— Поздравляем вас с годовщиной триумфа на Олимпиаде. Как-то отмечали значимую дату?
— Честно говоря, нет. Я даже забыла, в какой точно день состоялся финал, всё-таки 30 лет уже прошло. Мне Ира Сумникова напомнила, поздравила. А я не могу сказать, что праздную эту победу каждый год. Спокойно отношусь.
— Что вспоминается в первую очередь о тех соревнованиях?
— Помню, что мы до последнего момента не знали, попадём ли вообще на них, так как квалификация проходила за месяц или полтора до начала ОИ. Очень сложно было: две группы — по шесть команд, и всего две сборные выходили. То есть нужно было занять первое место. Нелегко нам пришлось, но справились. А вообще, это был такой монотонный процесс: подготовка к отбору, сам турнир, а потом без передышки работа перед Олимпиадой. Поэтому, приехав в Барселону, мы выдохнули: наконец-то будем выступать! А для меня это было первое такое первенство, и всё казалось новым и необычным.
И настрой был абсолютно однозначный — побороться за первое место. В сборную попали девчонки, которые на ОИ в Сеуле завоевали бронзовые медали, и им, конечно, хотелось большего. И вот мы — предвкушающие и счастливые, бац — и первый же матч уступаем кубинкам. Соперник оказался таким колким, неудобным, девчонки бегучие и прыгучие. Мы потерпели поражение, и это автоматически нас отбросило на второе место в группе и вывело в полуфинал на США.
— Какие мысли были в преддверии того матча: нервничали или, напротив, испытывали эмоциональный подъём?
— У нас была спокойная сосредоточенность. Накануне встречи Евгений Яковлевич Гомельский нас собрал, и все ждали, что будет серьёзная патриотическая беседа, призыв рвануть с флагами на баррикады, но всё прошло совсем иначе. Он просто сказал, что верит в нас, и — это уже известная история — поставил перед нами несколько картонных упаковок (стекло на территорию деревни проносить нельзя) белого вина, а потом ушёл. Не могу сказать, пил ли его вообще кто-нибудь. Кажется, некоторые лишь пригубили. Просто это был показательный жест, повод собраться и побеседовать. И мы друг другу сказали, что выходим только выигрывать. Никаких иных вариантов даже не рассматривали. И, что важно, у нас не было какого-то шапкозакидательского настроения. Никто не говорил, что мы сильнее и сейчас им покажем кузькину мать. На мой взгляд, таким лишь трус себя храбрит и пытается настроить.
— Считается, сборная СНГ одержала тактическую победу. Согласны?
— Мы просто разобрали команду США на винтики: встали в зонную защиту, а они не умеют играть против неё. Если она качественная, то её очень сложно разбить, особенно, если ты забираешь подбор. У соперника нет аргументов. И мы работали чётко: мяч подобрали, убежали, забили. И американки начали дёргаться, пытались бросать издалека, идти один-в-один. Но против «зоны» это бессмысленно, нужна коллективная игра, а у них она никак не получалась. Их тренер делала замены, тасовала состав, но это не помогало. К тому же тогда были не четверти, а два тайма по 20 минут, и на этот большой кусок времени приходилось всего два тайм-аута. То есть спортсмены оказывались больше предоставлены самим себе, меньше взаимодействовали с наставником. И у соперниц пошли помарки, потом — тренерские ошибки. А мы контролировали ход матча до конца.
— Поражение они встретили достойно?
— Да, они нас поздравили, признали, что мы смотрелись здорово, а они — нет.
Причём на том матче присутствовала и американская мужская дрим-тим, мы с ними столкнулись по пути в раздевалку после встречи. Помню, там стояли Скотти Пиппен и Патрик Юинг. Показали большие пальцы: типа, «круто, девчонки». Было приятно, что такие звёзды оценили нашу работу.
— Каково после такого триумфа настраиваться на финал с Китаем? Не было опасности перегореть?
— Точно нет. По поводу Китая никто не переживал, мы были уверены, что их обыграем. До Олимпиады не было ни одного матча, в котором мы бы уступили азиаткам. Тогда сборная страны регулярно встречалась с самыми разными зарубежными коллективами, которые представляли для нас какую бы то ни было угрозу. Летали в Австралию, сражались с Японией, Южной Кореей, Китаем, в США — с молодёжками, с командами университетов штатов. Благодаря этому мы всегда находились на пике баскетбольной моды и знали обо всех новинках: что происходит, чего ожидать от того или иного оппонента. Жаль, сейчас для отечественных баскетболистов не организовывают чего-то похожего. А в те годы федерация и лично Евгений Яковлевич изо всех сил старались. Поэтому мы знали Китай.
— То есть взяли верх без особых усилий?
— Мы всё время держали ход матча под контролем. Если объективно, у нас была скамейка длиннее, чем у Китая: мы играли вдесятером, а они — вшестером. Кроме того, им очень тяжело дался полуфинал с нашими обидчицами на групповом этапе — кубинками. Китаянки прессинговали все 40 минут, и на это наш Вадим Павлович Капранов сказал, что они, наверное, женьшеня объелись. Ведь нереально давить без передышки.
И потом, у Китая вся игра строилась через Чжэн Хайся, высокую двухметровую девушку. По типажу она похожа на нашу Ульяну Семёнову. Но мы не стали действовать против неё персонально, а, наоборот, запрессинговали «мелких», оторвали их от лидера. И ей приходилось сражаться за каждый мяч, а в силу роста она быстро уставала, да ещё у неё, насколько помню, имелась проблема с коленом. Поэтому её часто меняли.
Азиатки, конечно, старались догнать, но мы спокойно держали отрыв в пять-шесть мячей. По крайней мере у меня ни на секунду не закрадывалось сомнений, что мы станем чемпионками. Единственный вопрос, который крутился в голове, — почему меня не выпустили на паркет в финале. Против США я не вышла в стартовом составе, но принимала достаточно активное участие. А в золотом матче не сыграла ни минутки. Было обидно.
— Спрашивали у тренеров, почему так вышло?
— Я всю встречу сигнализировала им, что готова, выпустите меня. Вадим Павлович уже во второй половине отправил меня разминаться, так я ему надоела (смеётся). И вот я прыгала там в конце скамейки, махала полотенцем. На трибунах ещё сидели наши гандболисты, которые меня подначивали: давай, выходи уже. Но меня так и не выпустили. Потом спросила у Капранова: «Как же так?». Он ответил: ты, мол, такая молодая, всё впереди. Ещё наиграешься в баскетбол.
— Думаю, радость от победы перекрыла неприятные эмоции.
— А знаете, что было самое неприятное в финале? Нас с Ирой Сумниковой забрали на допинг-контроль. В Барселоне после каждой игры к врачу подходили с тёмным мешочком, в котором были бочонки с номерами, как в лото. И вот доктор вытащил мой 5-й номер и 12-й Иры. И это самый грустный момент, потому что у меня нет сейчас ни одной фотографии из раздевалки. Да и награждением не удалось в полной мере насладиться, потому что нас комиссары чуть ли не с пьедестала сняли и потащили в эту комнату. А в ней ещё сидели девушки с матча за третье место — кубинки и американки. И нам пришлось ждать, пока они сдадут свои баночки. Хотя я просила пропустить меня вперёд, была готова быстро справиться с этой задачей. Но нет, нельзя, не положено. И в итоге мы только в третьем часу ночи попали в Олимпийскую деревню.
— Очень долгий день.
— Нас ещё и привезли не к тому выходу, поэтому пришлось идти через всю деревню, через главную площадь. Зато мы столько поздравлений получили даже в это позднее время. Шли с медалями, и все люди, даже абсолютно незнакомые, которые попадались по пути, нас приветствовали. Приходим на свой этаж, а там дым коромыслом (смеётся). Мы жили в одном доме с ребятами гандболистами и гимнастами, с Виталиком Щербо, который произвёл фурор на тех Играх. Словом, всю ночь никто не спал.
А наутро мы отправились звонить домой. Тогда же не было мобильных телефонов, поэтому нам выдавали специальные карточки, с помощью которых можно было связаться с Россией. Я набрала своему первому тренеру и маме, на этом мой лимит и закончился. Минут пять там, кажется, было. А вечером гандболисты выиграли свой финал, и опять у нас выдалась бессонная ночь. Утром в 8:00 мы должны были уже вылетать домой, но самолёт наш задержался, и мы 12 часов провели в аэропорту, отправились только вечером. И вот посреди ночи я приезжаю в своё общежитие в Москве, где меня все встречают, поздравляют — и говорят: «Лена, ты сообрази что-нибудь покушать, будем праздновать». Отвечаю: «А ничего, что я уже третью ночь не сплю?!» Но было весело.
— Ощущение того, что вы теперь олимпийская чемпионка, пришло сразу или через какое-то время?
— Наверное, первое понимание появилось на следующий день, когда нам там же, в Барселоне, вручили удостоверения заслуженных мастеров спорта. Сейчас, чтобы получить это звание, нужно столько формальностей соблюсти, а тогда просто взяли и выдали. А после ОИ мы с Евгением Яковлевичем поехали в Израиль: я — играть, а он — тренировать. Там нас так тепло и восторженно встретили. А когда тебя много раз называют олимпийской чемпионкой, приглашают на интервью, начинаешь понимать, что да, это действительно так.
— В Барселоне вы выступали в составе Объединённой команды, без флага и гимна страны. Переживали по этому поводу?
— Знаете, когда я была ещё ребёнком и смотрела по телевизору, как Ирина Роднина плачет под гимн СССР, задавалась вопросом: а вот я, если стану чемпионкой, буду так же? Решила, что, наверное, да.
И когда этот момент настал, мы взошли на пьедестал и зазвучала незнакомая нам музыка, желания плакать не возникло. Тут ещё и допинговые комиссары рядом, грозят лишить медалей, если ты тут же не пойдёшь сдавать анализы. Но всё это меркло в сравнении с самой победой. Мы столько шли к этим соревнованиям, что всё было неважно. Пусть не было никаких государственных атрибутов, мы себя считали советскими спортсменами.
И нынешние атлеты, несмотря ни на что, знают, что они — российские. А заявления о том, что без флага и гимна не надо выступать, я считаю неправильными. Спортсмен слишком много сил и здоровья вкладывает в свою карьеру, которая бывает очень короткой. У представителей некоторых видов, в гимнастике например, за жизнь порой бывает лишь одна Олимпиада. И на неё нужно выйти и победить вне зависимости от внешних факторов, от того, есть у тебя флаг или нет.
— Сейчас медалисты Игр получают солидные денежные награды, подарки. В ваше время как поощряли чемпионов?
— Нам выдали премии в $3000. Причём наличными прямо в Барселоне. Точно не помню, от кого она была — от федерации или от ОКР. Тогда на эти деньги можно было, наверное, в небольшом городе купить небольшую квартиру. В Москве, конечно же, нет. Могу сказать, что в 1995 году цена на недвижимость в столице была в районе $400 за м². То есть всех денег хватило бы на 7,5 кв. м. А больше ничего мы не получали. Хотя мэр Юрий Лужков одно время говорил, что всем нуждающимся выдадут жильё. Но в итоге нас лишь включили в кооператив, а приобретали за свои. Это был один из последних таких домов после распада СССР.
Дело было, честно говоря, ненадёжное в то время, так как кооператив мог развалиться в любой момент. Но, к счастью, этого не случилось. Так что олимпийцам 1990-х ничего не давалось так легко, как нынешним победителям. Квартиры, машины, премии и федеральные, и от регионов — только выигрывай.
— И по окончании карьеры их поддерживают, им открыты многие пути.
— Да, а из нашего поколения мало кто нашёл себя потом. Сегодня в игровых видах, особенно в футболе, стараются спортсменов оставить в клубе, задействовать в структуре подготовки либо в административном аппарате. В наше время ничего такого не было, и множество атлетов остались с огромным опытом никому не нужны. Уже следующее поколение стало более востребованным. Появились частные детские школы, зарплаты в командах стали на порядок выше.
Но нам ещё повезло. Я с трудом представляю, как справляются олимпийцы 1970—1980-х. Одно время я занималась делами ветеранов спорта, и мне очень жалко игроков прошлых лет, которым в одиночку приходится решать свои проблемы со здоровьем. Кому-то нужно поменять сустав, кому-то сделать серьёзные обследования — и всё это в порядке общей очереди. Я бы предложила дать участникам ОИ федеральную льготу, как у ветеранов боевых действий или работников атомной промышленности, например. Привязать их к ФМБА, чтобы они могли там проходить обследования, лечиться и получать современную высокотехнологичную помощь бесплатно.
У меня есть пример конкретно из нашей олимпийской сборной. Спортсменке нужно было менять сустав, ситуация была критическая, операцию нужно было делать срочно. Но по квоте её ждать нужно было очень долго, и в какие бы двери она ни стучалась, ей никто не помог решить этот вопрос. В итоге она сделала процедуру платно. А как быть тем, кто не может себе позволить этого?
— У нас ведь достаточно атлетов в Государственной думе, наверное, нужно через них действовать, чтобы выдвинуть эту инициативу?
— Я знакома со Светланой Журовой и с Николаем Валуевым, но они не в профильных комитетах, и, наверное, нет большого смысла к ним обращаться. А профильному отделу я многое могла бы рассказать. В первую очередь, о неправильной, на мой взгляд, системе оплаты труда детских тренеров, у которых зарплата зависит от разряда — то есть побед на соревнованиях.
Из-за ложных целей специалисту нужны не воспитанники, а триумфы. К сожалению, не все добросовестно подходят к своей работе, некоторые «убивают» детей в спортшколах, лишь бы они получали медали. У нас ведь в 13—14 лет рвут мениски и крестообразные связки! Как такое может быть? Поэтому очень много талантливых ребят, которые не могут дать результат здесь и сейчас, уходят в учёбу. Просто тренер не может ждать, пока они разовьются. Это бич детского спорта.
То же самое с малым количеством клубов. У нас мало команд, мало матчей, но очень много иностранцев в них. В женской премьер-лиге всего 12 коллективов, в мужской лиге ВТБ российских ещё меньше — десять, почти в каждой половина состава — легионеры. И как тут сборная будет добиваться успехов?
— Что же делать?
— Я всегда предлагала ограничить зарубежных игроков до двух на команду, но никто мою инициативу не поддержал. А ведь большинство клубов содержатся на бюджетные средства, то есть мы на государственные деньги кормим иностранцев. Почему так? Вот сборные два цикла подряд не отбирались на Олимпиады, что-то произошло? Министерство спорта хотя бы заинтересовалось, в чём проблема, назначило антикризисного управляющего? Сменилось руководство федерации? Нет, всё остаётся как есть, всех всё устраивает...
— А вы не хотите пойти на выборы, например главы федерации баскетбола, чтобы развернуть эту ситуацию?
— Я ведь работала заместителем директора училища Олимпийского резерва в Москве с 2013 по 2020 год. Пыталась что-то делать на благо баскетбола, готовила юниоров для молодёжных сборных, но поняла, что в работе под руководством дилетанта нет ни смысла, ни результата, ни удовольствия. И что сейчас спорт в Москве — это про освоение бюджетов и отчётность. Поэтому сейчас я занимаюсь семьёй. Работаю таксистом для детей: отвезти на тренировку, забрать, встретить. И потом, ну что я могу изменить? Сделаю так, что дети перестанут калечиться? Нет. Всегда найдутся такие родители, которые приведут ребёнка к сумасшедшему тренеру, лишь бы получить квартиры-машины-премии. Изменю систему приоритетов? Вряд ли. Я любого могу научить попадать мячом в кольцо и играть в баскетбол, но глобально — без осознания проблемы федерацией и Минспорта — ситуация не изменится и сама не наладится.