— Георгий Петрович, ранее не раз появлялись данные о том, что переболевшие COVID-19 порой страдают от психических расстройств. Насколько часто встречаются такие побочные эффекты? И как долго они обычно длятся?
— В психиатрии можно условно выделить понятия расстройства и заболевания. Расстройство — это, к примеру, когда у человека в стрессовой ситуации нарушился сон, появилась тревога, но со временем всё проходит. Заболевание — это хроническое состояние, которое можно компенсировать терапией, но, как правило, нельзя окончательно вылечить.
У пациентов, перенёсших COVID-19, возникают определённые расстройства, в течении которых можно выделить несколько фаз. Во-первых, во время самого инфекционного заболевания, когда возникают токсическая нагрузка, гипоксия, ряд аутоиммунных процессов, — всё это может вызвать изменения психического состояния. В этот момент возможны довольно тяжёлые расстройства, с помрачением сознания. Могут быть и галлюцинации, может казаться, что кто-то хочет причинить вред. Но это временное явление. Как правило, такое состояние может развиться у реанимационных пациентов.
К сожалению, в первую волну пандемии, когда ещё не все понимали, что такое возможно, были даже единичные трагические случаи. Однако эти расстройства неспецифические, они не связаны именно с COVID-19, могут проявляться и при других инфекционных процессах.
Вторая фаза — выход из заболевания, период реконвалесценции. Он всегда сопровождается определённой астенией, слабостью, которая тоже связана с токсической нагрузкой на нервную систему, на головной мозг. Именно мозг тяжелее всего восстанавливается. Пациенты даже придумали для этого состояния термин «ковидный туман».
И вот выход из коронавирусной болезни сопровождается более тяжёлыми и более длительными, чем даже после гриппа, явлениями. Человек не может надолго сосредотачиваться, сильно снижается умственная работоспособность, ухудшаются память, внимание.
— Некоторые перенёсшие COVID-19 жалуются на галлюцинации. Что вы можете об этом сказать?
— Скорее, это всё же не галлюцинаторные явления, а иллюзорные. Это как если, например, в темноте на вешалке висит плащ, а кажется, что это человек. Галлюцинации — это когда ты видишь то, чего нет. А иллюзии — когда звук или предмет есть, но воспринимается по-другому.
А в целом последствия COVID-19 отличаются от последствий других инфекционных заболеваний. Даже если COVID-19 протекал в форме ОРВИ, без пневмонии — и в этих случаях всё равно выход из болезни более тяжёлый.
— И поэтому возможно возникновение депрессии, если говорить не в клиническом смысле?
— Почему же, можно говорить и в клиническом. Многие учёные — неврологи, психиатры — предполагают, что у перенёсших COVID-19 может произойти ускоренное наступление нейродегенеративных заболеваний. Например, в теории это может привести к более ранней деменции. Но пока это лишь пессимистичный прогноз.
Есть и ещё одна группа расстройств, которая связана не столько с воздействием самого вируса, сколько с той информационной атмосферой, в которой мы все находимся начиная с марта прошлого года, когда были зарницы первой волны пандемии.
На первом этапе пандемии, когда она уже вовсю бушевала в Москве, мы ещё не знали, как с этим правильно работать, не было выверенных схем медикаментозной терапии. Методические рекомендации по ведению пациентов только оттачивались.
К сожалению, с приходом вируса появилась и масса конспирологов, которые говорили, например, что маски и прочие ограничения — якобы путь к цифровому ГУЛАГу. Конечно, всё это создавало путаницу в умах. К тому же люди теряли близких, всё это формировало очень серьёзный информационный прессинг, который сам по себе вызывал значительное повышение стресса в популяции.
— То есть страдают даже те, кто не болел?
— В том числе. Эта пандемия — отчётливо двухкомпонентная. Она инфекционно-информационная.
Проводились серьёзные популяционные исследования, которые показали, что, хотя в начале прошлого года болезнь реально быстро распространялась только в Москве, а в регионах в эпидемическом отношении было спокойно, уровень стресса у людей фиксировался одинаковый на всей территории страны. Уровень заболеваемости был разный, а информационная повестка была общей для всех.
Косвенно об этом можно судить и по данным о продажах антидепрессантов, которые абсолютно достоверны. В апреле 2020 года произошёл резкий скачок продаж через аптечную сеть. К лету эти показатели немного спали, и, если бы это ограничилось первой волной, всё бы на этом и закончилось. Но потом пришла вторая волна пандемии, она была самой затяжной — и к Новому году продажи антидепрессантов снова выросли.
И если сначала в структуре стрессового реагирования преобладали тревожные расстройства, то к концу 2020 года стал преобладать депрессивный компонент.
— А в чём заключается различие?
— Тревога — это универсальная реакция нашей психики на любые непредвиденные изменения или их ожидание. Это нормальная адаптивная реакция. Тревога нас мобилизует (например, перед экзаменом ускоряются мыслительные процессы), но только когда она умеренная и краткосрочная. Когда же она постоянная и выраженная, то это приводит к нарушению функционирования организма.
Длительно выраженная тревога может привести к кардиологическим проблемам или стрессовой язве — проявления могут быть разные. У каждого человека есть своё слабое звено в организме — locus minoris resistentiae (в переводе с латинского — «место наименьшего сопротивления». — RT).
И когда стрессовая ситуация затягивается, начинают формироваться депрессивные расстройства — более грозные и стойкие.
Отдельно стоит поговорить о вакцинации, причём именно в разрезе психического здоровья. Вот, казалось бы, в России было разработано три вакцины, мы первыми вакцину зарегистрировали. И это нам создавало преимущество, должно было стать гарантией спокойствия.
Однако непроверенные информационные ресурсы часть населения смогли убедить в самых нелепых теориях, которые до сих пор циркулируют в обществе. Нестарые известные люди гибнут, а потом выясняется, что они поддались общей панике и купили сертификат о вакцинации.
— Были ли попытки научно проанализировать механизм распространения опасных мифов? И что происходит с психикой человека, когда он начинает верить в домыслы о «чипировании»? Что это — массовая истерия или что-то другое?
— Наверное, в наибольшей степени подходит определение массовой истерии. Психозом в буквальном смысле это не назовёшь. Это сочетание ряда факторов. С одной стороны, убеждённость в собственном интеллектуальном превосходстве над окружающими. С другой — изначально протестный настрой. Навязанная многим нашим соотечественникам склонность критиковать свою страну в любой ситуации. Я слышал даже такие высказывания: «Как Россия, которая не способна сшить рубашку, может разработать такую высокотехнологичную вакцину?»
— При этом в других странах, тех же США, движение антипрививочников тоже очень активно.
— Везде находится своя мотивация. Например, противники вакцинации говорят, что якобы РФ не могла за три месяца разработать вакцину. Но на самом деле этим препаратом занимались уже много лет. И так получилось, что аккурат к пандемии COVID-19 её уже практически разработали. Оставалось только синтезировать специфический для данного коронавируса белок S, чтобы интегрировать с аденовирусом. Это была длительная кропотливая работа нескольких научных коллективов.
Да, бывают случаи, когда вакцинация не приводит к формированию достаточного иммунитета, но они, во-первых, объяснимы, а во-вторых, к счастью, крайне редки. Однако общественное внимание концентрируется только на них, а многие миллионы других случаев, когда всё проходит благополучно, игнорирует.
— Когда говоришь с антипрививочниками, складывается впечатление, будто у них стоит какой-то психологический блок. Они не слышат никаких аргументов. Почему?
— Потому что в силу разных причин у некоторых людей уже сформировались устойчивые стереотипы.
Например, когда Александр Гинцбург (директор центра имени Гамалеи. — RT) сказал, что можно определить, вакцинирован человек или нет, по специальной метке, сторонники теории чипизации начали говорить, что он якобы сам «признался». Хотя на самом деле эта метка — просто антитела к аденовирусу. Они вырабатываются, когда мы вводим вакцину, и по их наличию можно понять, вакцинировался ли человек, даже если к моменту тестирования он уже заболеет COVID-19.
— А противников вакцинации ещё можно как-то переубедить?
— Когда у человека уже сформировалась в сознании какая-то прочная конструкция, он с трудом расстаётся со своими убеждениями. Сейчас во многом представления формируются у людей при помощи социальных сетей, где есть свои авторитеты. При этом к официальной повестке они часто относятся с поправками, ищут другие источники, более достоверные с их точки зрения. И такая информация, преломлённая через якобы личный подход, воспринимается гораздо охотнее.
Это свойство психики могут намеренно использовать те, кто запускает различные опасные фейки в соцсетях, которые формируют у людей убеждённость в правильности определённых лжетеорий. При этом есть те, кто всю жизнь убеждён в том, что только он прав, в любой ситуации. Кроме того, есть такой параметр — локус-контроль, который определяет, склонен человек возлагать ответственность за результат своих действий на себя или на окружающих. И это влияет на выводы, которые человек делает.
— То есть переубедить антипрививочников нельзя?
— Любые процессы в нашей жизни — это континуум состояний с крайними по полюсам формами и промежуточными в середине. Наверное, есть какое-то число людей, находящихся на полюсах, с которыми уже ничего не сделать. А остальная часть ещё может одуматься. Для этого нужна последовательная информационная работа.
— Случалось ли, что иррациональный страх перед вакцинацией усугублял уже имеющиеся психические отклонения?
— Если говорить о пациентах, у которых уже есть хронические психические заболевания, то сильные внешние обстоятельства вклиниваются в их болезненные построения. Когда-то это были разговоры о нечистой силе, потом об инопланетянах. Потом появились «лучи», которые «действуют через телевизор». И в случае с вакцинацией наши пациенты тоже начинают встраивать этот сюжет в свою фабулу. Но это не носит специфический характер. Каких-то специфических для коронавируса психических расстройств нет.
Однако последствия всё равно есть, я их ранее изложил. Могу добавить, что есть ещё фактор страха — когда человек заболевает, он думает, что может умереть. (Фактор. — RT) страха перед развитием болезни.
Например (я сейчас условно моделирую), человек не хотел вакцинироваться «Спутником» — не может же быть, чтобы за три месяца вакцину хорошо сделали. Ждал вакцину новосибирского «Вектора», дождался. Нет, думает, подожду ещё немного, пока появится вакцина от института Чумакова, тогда привьюсь. А люди вокруг тем временем продолжают заболевать. Человек ждёт, изолируется от остальных, боится. Всё это создаёт не очень благоприятные для психики условия. И в итоге, представим, такой человек ничем так и не привился и заболел. И всё это накладывается — и страх, и действие инфекции.
Сейчас кардиологи отмечают, что на выходе из COVID-19 у пациентов бывает ещё и тахикардия. Тревожный фон вкупе с таким сердцебиением — это предпосылка к резкому росту панических атак. Мы этот рост уже фиксируем.
Панические атаки — это пароксизмы тревоги, очень болезненные состояния, которые могут человека буквально инвалидизировать, — он боится даже из квартиры выйти. И это как раз специфика, связанная с коронавирусной инфекцией.
Подводя итог, выделю несколько пунктов. Во-первых, нужно понимать, что информационный аспект пандемии, может быть, даже более значим, чем инфекционный. Особенно если мы говорим о психическом здоровье.
Второе — информационный компонент пандемии влияет как на заболевших, так и на тех, кто не болел.
В-третьих, стрессовое состояние, в котором находилась вся популяция, в значительной степени могло способствовать снижению критического восприятия информации — фейковых данных, которые распространяются в соцсетях. Думаю, что это тоже тормозит процесс вакцинации и замедляет формирование популяционного иммунитета.