— Александр Евгеньевич, ВОЗ включила зависимость от видеоигр в перечень заболеваний МКБ-11 ещё в 2018 году. С 1 января 2022 года документ вступил в силу. А как на этот вопрос смотрит российское научное сообщество? Могут ли компьютерные игры вызывать зависимость, подобную наркомании или алкоголизму?
— В целом научная общественность, включая российскую, старалась приблизить день, когда зависимость от компьютерных игр будет признана болезнью на уровне ВОЗ. К примеру, российские психиатры-аддиктологи много говорили о проблеме компьютерной зависимости, они подходят к вопросу именно с позиций психиатрии.
Одновременно этот вопрос рассматривала и Американская психиатрическая ассоциация, но она в итоге не посчитала возможным отнести компьютерную зависимость к числу заболеваний. Так что говорить о единогласной позиции по этому вопросу в научной среде пока всё же не приходится.
Я же первый обзор по этой проблеме представил ещё в 2000 году, а в 2009-м психологический факультет МГУ провёл симпозиум по интернет-зависимости. Мы также выпустили тогда сборник статей по этой теме.
Надо сказать, что поначалу исследования в этой области велись достаточно беспорядочно, не всегда в соответствии с критериями доказательной медицины. Не было контрольных групп, отбора испытуемых и т. п. И это мешало признанию компьютерной зависимости болезнью. Сейчас всё изменилось, поскольку появился новый диагноз. Впрочем, для него пока не выработаны новые методы лечения, нет строгих рекомендаций.
— То есть сейчас каждый специалист сам решает, как лечить такого пациента?
— Да, примерно так. Для медиков мы все одинаковые, потому что состоим из одних и тех же органов, а для психологов — разные, потому что психика у нас неодинаковая. Насчёт врачей-клиницистов это, конечно, шутка. Однако серьёзно можно сказать, что пилюль от интернет-зависимости нет и, наверное, не будет. Ничего подобного пока не придумали даже китайские коллеги. Так что лечение такой зависимости — это психотерапия. Есть, правда, ещё один метод, я его условно называю «китайский» — это помещение пациента в тюремные, казарменные условия.
— Жёсткое ограничение доступа к компьютеру?
— К компьютеру, смартфону, планшету — к любым гаджетам. Также «перевоспитание» включает марширование, строевые упражнения и т. п. Я в данном случае не преувеличиваю — желающие могут самостоятельно ознакомиться с документальным фильмом RT, посвящённым этой теме.
— А как часто встречается такая зависимость? Допустим, из 100 человек, которые играют в компьютерные игры, у скольких может быть предрасположенность к формированию аддикции?
— Точной статистики, к сожалению, нет. Согласно примерным оценкам, в развитых странах риску компьютерной зависимости подвержены 2—6% населения. Подчеркну: не молодёжи, а всего населения. Хуже всего дело обстоит в странах Восточной Азии — Китае, Южной Корее и т. д. Кстати, на протяжении долгого времени мы думали, что такой проблемы нет в Японии: японские учёные не публиковали статей по этой теме. Но теперь англоязычные статьи появились. Оказалось, что в Японии тоже встречается это заболевание. А в Китае интернет-зависимость уже давно признана болезнью.
На самом деле компьютерная зависимость — это не единственная аддикция, не связанная с попаданием в организм человека каких-то наркотических веществ. Например, в списке зависимостей давно фигурирует гэмблинг — зависимость от азартных игр. И она порой даже опаснее, чем алкоголизм. Есть ещё пиромания, когда человек получает наслаждение от вида горящих предметов, зданий. Есть клептомания. Эти зависимости отличаются от химических, механизм развития которых понятен врачам. Например, алкоголизм может развиваться на протяжении десятков лет, полжизни человек только «учится» быть алкоголиком. С наркотиками этот процесс идёт быстрее, но всё равно требуется время.
А компьютерная зависимость может развиться за полтора-два месяца. Такие случаи вызывали недоумение у специалистов, потому что прежде в медицинской практике подобная скорость формирования аддикций не встречалась.
Это значит, что в данном случае большую роль играют психологические факторы, помимо сугубо медицинских.
— Как далеко может заходить такой недуг?
— Это достаточно молодое заболевание, поэтому мы располагаем небольшой историей наблюдений. Но специфические летальные исходы уже фиксировались, когда игра настолько захватывала человека, что он забывал принимать пищу.
А диагностировать компьютерную зависимость стало труднее в связи с популярностью киберспорта, где команды игроков могут выигрывать миллионные призы. Понятно, что эта сфера привлекает многих, и уже не всегда понятно, что движет человеком — честолюбие или аддикция?
— Когда самому игроку или его близким стоит насторожиться? Какие признаки говорят о том, что игра из способа провести досуг превратилась в зависимость?
— Такие признаки есть, но они не медицинские, а скорее социальные. О зависимости можно говорить, если из-за игры рушится всё то, чего человек добился в жизни, если он не хочет знать родственников, выходить из дома, не хочет устраиваться на работу, хладнокровно воспринимает собственное исключение из института и т. п. Если разрушается его семейная жизнь, например уходит жена. Такие социальные потери на фоне пристрастия к игре — повод обратиться к психологу или психиатру.
И конечно, многое зависит от семьи, родителей. Помню, как-то привели ко мне мальчугана, школьника. Я его спрашиваю: «Как мама с тобой разговаривает?» А он отвечает, что любит разговаривать с бабушкой: она обнимает его, тискает. Тогда я спросил его мать, когда в последний раз она целовала своего сына? На что та ответила, что в их семье «так не принято»… Хотя телесный контакт нужен детям — и мальчикам, и девочкам.
Этот мальчик был с самого начала лишён ласки в собственной семье, не говоря уже о том, что он жил без отца. Он привык к дистанции с матерью, и поэтому не воспринимал и её призывы перестать постоянно играть.
— Есть версия, согласно которой компьютерные игры и социальные сети сделаны так, что провоцируют в мозгу человека постоянные выбросы дофамина, имитируют то удовольствие, которое человек получает в реальной жизни от спортивных и других достижений. Это так?
— Возможно, что это и правда — данная версия слишком часто звучит, чтобы уж совсем не соответствовать реальному положению вещей. Компьютерные игры сделаны очень хитро, если оценивать их с позиций бихевиоральной психологии. Это, напомню, психология поведения, одна из главных психологических школ прошлого века.
Суть в том, что для формирования привычки важно получать какое-то поощрение за каждое такое действие. Это особенно заметно в дрессуре животных, в её гуманном формате, когда животных дрессируют, награждая лакомством за какие-то действия.
И в компьютерных играх тоже есть такая система вознаграждения: игрок может выиграть ценный в контексте игры артефакт или перейти на более высокий уровень.
Кстати, в игровой среде процветает «работорговля», когда человек, располагающий деньгами, но не имеющий свободного времени, нанимает другого человека, чтобы тот играл за него. Часто нанимают сразу несколько человек, обычно из других, более бедных стран. Есть даже люди, разбогатевшие на этом — они покупают так называемые конюшни, в которых работают, скажем, по 15 человек в три смены на пяти компьютерах, «раскручивающих» пять игровых персонажей. И персонажей высокого уровня вместе с ценными артефактами потом уже перепродают ещё более занятым, ещё более честолюбивым и ещё более богатым игрокам.
Это целая индустрия. В мировом игровом бизнесе крутятся колоссальные деньги: это и стоимость платных игр, и продажа игровых артефактов в легальных и даже нелегальных магазинах.
— Игровые корпорации вряд ли заинтересованы в том, чтобы вводились какие-то лимиты доступа детей и подростков к играм, как это делают в Китае…
— Да, но эти корпорации на Западе всё равно находятся в определённых тисках, потому что в ряде стран есть комиссии, которые присваивают каждой игре возрастной ценз. Эти рекомендации необязательные, но покупатели пытаются следить за тем, чтобы их дети играли в игры, соответствующие их возрасту.
Конечно, это невыгодно производителям игр, которые хотели бы, напротив, захватывать как можно большую аудиторию. Например, они пытаются вовлечь в компьютерные игры женщин.
— Женщины меньше, чем мужчины, увлекаются видеоиграми?
— Скажем так: девочки играют не меньше мальчиков, но с возрастом они чаще всего бросают это занятие. Поэтому производители компьютерных игр ломают голову над тем, как захватить женскую аудиторию. Например, путём создания игр с такими персонажами, которым хотели бы подражать женщины. Создание такой игры дало бы колоссальные коммерческие преимущества. Но пока что женские персонажи в популярных играх повторяют в основном мужские модели поведения, показывают физическую силу и агрессивность.
Кроме того, у женщин и девочек больше социальных обязанностей. Кто будет помогать маме, мыть посуду или готовить к приходу гостей — мальчик или девочка? Кроме того, девочки больше следят за своим внешним видом: какая девочка или девушка захочет выглядеть так же, как типичный геймер, — быть растрёпанной, неопрятной?
— Сегодня дети начинают играть в компьютерные игры с дошкольного возраста. Дети сильнее, чем взрослые, подвержены формированию компьютерной зависимости?
— Дошкольники, естественно, больше подвержены такому влиянию. У них много свободного времени, меньше социальных обязательств. Что касается ограничений, то для пятилеток, например, есть много очень полезных игр, в которых дети учатся. Разве это плохо? Этот класс игр называется serious games — «серьёзные игры». Звучат призывы геймифицировать образование, чтобы обучение хотя бы отчасти проходило в игровой форме. И в этом подходе есть своя логика. Например, в школьном химическом кабинете можно провести далеко не все реакции, только сравнительно простые. А сложные можно показывать детям в записи. В YouTube, например, есть видео с очень интересными физическими, химическими экспериментами. И это может пробудить у детей интерес к данным наукам. Или, допустим, можно выборочно демонстрировать фрагменты из фильмов, снятых по романам, которые дети сегодня не хотят читать.
— К слову о чтении. Сейчас очень многие родители, даже в традиционно читающих семьях, жалуются, что книги сегодня не выдерживают конкуренции с гаджетами в глазах детей. О чём это говорит?
— Такого рода наблюдений действительно много. Сейчас дети не хотят учиться, для них пропуск школы — праздник. Раньше педагоги и психологи писали, что в шесть — восемь лет у детей просыпается тяга к учёбе, и этим нужно пользоваться. А сейчас этого нет, потому что и без школы информации много, она сыплется на детей со всех сторон. И обычно это малоценная, поверхностная информация, отличить которую от информации ценной дети не могут. Её так много, что детям трудно занять себя на длительное время только чтением, книга вызывает у них зевоту.
— Так формируется клиповое мышление, о котором так много говорят?
— О нём говорят скорее философы и культурологи, психологи таким термином не оперируют. Речь идёт просто о дефиците внимательности, отсутствии навыков внимательности. Их можно прорабатывать в семье, в учебных заведениях, но этим никто не занимается. А ведь и внимательность, и мыслительные способности, и восприятие — всё должно развиваться гармонично.
— То есть проблема шире, чем просто увлечение детей играми?
— Гораздо шире. С учётом тех изменений, которые в нашу жизнь внесли информационные технологии, нужно менять подход к школьному образованию. К примеру, не нужно заставлять детей заучивать конкретные даты. Люди, которых заставляли учить массу справочной информации, выпустившись из школы могут запросто спутать Троянскую и Первую мировую войны. Наше поколение, например, учило съезды РСДРП, КПСС. Нужно ли это было делать? Или нужно понимать, как развивалась социальная мысль в XIX и XX веках? Важно ли знать, какой номер в таблице Менделеева имеет литий, или нужно знать те принципы, по которым она составлена?
То есть не нужно требовать от детей заучивать энциклопедическую информацию, ведь сегодня энциклопедия у каждого из нас есть при себе, в смартфоне.
И если изменить подход к обучению, учёба будет восприниматься детьми иначе, будет им в радость. Это моя точка зрения, хотя она не очень популярна, а некоторые родители даже назовут её ересью.
— Всё же имеет ли смысл вводить лимиты пользования гаджетами для детей? Например, в СМИ то и дело появляется информация о том, что ключевые фигуры крупнейших IT-компаний, такие как Билл Гейтс, ограничивают для своих детей доступ к смартфонам и планшетам. Как вы могли бы это прокомментировать?
— Отбирать у ребёнка смартфон — это сильное наказание. Потому что таким образом вы отрываете ребёнка от всей социальной жизни, от круга его товарищей. Вы всё равно не сможете забрать смартфон на год, например. Возможно, что среди богатых владельцев IT-компаний есть такое поветрие, но в его основе лежит, скорее всего, не недоверие к новым технологиям, а тяга к исключительности. Было время, когда покупка ребёнку компьютера была вкладом в его развитие. Но сейчас такая техника есть даже у самых бедных семей. Поэтому сегодня признак исключительности — это когда родители нанимают для своего ребёнка в качестве репетитора кандидата биологических наук, например. Или отправляют его в престижную школу, где детей будут учить по старинке. И такая школа уже не по карману небогатым людям.
Можно сказать, что сегодня растить ребёнка в отрыве от гаджетов — это эксперимент, результаты которого будут ясны, только когда такие дети станут взрослыми. При этом нужно отметить, что сегодня интернет — это доступный способ получить место в социальной среде. Если ты достаточно знающий или остроумный человек с собственной точкой зрения на происходящее, то ты можешь быстро собрать в социальной сети фолловеров, которые будут прислушиваться к тебе как к эксперту. Таков сегодня «социальный лифт», который подросток может заработать самостоятельно, не выпрашивая у родителей деньги на модную одежду и технику.
— Что можно посоветовать людям, чтобы интернет, компьютерные игры приносили им пользу, а не вред? И какие правила нужно соблюдать родителям в связи с появлением интернет-реальности?
— Интернет-реальность не заменяет реальность подлинную. Нужно точно так же, как и в прежние времена, водить детей в театр, в цирк, на концерты и т. п. Чтобы интернет не заменял настоящие впечатления, получаемые в реальной жизни. Точно так же, как и в прошлом, детей нужно учить вежливости, заботе о других людях. Нужно показывать детям, что есть ещё и человеческие отношения, потому что дети часто недопонимают именно эту сторону жизни. И очень важно добиться от собственных детей доверия — чтобы, например, столкнувшись с буллингом в интернете, ребёнок в первую очередь обратился за помощью к родителям. Самое главное — это выстраивать доверительные отношения.