— Владимир Романович, к нам в проект «Не один на один» обратились американские православные семьи с просьбой помочь им в переселении в Россию. С медийной точки зрения это важно?
— Мне кажется важным тот факт, что RT не замыкается на классических функциях СМИ только информировать, просвещать или развлекать. В вашей деятельности такое выраженное социальное измерение — это очень здорово. Потому что если и есть в деятельности СМИ сегодня какое-то подобное измерение, то оно политизированное и, мне кажется, скорее несёт разрушающие функции для общества. А вот созидание, поддержка людей — это действительно ценно.
— Спасибо. А как много православных иностранцев приезжает в Россию? Из каких стран?
— Такой полной статистики у нас нет, но мы можем говорить о том, что таких семей как минимум десятки, они хотели и были готовы переехать в Россию. Пандемия этот процесс затормозила. По другим странам это скорее редкие случаи, но вот относительно США данные примерно такие.
— Можно ли сказать, что это становится или стало уже тенденцией?
— Анализируя ситуацию с американцами, можно сказать, что это связано с процессом активного признания у них ЛГБТ-ценностей, однополых браков и так далее. С усилением этого процесса люди стали задумываться, чтобы уехать в другие страны, в том числе в Россию. Около десяти лет назад этот процесс стал более активным, заметным. Это во многом связано в целом с понятием «традиционные ценности» и стремлением людей воспитывать своих детей именно в таких ориентирах, а ещё с тем, что делать это становится всё сложнее и сложнее. Я думаю, что 15—20 лет — это горизонт, когда ситуация начала меняться. И поэтому люди, которые это не принимают, стали задумываться над тем, что им делать дальше.
— Можно ли сказать, что они гонимы за свои религиозные убеждения?
— Переезд — это очень серьёзный вопрос. И люди ведь не ищут экономических преференций, не уезжают потому, что хотят уровень жизни поднять. Они же отдают себе отчёт, что экономически США более богатая страна, чем Россия. Может быть, они и не чувствуют себя гонимыми. Но они готовы пожертвовать каким-то бытовым комфортом, чтобы воспитывать своих детей так, как они считают нужным. Без навязанных обществом ценностей, которых они не принимают.
— Почему они выбирают Россию?
— Точно не потому, что они считают её идеальной. Но опять же, они считают принципиальным моментом для себя воспитывать детей в той вере, которую они считают правильной, прививать им те ценности, которые они считают правильными.
Конечно, они не хотят, чтобы их детям в школах на уроках полового воспитания рассказывали про понятие гендера. Когда уходят такие простые вещи, как папа и мама. Это же не сказки.
Я слышал от наших архиереев, которые участвовали в различных дискуссиях на международных площадках, а это было лет 50 назад, следующее: они тогда говорили, что не за горами то время, когда будет серьёзный сдвиг в ценностном плане. Будет легализация однополых браков и так далее. А им отвечали: «Да ну что вы, этого никогда не будет». И вот за несколько десятков лет ситуация изменилась. И теперь мы уже говорим, что не за горами легализация педофилии. А нам говорят: «Ну что вы, это другое, этого никогда не будет».
И можно было бы успокоиться, если бы ровно такие же разговоры не велись по поводу ЛГБТ несколько десятков лет назад. Америка же в этом смысле страна победившего меньшинства. Ситуация начиналась с защиты прав, а переросла в диктат.
— Получается, мы в этом смысле ещё пока держимся.
— Да. Но здесь важно понимать следующее: любая культура как система ценностей — это определённые флажки, за которые заходить нельзя. Это добро, а это зло. Это можно, а вот то нельзя. И нужно чётко осознавать, что, когда мы говорим о том, что такое семья, мы касаемся фундаментальных для социума вещей. Люди просто не понимают, что сама тема гендера — это тектонический сдвиг для христианской цивилизации.
Наша культура, как говорят специалисты, стоит на трёх китах: Рим, Афины и Иерусалим. Иерусалим — это христианство, Рим — римское право, Афины — греческая философия и искусство.
Веками эти основания никуда не уходили. И сейчас мы подошли к черте, когда они стали подтачиваться. Эти процессы, конечно, нашу страну не обходят стороной. Но мы — последний окоп в этом смысле, со времён концепции «Москва — третий Рим». Сколько мы выдержим?
Это всё очень серьёзно. Это не нелепая борьба с традиционными ценностями. Со времён Сократа до современности цивилизация стояла на этих основаниях. И вот сейчас эти основы колеблются. И не нужно недооценивать важности таких изменений.
— Русская православная церковь в том числе много делает для того, чтобы в нашей стране сохранялись христианские ценности и идеалы. Воспринимаете ли вот эту тенденцию с переездом православных иностранцев к нам как положительный результат именно своей работы?
— Что касается понятия греха, то важно понимать, что Церковь не поддержит никакой грех. Будь то мужеложство, или супружеская измена, или убийство.
Конечно, мы горячо приветствовали внесение поправки в Конституцию о том, что брак — это союз между мужчиной и женщиной.
Много можно перечислить подобных вещей. Но в целом серьёзного анализа в нашем медийном поле и экспертном сообществе того, какие изменения произошли за последние десятилетия и какую роль в этом сыграла именно Церковь, мало. Мне лично такого анализа очень не хватает. Присутствует либо парадно-дежурное восхваление, либо обязательное неприятие, где слово «скрепа» становится ругательным. В действительности было бы очень интересно провести такой анализ. Я думаю, что он бы показал, что православие и церковная жизнь очень серьёзно на наше общество повлияли. Может быть, не так, как хочется, но есть фундаментально-глубинные изменения, они не происходят быстро. Церковь вообще работает «на длину».
— В чём это выражается, по вашему мнению?
— Лет 15 назад я спрашивал главреда журнала «Эксперт» В.А. Фадеева, какое место в медийной повестке занимают вопросы нравственности. Он честно ответил — никакое. Но сейчас всё чаще поднимаются вопросы о том, что значит простить, например. Что допустимо, что недопустимо в нравственном плане. Эти вопросы становятся в центре общественно-медийной повестки. И это тоже про влияние Церкви.
Многие представители власти говорят, что они православные люди, поэтому они не могут принять ту или иную точку зрения. Ещё десять лет назад это было невозможно. Понятно, что Церковь в этом сыграла роль.
Я не хочу её преувеличивать. Многие, кто называют себя православными сейчас, воспринимают православие как культурную ценность, а не собственную религиозность. И людей, которые мотивируют свои поступки верой, не так много. Но они есть, и их число растёт. Церковь становится тем камертоном, по которому сверяется жизнь. Не во всём, конечно. Некоторые претензии, которые предъявляют к людям Церкви, вполне оправданны. Но есть и информационная борьба с Церковью, ставшей серьёзной общественной силой.
— В 2014 году синод принял документ, касающийся принципов работы с мигрантами. Расскажите подробнее, как именно Церковь им помогает.
— Документ касался общей ситуации, был откликом на новые реалии. Глобализация, миграционные потоки, люди вынуждены переезжать. Понятно, что Церковь не может остаться в стороне. Важно понимать, что когда какой-то церковный документ принимается, то он должен работать на территории канонической ответственности, в разных странах. Если говорить применительно к России, то речь идёт о гуманитарной помощи, доступу к медицинским услугам, изучению языка. Что касается приезда именно единоверцев, то это вопрос епархиальных отношений больше. И в каждом конкретном случае всё решается по-своему — в зависимости от того, что реально нужно для семьи.
— В 2018 году американский священник Иосиф Глисон обратился к патриарху Кириллу на фестивале «Вера и слово» с просьбой помочь православным семьям из США и Канады получить российское гражданство. С того времени удалось ли РПЦ как-то посодействовать этим людям в получении документов?
— Патриарх ответил, что мы окажем содействие, если эти конкретные семьи к нам обратятся. Такого обращения пока не было. Но если бы оно поступило, мы, конечно, отреагировали бы должным образом и оказали возможную помощь.