— По данным историков, спецназ КГБ СССР возник незадолго до афганских событий. Расскажите, пожалуйста, как он создавался и как вы оказались в его рядах?
— Вы слышали о событиях на Мюнхенской олимпиаде 1972 года, когда арабские экстремисты похитили израильтян? Вот в 1974 году, чтобы противодействовать подобным угрозам, приказом Юрия Владимировича Андропова была создана группа «А». Тогда же состоялся набор в неё. Туда брали в первую очередь сотрудников 7-го Управления КГБ СССР — наружного наблюдения.
Их выбрали, потому что они все водили автотранспорт, знали многие средства связи, оперативную обстановку в Москве, быстро ориентировались в различных ситуациях, имели опыт наружного наблюдения за потенциальным противником. Кроме того, они были спортсменами, имели хорошую физическую подготовку.
Я попал в эту группу в 1978 году, поскольку тоже был кандидатом в мастера спорта по нескольким видам, участвовал во многих соревнованиях, был призёром КГБ по офицерскому троеборью. На меня обратили внимание и предложили работать в группе. А в 1979 году в составе спецподразделений КГБ я стал участником афганских событий.
— Расскажите о самом запоминающемся эпизоде штурма.
— Запомнилась высадка из БМП. Когда подъехали к центральному входу, то ощутили, как тарабанят пули, будто град идёт. Стук был сильный. Но при этом всё равно не было страха. Когда мы десантировались у входа во дворец, я увидел лежащего человека, нашего парня. Он был из группы «Зенит».
Как я позже узнал, это был Якушев. В тот момент я осознал, что это уже не игрушки, а самая опасная операция в жизни, намного серьёзнее, чем то, что мы делали до этого. Тогда я впервые понял, насколько это сложно и что такие операции и в будущем могут нас ожидать. Я увидел, что это может случиться с любым из нас, в том числе и со мной.
Ещё одно такое воспоминание относится к моменту, когда мы уже вошли во дворец. В холле я увидел ещё одного нашего сотрудника — Валерия Петровича Емышева. Он лежал с оторванной рукой. Когда я подошёл к нему, меня поразило то, что он говорил: «Володь, ты не обращай внимания на то, что у меня рука».
При всей тяжести ранения он начал меня успокаивать, чтобы я спокойно его перенёс в безопасное место. Я увидел, каким может быть настоящий человек, настоящий боец. В своё время он был секретарём парторганизации. Настоящий партиец в хорошем смысле слова: думал о других, забывая о себе.
А в остальном сам штурм и зачистка прошли штатно. Ничего необычного не было. Я шёл в подразделение, предполагая, что такие операции возможны и что мне придётся в них участвовать. И мы готовились к ним.
— Как советское командование объясняло вам задачу, связанную со штурмом дворца Амина?
— Задачу оно объясняло следующим образом: соседнее государство, расположенное в нашем южном подбрюшье, должно проводить дружелюбную по отношению к нам политику. В общем, надо помочь Афганистану встать на более демократичный путь.
— Как вы сегодня оцениваете эти события?
— В оценке той ситуации были разногласия даже на самом верху. Хотя там они знали очень много и ситуацией владели значительно лучше, чем мы, простые бойцы. Я исхожу из того, что те, кто принимал решение о вводе войск, обладали всей необходимой информацией, которая и побудила их сделать такой шаг, чтобы защитить наши южные границы.
Кстати, трафик наркотиков из Афганистана уже тогда существовал, поэтому надо было что-то предпринимать. Я думаю, что всё-таки это было правильное решение.
— Как можно описать атмосферу, в которой происходила подготовка к штурму?
— Атмосфера была деловая. Проводили рекогносцировку, готовились. Видели, что задача очень трудновыполнимая. Рассчитывали на то, что занимаемся штурмом не только мы, сотрудники «Грома» и «Зенита», а также мусульманский батальон (154-й отдельный отряд специального назначения. — RT).
Мы рассчитывали на то, что наша страна сделает всё возможное, чтобы задача была выполнена. Что за нами стоит мощь огромного Советского Союза.
— А что представлял собой сам дворец Амина, который предстояло штурмовать советским спецназовцам? Как он охранялся?
— Охранялся он гвардейцами президента страны. Силы были большие. Чтобы отвлечь их, были сымитированы беспорядки в Кабуле, в результате чего часть гвардейцев были переброшены туда.
Дворец представлял собой трёхэтажное здание с планировкой в форме буквы «П». Строение было очень прочное и крепкое. После выстрела из танка или пушки только штукатурка осыпалась да оставалась небольшая вмятина — и всё.
— Какое у вас было ощущение, когда вы приступили к штурму, что вы чувствовали? Не было чувства, что вы находились как будто в тумане?
— Это было только при входе. А когда уже внутрь вошли — там, наоборот, не было тумана. Мы берегли себя: осторожно высовывались из-за угла, поднимались. Понимали, что надо остаться целым и выполнить задачу.
— В чём заключалась ваша роль в штурме?
— Я действовал в связке со всеми ребятами. Каждый из нас держал сектора обстрела, смотрел во все глаза. В целом не могу сказать, что моя роль как-то выделялась. Да и не мне её оценивать.
— А что касается самого Амина?
— Я его видел… Он лежал раненый на стойке бара.
— Что было после штурма, когда вы поняли, что вам нужно выходить?
— Мы всю ночь не выходили. Там были отдельные очаги сопротивления. Ребята из мусульманского батальона их локализовали. Но ночью, естественно, двигаться было нельзя. Тем более что мы получили информацию о направляющейся к дворцу танковой Голубой дивизии. Мы заняли круговую оборону.
Но в дивизии работали наши советники, каким-то образом им удалось сделать так, что она в итоге к нам не пришла. Ночь была суетливая. Проверяли, смотрели, чтобы каких-то шальных групп, которые могли бы оказать сопротивление, не было. А уже утром, когда мы вышли из дворца, то увидели огромные колонны наших войск: 40-я армия входила в Кабул. Только тогда мы почувствовали, что мы своё дело сделали.
— Как вы узнавали своих во время штурма?
— У нас была афганская форма, поэтому, естественно, мы могли перестрелять друг друга. Чтобы не допустить ошибок, мы повязали на правую и левую руки отличительный знак — белые повязки. Также у нас был пароль «Яша», «Миша» — отклик. Потому что руководили там Михаил Романов и Яков Семёнов.
— Была ли уверенность в своих товарищах в ходе штурма? Они не подводили?
— Чтобы свои подводили? Нет, такого не было. Я видел, как ребята высаживались под градом пуль. Один раненый, второй. Хромают, но всё равно бегут к центральному входу, чтобы всем вместе начать и закончить то, что нам было поручено.
— Чему операция по штурму дворца Амина научила отечественных силовиков, как этот опыт в дальнейшем передавался?
— Он и сейчас передаётся... Мы встречаемся практически каждый год с теми, кто начинает работать в группе. Разбираем с ними ту ситуацию. И молодёжь с интересом слушает. Сейчас уже, конечно, ребята многое знают, многое умеют. Появились совершенно другие технические средства, тактические приёмы изменились.
Но это была первая операция спецподразделений КГБ во взаимодействии с армейскими подразделениями. Долгие годы такого взаимодействия не было.
Эта операция стала очень важным уроком по организации взаимодействия силовых ведомств. Не было такого опыта, и вот он появился вовремя. Поскольку потом возникли очаги терроризма...
— Как развивалась ситуация в Афганистане после штурма?
— Американцы подключились. Они снабжали боевиков оружием, организовали первые бандитские террористические формирования.
— Как вы воспринимаете эти события спустя 40 лет?
— Несмотря на такой большой срок, у меня осталось ощущение близости с теми сотрудниками, с которыми мы штурмовали дворец. Знаю, каковы эти люди в деле, как они действовали во время штурма. И я оценил каждого из них, так же, как, наверное, и они меня оценивали. Эта дружба у меня осталась.
В основном все празднуют день вывода войск из Афганистана, но мы празднуем день ввода, потому что это наш второй день рождения — всех, кто остался жив после этого штурма. Мы всегда собираемся, вспоминаем тех, кого с нами нет, кто погиб в то время, кто погиб позже, являясь сотрудником группы «А» при выполнении других заданий… Этот день нас сближает, не даёт забыть друг друга, сплачивает.