом. То есть постоянным насилием над собой. Что здесь можно любить?
— Мне кажется, что отношение к тренировкам как к насилию сохраняется лет до 16, то есть пока ты не слишком взрослый. С возрастом начинаешь понимать, чем и зачем ты занимаешься. Кто-то на этом этапе заканчивает со спортом, уходит в учёбу, но те, кто остаётся, делают это уже совершенно осознанно.
— И в чём кайф?
— Да во всём! Я на льду уже, считайте, 20 лет, и, видимо, за это время вырабатывается определённая зависимость. Ты уже не можешь без тренировок, хотя, понятное дело, иногда бывает так, что приходишь домой и хочется одного: лежать, смотреть в потолок и чтобы никто тебя не трогал. Но есть соревнования, адреналин, публика, ощущение хорошего проката, когда он случается, ожидание оценок в зоне кисс-энд-край бок о бок с тренером, который испытывает те же самые чувства, что и ты сам. Таких эмоций больше нигде не получишь. И в жизни после спорта, как мне кажется, спортсменам не хватает этого наиболее сильно. Чем бы ты ни занимался.
— Одна из особенностей нынешнего сезона заключается в том, что нет чётких, понятных и привычных ориентиров. Какие цели ставите перед собой вы?
— У меня две новые и необычные программы. Произвольная — вообще одна сплошная загадка, непрерывное заигрывание с публикой, к чему я не слишком привык. Когда исполнял эту программу на контрольных прокатах в «Мегаспорте», был момент в ходе дорожки шагов, когда ненадолго останавливался, отыгрывая какие-то движения, но по факту не делая вообще ничего особенного. И в этот момент я вдруг поймал реакцию зала и почувствовал, как сильно эта реакция начинает меня заводить. Для меня вся программа именно про это. Поэтому мне очень нравится её катать.
— А что в плане прыжков? На турнире в «Мегаспорте» у вас с ними не слишком заладилось.
— Будем продолжать их прыгать. Не скажу, что мой контент какой-то экстраординарный, но он вполне конкурентоспособен по нынешним временам. В прыжковых прогнозах мне не хотелось бы забегать слишком далеко. Стремления во чтобы то ни стало показать как можно больше четверных у меня нет, хотя одно время мы со Светланой Владимировной (Соколовской. — RT) пытались с переменным успехом это делать. Видимо, в определённом возрасте начинаешь понимать, что нет большого смысла в том, чтобы гнаться за количеством. Гораздо интереснее кататься, когда всё сбалансировано.
— Слышала от вашего тренера, как искренне вы радовались за Марка Кондратюка, когда тот выиграл чемпионат России и отобрался в Пекин, но ведь при этом наверняка было громадное разочарование от собственного результата?
— Было очень сильное опустошение, это правда. Тяжело не попасть на турнир, к которому идёшь всю сознательную жизнь и на что, собственно, направлена вся твоя работа на протяжении многих лет. Ведь все мы, так или иначе, катаемся ради Олимпиады. И когда в самый решающий момент твой «вагончик» вдруг отстёгивается от состава, причём уже во второй раз…
— Осознать это в первый раз было сложнее?
— Несравнимо. Вряд ли даже смогу описать словами, что тогда чувствовал. Возможно, одна из причин такого восприятия заключалась в том, что на тот момент я был, по сути, вчерашним юниором и голова работала ещё не слишком хорошо. Мне реально казалось, что наступил конец света. Справился с тем своим состоянием только благодаря тренеру. В прошлом году всё воспринималось несколько проще. Более взросло. Хотя некоторое время я даже не тренировался.
— Не могли себя заставить?
— Скорее, не видел смысла. Приходил на каток помогать с маленькими, пока Светлана Владимировна с Марком Кондратюком работали сначала на сборах, а потом — на чемпионате Европы. Кубок Первого канала маячил где-то совсем далеко, тем более я не имел ни малейшего понятия, буду ли там кататься. Словом, у меня образовалось несколько месяцев на то, чтобы как-то переключиться, посмотреть по сторонам, подумать.
— Какое-то занятие, позволяющее реально отвлечься от профессиональных проблем, у вас имелось?
— Таким занятием для меня стала учёба, тем более что почти сразу после чемпионата России нужно было экстренно подготовиться к зимней сессии. У меня ведь не было возможности, как у большинства других студентов, ходить в институт каждый день, но при этом я понимал, что запускать нельзя, нужно стараться сдавать все зачёты и экзамены оперативно и хорошо. Это реально отвлекло от многих негативных мыслей. Как и зимние шоу. Я катался в спектакле «Белоснежка и семь гномов», который поставили Пётр Чернышёв и Ари Закарян. Тоже был новый для меня опыт.
— Никогда до этого не катались в спектаклях?
— Как-то не складывалось. А в этот раз мы работали преимущественно на открытых парковых катках, мотались по всему Подмосковью. Иногда выходило по два выступления в день: приехали, откатали шоу, прыгнули в автобус, и через несколько часов выходишь на лёд уже в другом городе. Причём никогда не знаешь, в каких условиях окажешься. Иногда на протяжении всего спектакля валил снег и приходилось кататься чуть ли не по сугробам, иногда в пробках застревал реквизит — тележки, камни, кирки.
В один из городов, помню, мы приехали из-за трафика за пять минут до начала представления, реквизита нет, у всех шок, едва переодеться успели, в общем, пришлось прямо по ходу импровизировать: замещать отсутствие тележек и лопат прыжками, чтобы зритель заскучать не успел.
Не скажу, что готов кататься в таких шоу постоянно, но на тот момент в психологическом плане меня это просто спасло: на полторы недели я просто погрузился в совершенно другую реальность, отключился от всего. Не всегда даже понимал, в каком городе мы катаемся: в семь или восемь утра тебя подобрал автобус, в полночь или даже позже возвращаешься домой, падаешь в кровать, а рано утром снова трезвонит будильник.
— А телевизионный «Ледниковый период» вы смотрите?
— На это просто нет времени. Вот если бы меня позвали в этот проект…
— Неужели пошли бы?
— Если бы это совмещалось с моим тренировочным графиком, думаю, да.
— Многие действующие фигуристы относятся к этому шоу как к продукту, чего уж скрывать, второго сорта.
— Я смотрю на это несколько иначе. Во-первых, это выступление на зрителях, то есть ты гарантированно получишь реакцию и дополнительные эмоции в ответ. Во-вторых, мне было бы реально интересно попробовать кататься в паре.
— По ходу спортивной карьеры вам такая мысль приходила в голову?
— В плане тренировочного упражнения мы иногда делали какие-то парные перебежки. Но это так, для общего развития. Своего рода интерактив. Кататься в паре в «Ледниковом» — это другое. Надо учиться чувствовать партнёра, осваивать какие-то новые элементы. Лишним этот навык точно не будет. Плюс — соревновательный момент. Плюс — новые знакомства, медийность и так далее. Так что, с моей точки зрения, это достаточно интересный проект.
— Я удивлена на самом деле, что вам никогда не предлагали попробовать себя в парном катании. И ростом вы вышли, и руки длинные, и силой не обделены…
— Мысли такие у меня появлялись. Но я отдавал себе отчёт в том, что нужно было пораньше об этом задумываться, не в моём нынешнем возрасте. А сейчас — ну куда? Тем более что у меня были проблемы со спиной. А в парном катании это едва ли не основной инструмент. Нет сильной спины — делать там нечего.
— Первый этап российского Гран-при сравним по ожиданиям с первым крупным стартом предыдущих лет?
— Я ведь серьёзно катаюсь не два сезона и не три, а очень много лет. Много раз выходил на лёд в рамках Гран-при ISU, давно варюсь в этой каше, поэтому мне немножко сложно перестроить сознание в том плане, что те соревнования, которые проводятся сейчас, — не этап кубка России.
— Чем же плох в спортивном контексте кубок России?
— Лет в 15 я относился к этому старту как к очень важному и значимому. Потом он стал для меня проходным, подводящим к основному сезону. Сейчас, получается, снова оказался важным, поскольку является отбором и к чемпионату страны, и к мартовскому финалу всей серии. Но к этой мысли надо привыкнуть.