Режиссёр Дмитрий Суворов снимает фильм-катастрофу «Одна» о трагедии Ларисы Савицкой, которая в 1981 году стала единственной выжившей в авиакатастрофе, в которой погибли 37 человек. В настоящий момент проходит самая сложная часть съёмок, а именно воссоздание столкновения самолётов.
Для съёмочного процесса, который начался в августе и должен закончиться в ноябре, создатели картины даже приобрели настоящий Ан-24, чтобы максимально точно показать ситуацию, в которой довелось оказаться Савицкой. Выход фильма в прокат намечен на декабрь 2021 года.
Две жизни Ларисы Савицкой
24 августа 1981 года, после столкновения в небе над Амурской областью пассажирского Ан-24 с бомбардировщиком Ту-16К, жительница Благовещенска Лариса Савицкая около восьми минут планировала на землю с высоты 5220 метров прямо в кресле на оторвавшемся куске фюзеляжа размером 3x4 метра. Фрагмент самолёта упал в глухой тайге. Деревья смягчили удар. После падения молодая женщина несколько часов была без сознания, а когда очнулась, увидела кресло, в котором сидел погибший муж. Молодые люди расписались весной и возвращались этим рейсом из свадебного путешествия. Спасатели обнаружили Савицкую только на третий день поисков.
20-летняя студентка получила повреждения позвоночника, переломы руки и рёбер, а также потеряла почти все зубы. По словам самой Савицкой, она получила 75 рублей компенсации как выжившая в авиакатастрофе и ещё 150 рублей за погибшего мужа.
Лариса была дважды внесена в российское издание Книги рекордов Гиннесса — как выжившая после падения с высоты 5200 м и как получившая минимальную сумму компенсации физического ущерба.
Спустя пять лет после катастрофы, в 1986 году, Лариса родила сына. Она смогла перелистнуть трагическую страницу в своей жизни, найти себя в новой сфере — психофизиологии — и сейчас вместе со вторым мужем занимается разработкой полиграфов, будучи вполне счастливым человеком.
Савицкая рассказала RT, как она отнеслась к идее фильма о произошедшей с ней трагедии, почему согласилась на участие в проекте и из-за чего не любит вспоминать прошлое.
«Поначалу я очень не хотела во всём этом участвовать»
— Как вы узнали об идее снять фильм о той страшной трагедии, которая с вами произошла? Какой была ваша первая реакция?
— Я сама вообще ничего не узнавала. Это режиссёр Дима Суворов позвонил мне и сказал, что у него есть такое желание: снять фильм. Если есть желание — снимайте... Конечно, поначалу я очень не хотела во всём этом участвовать: ворошить воспоминания, проживать ещё раз, сами понимаете, приятного мало. Но вот спустя несколько дней обдумывания решила, что на самом деле идея-то хорошая.
А хороша она тем, что при современных подходах к съёмке можно так всё сделать, чтобы это выглядело не просто ужастиком или какой-то страшной историей, а наглядной иллюстрацией того, что происходит во время авиакатастрофы.
Помимо этого, меня, конечно, поддержали мои близкие, муж и сын. Это, пожалуй, сыграло решающую роль — без них я бы не согласилась.
— Были какие-то особые условия с вашей стороны для этого или вы сразу согласились?
— Согласилась не сразу, потому что не понимала никогда, зачем ковырять больное просто так. Поэтому поставила такое условие: ковырять будем, но с пользой — чтобы и вам, и нам. Дело в том, что как психофизиологи мы с мужем увидели во всей этой ситуации возможность для эксперимента.
Так что когда к нам приехала сценаристка, чтобы записывать мои воспоминания, мы создали под это интервью отдельный модуль программы, он так и называется теперь — «Интервью». Сам эксперимент состоял в том, что я подключала сценаристку к датчикам для параллельной записи эмоций — и получалась своего рода обратная связь.
И вот целую неделю мы со сценаристкой так работали: подключались обе к датчикам, я вспоминала, она вела запись, а компьютер обрабатывал обратную связь. Это было главным условием, на которое все согласились и оспаривать не стали.
— Что вам больше всего нравится в этом проекте — сценарий, режиссёр, сама идея?
— Мне, безусловно, нравится идея. Она простая, но очень жизненная, я готова за неё, что называется, постоять.
Она заключается в том, что если бороться, то бороться до конца, даже когда чувствуешь, что выхода уже нет. Я поддержала этот проект во многом потому, что меня в своё время спас кадр из одного фильма, «Чудеса ещё случаются». Там показывалось, как девушка во время авиакатастрофы сжимается в кресле: я этот момент во время крушения вспомнила и повторила. Есть у меня такая надежда, что и этот фильм сможет кому-то помочь.
А вот сценарий не читала — и не буду. Мне достаточно знать, что сама авиакатастрофа будет полностью реконструирована. Не хочу лишний раз себя дёргать за больное — зачем? Но мой супруг читал, и ему понравилось, а ему я доверяю.
— Ваше участие в проекте ограничилось только воспоминаниями о пережитом или с вашей стороны были какие-то требования или пожелания, которые были учтены создателями картины?
— Я принимала участие только как консультант. Насчёт сценария требование было только одно: запись моих воспоминаний под датчиками для параллельной записи эмоций.
«Это фильм про преодоление себя»
— Как бы вы ответили на вопрос — о чём этот фильм? Чем он будет интересен нынешнему поколению?
— Если в одно предложение — это фильм про преодоление себя, своей человеческой слабости. Я думаю, он будет интересен любому поколению, потому что есть так называемые общие для всех темы: смерть, любовь, преодоление. И в фильме всё это будет.
— Удалось пообщаться с актёрами, участвующими в съёмках?
— В кастинге я участия не принимала, но так вышло, что в августе я приезжала непосредственно на съёмки фильма в Пермский край: мы общались со съёмочной группой, актёрами. До приезда разговаривали по телефону — уточнялись разные моменты в фильме. Я хорошо отношусь к актёрам этого проекта: все очень энергичные, молодые и талантливые.
— Насколько для вас допустимо некоторое отступление в сценарии от реальной ситуации и есть ли такие эпизоды в фильме?
— Скажем так: вполне допустимо. Я считаю, что если фильм художественный, то режиссёр имеет право на вымысел. Такие эпизоды в фильме есть, и мы с Димой их согласовывали: с чем-то я была согласна, с чем-то не очень, но это не повод отнимать у режиссёра право на творчество, как мне кажется. Всё-таки это не документальное кино.
— Были сообщения, что родственники вашего погибшего в авиакатастрофе мужа отрицательно отнеслись к идее создания картины об этой трагедии...
— Мне они не звонили и со мной не разговаривали. Что-то напечатали в газете по поводу их отрицательного отношения, но я как-то, если честно, даже всерьёз не восприняла сначала, подумала что фейк. Если бы была действительно потребность это обсудить, мотивировать как-то свою позицию, то почему нет — нашли бы возможность выйти на связь, я так считаю.
— В прессе были скудные упоминания о том, что после трагедии ваша жизнь складывалась очень непросто, особенно в 1990-е годы...
— Да знаете, в 1990-е она ведь у всех непросто складывалась. А как-то жаловаться на жизнь, тем более спустя столько лет, мне совершенно не хочется: что было, то прошло. Я не люблю вспоминать прошлое. Видите ли, мне кажется, что в нём есть один очень важный изъян: прошлое невозможно изменить или исправить. Поэтому копаться в нём я не люблю — не вижу смысла.