Поисково-спасательный отряд (ПСО) «Лиза Алерт» был создан добровольцами 15 октября 2010 года. Своё название отряд получил в честь погибшей девочки Лизы Фомкиной, которую сотни волонтёров искали в течение десяти дней в сентябре того же года и обнаружили погибшей.
Сейчас ПСО ежедневно получает в среднем от 30 до 100 сообщений о пропаже людей. Только за минувший год поступило около 25,3 тыс. заявок на поиск, более 19 тыс. человек были найдены живыми. Подразделения «Лиза Алерт» работают в 59 регионах России, пропавших взрослых и детей ищут более 25 тыс. добровольцев.
Председатель отряда Григорий Сергеев рассказал, почему так важны первые три дня с момента пропажи человека, какая разница между поисками пожилых людей и детей и кто такие «серийные бегунки».
«Резонанс мешает»
—Есть ощущение, что в последнее время пропажи детей и преступления против них стали происходить чаще. Это соответствует действительности?
— Преступления против детей, как и пропажи детей, никак не зависят от конкретного года. Возможно, погода, сезонность, экономическая ситуация и ещё какие-то другие факторы влияют, но в целом число пропавших каждый год примерно одинаковое. Другое дело, что из-за повышенного внимания прессы может начать казаться, будто таких случаев стало больше.
—Люди остро реагируют на такие происшествия. Помогает ли этот резонанс в вашей работе?
— Резонанс нашей работе не помогает, даже, скорее, мешает: на месте оказывается много лишних людей без должной подготовки. Если хочется помочь отряду, то лучше пожертвовать оборудование, которое используется в поисковых работах, от фонарей до спецтехники.
Дополнительные проблемы для поиска в таких резонансных историях возникают из-за интереса СМИ и повышенного внимания экстренных служб.
Например, сейчас мы ищем семилетнего Савелия Роговцева. Он пропал во Владимирской области ещё 28 сентября — не вернулся из школы. И несколько дней мы выстраивали работу со спецслужбами. Наконец, регулярная смена руководителей структур также осложняет взаимодействие с ними.
—Приходилось ли волонтёрам вмешиваться, когда люди пытались устроить самосуд над подозреваемым в преступлениях против людей, числящихся пропавшими?
— Волонтёры не пытаются остановить попытки устроить самосуд. Для этого в наших отрядах слишком мало людей. А с желанием растерзать предполагаемого злодея может выйти половина города. На это всегда тяжело смотреть, и такие случаи совершенно точно не помогают поискам. Одна из последних подобных историй произошла на большом тяжёлом поиске в Саратове девятилетней Лизы Киселёвой, где за сутки через штаб прошло более четырёх тысяч человек. Там, как вы помните, начались волнения, люди пошли искать справедливости к отделу полиции, что работе полицейских, конечно, тоже не способствовало.
«Искать надо сразу»
—Кого искать сложнее — детей или пожилых? В каких самых долгих и самых сложных поисках вам или вашим коллегам довелось участвовать?
— Например, недавно искали человека, который пропал в Одинцовском районе Московской области — ушёл из пансионата. Сделал он это в конце сентября: на улице ночью холодно, информации от свидетелей или с камер наблюдения мало. Но наши ребята не останавливались, продолжали расклеивать ориентировки, опрашивать людей, патрулировать районы. Поиск продолжался почти десять дней, в итоге человек был найден и вернулся в пансионат.
Тяжелее всего искать детей. Больше ответственности, страхов, надежд, нагрузки.
—Можете назвать самые распространённые причины пропажи людей?
— Во-первых, это самонадеянность. Человек может быть уже не в том возрасте и форме, чтобы самостоятельно выбраться из леса.
Вторая причина пропажи людей — это отсутствие контроля. Когда или сам заблудившийся не сообщил, куда он пошёл, или близкие люди никак не контролируют человека, который в этом нуждается. Например, мы получили заявку на пропажу очень пожилого человека, которому более 90 лет, пропал более четырёх дней назад, а сообщение мы получили только сейчас. При этом именно первые дни — критически важные для успешного поиска.
—Случаются ли повторные поиски тех же пропавших?
— Да, есть «талантливые» люди, которые умудряются заблудиться в лесу несколько раз и напоминают, когда мы их находим: «А помните, вы меня искали в прошлом году?»
Сложнее и серьёзнее ситуация с детьми, которые многократно сознательно убегают из дома. Ведь за нашей спиной нет службы, которая возьмёт и исправит обстановку дома. Ребёнок убегает от родителей, от страха, от проблем, от школы, от болезни. И никто не занимается этим вопросом. Есть «бегунки», которые убегают три раза, пять раз, десять раз. Они постепенно становятся асоциальными, на улице чувствуют себя лучше, чем дома. Это большая проблема государства, которую обязательно надо решать.
«Работать, как механизм»
—Есть ли среди участников движения друзья и родные пропавших без вести или погибших? Поддерживает ли «Лиза Алерт» связь с семьями спасённых людей?
— У нас есть ребята-добровольцы, которые сдружились с семьями людей, которых они искали, они до сих пор поддерживают связь. Но как-то системно такое не происходит: на это просто нет времени. Мы должны работать, как механизм с кучей шестерёнок, задача которого — найти человека. Нет времени на рефлексию.
Среди участников отряда есть люди, которые сами сталкивались с пропажей родных и близких. Однако они не получают какого-то уникального статуса или уникальных задач, они такие же добровольцы, как и остальные.
—Вам удалось наладить связь с МВД?
— Полиция и любые другие структуры могут относиться к добровольцам с некоторым недоверием, что приходится долго и тяжело исправлять. Хотя у волонтёров зачастую есть весь функционал, который позволяет эффективно искать людей. Если это будет не стиль «лебедь, рак и щука», а реальное объединение усилий, то результаты, конечно же, будут принципиально другими.
Если говорить системно, то в Москве у нас серьёзная проблема во взаимоотношениях с полицией. Зачастую полицейские прямым текстом говорят, что им некогда и не надо их отвлекать от работы.
—Другие добровольческие отряды в городах России связаны с «Лиза Алерт» или существуют автономно?
— В России сейчас более сотни разных названий поисковых отрядов. У них разная эффективность, разные возможности по поиску. «Лиза Алерт» является самым большим из них, с единой системой «как искать», с единой сеткой обучения, с едиными требованиями. Надеюсь, что рано или поздно все поисковики будут работать так же.
—Есть ли у движения «доска памяти» о тех, кого не удалось найти живыми?
— Мы ещё не вывешивали вместе портреты всех, кого нам не удалось найти живыми. Но я думаю, что если мы это сделаем, то обалдеем от масштабов. Приведу пример.
В этом году 25 мая, в День пропавших детей, мы оклеили спинки футбольного стадиона ориентировками на детей, которых мы вообще искали за десять лет существования нашего отряда. В итоге почти половина огромного стадиона, на котором сорок с лишним тысяч мест, оказалась заполненной фотографиями.
Такую же акцию мы провели в Люберцах. Заклеили забор обычного завода ориентировками впритык друг к другу. Более 500 м забора в полную высоту нам потребовалось для того, чтобы разместить все эти ориентировки. Когда ты это сам видишь, это производит сильнейшее впечатление — идёшь мимо этого забора и понимаешь, что он не кончается. Именно тогда ты осознаёшь, насколько проблема серьёзна.