— Илья, что с вами произошло?
— По профессии я дизайнер, но уже давно работаю в музыкальной сфере — звукоинженером, звукорежиссёром, сам пишу музыку. В Индию приезжаю каждый год с 2014-го. Нравится страна, нравится путешествовать по ней. В мае 2019-го я был в Дели, и один знакомый индиец позвал меня через социальные сети на день рождения в город Коимбатур в штате Тамилнад. Там на территории одного так называемого resort (база отдыха по-нашему) проводилась праздничная вечеринка. Вдруг посреди ночи приехала полиция. Начали бить людей палками, сгонять всех в кучу, обыскивать. На вечеринке было порядка ста человек. Но задержали всего 15: организаторов, хозяев базы отдыха и, по каким-то непонятным причинам, меня. Хотя во время обыска у меня не нашли ничего незаконного, а все мои документы были в порядке. Это указано в деле.
— Как тогда получилось, что вы оказались в тюрьме?
— Полицейский рейд был где-то в три ночи. Часов до семи утра нас держали на поляне, где была вечеринка, прямо на земле. У нас забрали все документы, моё музыкальное оборудование, ноутбук. Я не понимал вообще, что происходит. Затем нас отвезли в полицейский участок. Проблема в том, что на юге Индии местные не говорят на хинди и почти никто не знает английского. Общаются только на своём языке — тамильском. На этом же языке нас стали убеждать подписать какой-то документ. Мы не хотели этого делать: мало ли что там написано. Но полицейский настаивал, на ломаном английским говорил, что это простая формальность. Мы подписали бумагу, и через 10 часов я уже был в тюрьме по ложному обвинению.
— Что в итоге было в этом документе?
— Как выяснилось, во-первых, полицейские в нём записали меня одним из организаторов этого мероприятия. Во-вторых, они якобы брали у меня тест крови на наркотики. Но они этого не делали!
И, в-третьих, там указывалось, что они подозревают меня в том, что якобы это я привёз на вечеринку какие-то запрещённые вещества из Дели. Правда в том, что во время ночного рейда в самом деле полиция нашла наркотики. Но не у меня, а у людей, которых я даже не знаю! Я приехал на джипе марки Mahindra. А они нашли наркотики в Mazda. То есть это разные машины и абсолютно разные люди. Каким образом они приплели меня к этому, я не понимаю.
— Что произошло после того, как вы подписали эту бумагу?
— Мы думали, что нас отпустят. Но вместо этого позвали на второй этаж, где сняли отпечатки пальцев, изъяли цепочки, кольца, браслеты, деньги. Меня отделили от остальных задержанных, посадили в полицейскую машину и отвезли в Ченнаи (административный центр штата Тамилнад. — RT). Там находится довольно большая тюрьма и следственный изолятор.
— Какие там были условия?
— Камера стандартная — три на пять метров. В первый день меня закрыли в одиночке. Кроме меня, в ней никого не было, потому что там отсутствовал вентилятор в потолке. Во всех остальных камерах он был. Дело в том, что днём температура поднимается до 40 °C, и без вентилятора в помещении невозможно находиться. На второй день меня поселили в камеру к колумбийцу. Мы жили вдвоём. Периодически к нам подселялся третий, но его часто увозили на суд. В пять утра камеры открывали и в пять вечера закрывали, поэтому днём можно было перемещаться по территории.
— Как складывались отношения с сокамерником?
— Отношения были не очень. Когда я заселился, попытался как-то пойти на контакт, поговорить, но колумбиец ответил: «Я не люблю русских. Не надо со мной общаться». Не знаю, почему он так среагировал. За исключением сокамерника, все остальные заключённые — бангладешцы, мексиканцы, болгары, шриланкийцы, малайзийцы — относились ко мне отлично. Тем не менее на бытовом уровне с ним удавалось как-то общаться.
— Чем кормили в тюрьме?
— Кормили всего два раза в день. На завтрак в шесть утра давали стакан молочного чая и пару пшеничных лепёшек — чапати. На обед — «слоновью ногу». Это такое растение в Индии. По вкусу напоминает картошку. Оно очень дешёвое, и его едят бедные. Эту «ногу» заправляли острыми специями, луком, перцем. Кроме того, раз в неделю давали курицу. Во все остальные дни — вот такая непонятная жижа пересоленная, перекопчённая, очень острая. Изжогу заработать можно легко.
— Во время пребывания в тюрьме были какие-то следственные действия?
— Из ченнайской тюрьмы меня два раза возили на суд в город Коимбатур. Мы приезжали туда ночью, а судебное заседание шло утром. Поэтому меня отправляли в местную тюрьму. Хуже неё я даже в фильмах не видел.
Меня закрывали в самой дальней камере, где никто не жил. На полу — старый, разбитый кафель, по которому бегали муравьи, мыши и крысы. Говорили: «Вот здесь спи». Я спрашивал: «Что, прям на полу? Вот на этом грязном?» На что тюремщик просто закрывал дверь и уходил.
Я проводил там ночь. Потом меня отвозили на судебное заседание. Вечером меня снова отправляли в грязную камеру, а наутро возвращали в ченнайскую тюрьму.
— Как вы нашли адвоката?
— У меня есть хороший друг, тоже музыкант. Но его основная работа — адвокат в Дели. Когда меня везли в тюрьму, я попросил у полицейского телефон — сообщить родным и близким, где я. Написал этому другу. Он ответил, что постарается найти мне защитника. Через неделю в тюрьму приехал мой первый адвокат. Он был из Ченнаи. Его услуги мне обошлись примерно в 70 тыс. рупий (около 70 тыс. рублей. — RT), плюс 30 тыс. ушло на составление разных документов. Это дорого, поэтому позже я нанял другого, общаемся на английском.
— Как вам удалось выбраться из тюрьмы?
— Я просидел в тюрьме месяц и пять дней. Потом адвокат добился моего освобождения под залог в 20 тыс. рупий. Я был уверен, что меня отпустят на свободу и до решения суда я проведу время в Дели или в Бангалоре, у друзей. Но вместо этого меня отправили сюда, в депортационный лагерь.
— Почему?
— В этом штате есть закон, согласно которому все иностранцы, выпущенные под залог, обязаны находиться в депортационном лагере до конца завершения дела. Неважно, оправдают тебя или осудят.
— Как устроен депортационный лагерь, чем он отличается от тюрьмы?
— Это всё-таки не тюрьма. Ты предоставлен сам себе, можешь делать, что хочешь, тебе никто ничего не запретит. Единственное ограничение — из лагеря нельзя выйти. Он обнесён стеной. Наверху проволока под электричеством плюс видеокамеры и вооружённые полицейские, которые следят, чтобы никто не перепрыгнул через забор. Состоит он из двух секторов: старого и нового. Оба размером примерно с футбольное поле. Меня сначала поселили в старом секторе. Новый был на ремонте.
— Как прошло заселение в лагерь?
— Когда меня доставили в лагерь, то не дали комнату. Просто швырнули сюда и закрыли забор. Что хочешь, то и делай. Я никого не знал. Благо, что были два парня со Шри-Ланки, которые сказали: «Слушай, вот здесь до тебя был русский парень, мы с ним жили, в хороших отношениях были. Ты тоже русский, мы тебя возьмём к себе». И полтора месяца я жил у них в небольшом предбаннике у входа — там обычно делают кухню. Спал на соломенном коврике. Из всех вещей была только зубная паста и поднос для еды. Потом по соседству освободили мужчину, и я занял его комнату.
— Что собой представляет комната в лагере?
— Бетонное помещение три на пять метров, как в тюрьме. Я в самом южном штате Индии, и здесь очень жарко. Сейчас на улице 40 °C. Бетон за день набирает в себя тепло, а ночью его отдаёт. Порой в помещении невозможно находиться: внутри температура 35—37 °C, а на улице — 25 °C. Очень сложно уснуть. Приходится заливать кафельный пол водой и ждать, пока он остынет.
— Потом вас перевели в другую часть лагеря?
— В старом я прожил с августа 2019 года по октябрь 2020-го — больше года. После пришли полицейские и сказали: «Все должны переселиться в соседний лагерь». Я говорю: «Хорошо. Вы мне отдельную комнату предоставляете?» Ответ: «Новый закон. Два человека — одна комната». Я говорю: «Пока вы не покажете официальный документ, где это написано, я со своей комнаты не сдвинусь». И закрылся в комнате на цепочку. В итоге они залезли на крышу и разбили молотком черепицу. Пришлось подчиниться и переехать. Три месяца в новом лагере я жил с болгарином, которого звали Любомир. Но в феврале 2020-го его отправили в тюрьму.
— Чем отличается комната в новом секторе лагеря?
— Только новым кафелем.
— Могут вас посещать родные, друзья?
— Визиты разрешены. С 10 утра до 5 вечера. Но не в период пандемии.
— Кстати, о пандемии. В Индии сейчас особо сложная ситуация с коронавирусом. Как обстоят дела в вашем лагере?
— Ситуация на самом деле серьёзная. В первую волну пандемии у нас не было заболеваний. Но вот началась вторая волна. Месяц назад приезжала мобильная лаборатория, и у трёх человек обнаружили «корону». Их отвезли в местный госпиталь. Потом заболел ещё человек, потом ещё и ещё. В лагере примерно 120 человек. За это время половина из них переболела. До сих пор в больнице находятся двое в очень тяжёлом состоянии — обширное поражение лёгких. Остальных переболевших и болеющих отправили в старую часть лагеря. Мне повезло с иммунной системой — я не болел.
— Половина переболела, но никто не умер. Чем это можно объяснить?
— Скорее всего, тем, что большая часть населения лагеря — довольно молодые люди. Здесь буквально человек пять, кому за 60. Средний возраст — 20—40 лет.
— Как в целом обстоят дела с медицинской помощью?
— В лагере нет ни доктора, ни аптечки. Максимум, что я смог достать, — это парацетамол. У меня была высокая температура, и мне пришлось идти на главный вход, КПП лагеря, и орать охране, чтобы мне дали таблетки. Я орал на них на английском языке — только часа через три мне дали лекарство.
— А если кому-то понадобится срочная помощь?
— Была ситуация, когда у одного парня заболели почки. Человек лежал на полу и кричал. С КПП пришла женщина-офицер, а с ней два кадета. Она стояла, смотрела на парня и улыбалась. Я был в шоке: «Вы что улыбаетесь? Вызывайте скорую! Ему очень больно. Нужна операция либо ещё что-то». Она на меня смотрит, улыбается и хихикает: «Don’t worry, don’t worry». Спустя только два часа приехала скорая. Такое отношение часто вынуждало нас выходить на площадку в центре лагеря и протестовать.
— Расскажите подробнее о протестах.
— Очень много раз мы бастовали и устраивали голодовки. Бывали даже попытки суицида: одного еле откачали после таблеток, другой пытался свести счёты с жизнью с помощью металлической арки на входе.
— Чем были вызваны забастовки и попытки самоубийства?
— Неоправданные сроки. Взять любое европейское государство. К примеру, иностранец подделывает визу — год пребывания в стране исправляет на полтора. Такого могут отправить в тюрьму на несколько дней и депортировать. Но здесь же люди сидят годами! Человек со Шри-Ланки находится здесь седьмой год с фальшивым паспортом. Хотя максимальное наказание за это, как мне объясняли, штраф 20 тыс. рупий и депортация в течение месяца.
— Как реагировала лагерная администрация на ваши забастовки?
— Присылали полицейский наряд. Те угрожали применить силу или повесить на нас ещё одно уголовное дело, если мы не разойдёмся по своим комнатам. Но важный момент касательно нас, белых людей: полиция и охрана не могут нас ударить. А если ударят, лишатся работы и сами уедут в тюрьму.
— То есть к европейцам относятся лояльнее, чем к своим?
— Не только к европейцам, но и к гражданам из благополучных азиатских стран вроде Южной Кореи. Как только руководство лагеря заметило, что заключённых из этих стран стало больше, сразу улучшились условия нашего пребывания.
Прежде они выдавали нам три тысячи рупий в месяц на содержание. А сейчас повысили сумму до пяти тысяч рупий.
Нам обязаны предоставить кровать, подушку, стул, стол, чистую воду, чтобы помыться. Но не думайте, что это от чистого сердца. Администрации выгодно держать здесь заключённых максимально долго. Это огромные деньги, которые приходят из Дели на содержание лагеря, — своего рода кормушка для тех, кто работает здесь. К примеру, кроме пяти тысяч рупий на каждого предусмотрено ещё около тысячи рупий в месяц нам на фрукты. Но эти деньги администрация кладёт себе в карман. Им только на руку, если я проведу здесь 10 лет. Они 10 лет с государства будут тянуть деньги.
— Что можно купить на те деньги, что вам выдают?
— Гигиенические принадлежности. Еду.
— На чём готовите еду?
— На электрической плитке, которую мы купили. Есть посуда. Продукты приносят.
— Кто?
— Есть один человек из Шри-Ланки, бывший заключённый. Я пишу ему в WhatsApp, например: «Мне нужны помидоры, огурцы и картошка. Принеси, пожалуйста, это сегодня вечером». Но вряд ли я получу их вовремя. Скорее всего, он принесёт продукты на следующий день или вечер. То есть нужно делать скидку на задержку.
— За доставку приходится отдельно платить?
— Он сразу включает в стоимость продуктов свой процент. Допустим, сигареты стоят 50 рупий, он продаёт их за 60. Килограмм манго стоит 80, он отдаёт их за 100.
— Если пишете сообщения, значит, есть интернет?
— Есть старая сим-карта, которая уже была в моём телефоне. За мобильную связь и интернет плачу 300 рупий в месяц. Спустя два месяца я добился через адвоката, чтобы мне вернули телефон и ноутбук. Слава Богу, здесь ими можно пользоваться.
— Общаетесь с родными?
— Каждый день. С матерью и отцом. В первый же день в лагере я попросил у кого-то телефон и позвонил матери. Она не слышала меня месяц, не понимала, что происходит. Слава Богу, мы поговорили, я её как-то успокоил. Конечно, были эмоции, слёзы. Но сейчас телефон есть, каждый день на контакте.
— Когда состоится суд по вашему делу?
— Следствие длилось год и восемь месяцев. И закончилось только в декабре 2020-го. Сейчас начались судебные процессы, и адвокат что-то может сделать. Но из-за коронавируса всё тянется очень долго.
Судебные заседания проходят раз в месяц. Меня туда даже не приглашают. Потому что в уголовном деле 15 человек, а я самый последний в очереди. То есть меня они будут рассматривать в конце.
Адвокат подал в суд заявление об отмене обвинения. Если откажут, это будет фиаско. Тут надо сказать, что сначала мне предлагали закрыть дело за деньги.
— То есть дать взятку?
— Когда я попал в лагерь, мой адвокат вышел на связь с прокурором. Тот предложил: «Если вы хотите, чтобы мы с Ильи сняли все обвинения, дайте нам 300 тыс. рупий». Но, как мне объяснил адвокат, это всё развод. Нет никаких гарантий, что ты даёшь взятку — и тебя отпускают.
— Как вы сами оцениваете перспективы своего дела?
— Боюсь что-то предполагать. Потому что люди находятся в этом лагере по 6—7 лет из-за ерунды. И адвокаты очень ненадёжны. Они все тут: «Don’t worry, don’t worry. Не переживай, всё будет нормально. Сейчас следующее заседание, мы всё решим. Тебя освободят скоро, депортируют». И это каждый раз, каждое новое заседание — одни и те же слова.
— Вы обращались за поддержкой в российское консульство?
— На четвёртый или пятый день в тюрьме мне разрешили позвонить консулу. Когда я объяснил ситуацию, мне ответили: «Но у вас же нашли наркотики. Вы же виновны». Я говорю: «Нет, у меня ничего не нашли и я никак к этому не причастен». «Ну будет следствие там, суд — всё выясним». Я был просто в шоке.
— Консулы навещали вас в тюрьме?
— За всё время они приезжали ко мне только раз.
Спустя год, когда я был уже в депортационном лагере, — посмотреть, как я живу. Конечно, были шокированы нашим содержанием. Пообещали помочь, что-то уладить, но с того момента прошёл год, и ничего не изменилось.
Я каждую неделю стараюсь созваниваться с ними. Но всё это в таком духе: «Добрый день. Есть какие-то новости?» Они говорят: «Нет, новостей нет. Есть ли у вас какие-то новости?» То есть, по идее, должно быть наоборот. Они должны говорить: «У нас есть новости для тебя. Мы работаем, мы поговорили вот с этим». Но я не вижу никаких результатов. Я, конечно, довольно далёк от всей этой дипломатии, но, как мне кажется, российский МИД каким-то образом мог бы надавить на индийский МИД, потому что у наших стран давно партнёрские взаимоотношения. Но этого не происходит. Я не знаю, почему.
В свою очередь, в генеральном консульстве РФ в Ченнаи (Индия) RT заявили, что держат ситуацию с задержанием и арестом Ильи Зорина на контроле.
— Как складываются отношения между заключёнными в лагере?
— Нормально. Ребята из Шри-Ланки, которых здесь большинство, неконфликтные, как и индийцы. Кроме того, за драку ты можешь отправиться отсюда в тюрьму. Была история: какие-то парни поспорили, и один дал другому в челюсть. За это он на полгода уехал в тюрьму Ченнаи. Заключённые понимают, что все в одной лодке, и не конфликтуют.
— Как вы проводите досуг?
— Компьютер и телефон позволяют коротать время. В старой части лагеря был спортзал, куда я ходил. Здесь его нет, но есть чем заняться. Мы же сами готовим еду. На это тоже уходит время. Завтрак, обед, уборка. В такой бытовой рутине как-то день проходит.
Пытаюсь шабашить онлайн, чтобы платить за адвоката. Но зарабатываю небольшие деньги.
Ведь моя основная профессия — контролировать звук вживую. Поэтому расходы на защитника идут из семейного бюджета, что не очень мне приятно, потому что я взрослый человек, а... Ну вы понимаете меня, я думаю.
— Что бы вы хотели передать своим близким?
— Ничего не хочу передавать. Я просто хочу их увидеть. Потому что давно всё это происходит, хочется домой. Хочется, чтобы весь этот дурдом скорее закончился.