— Вы недавно поздравили президента Лукашенко с днём рождения. Ответил что-нибудь?
— Когда поздравляют, разве ждут ответа?
Это был просто жест уважения и поддержки.
— А он нуждается в поддержке?
— Думаю, что сейчас нуждается, конечно. Вы знаете, я на себе ощущаю травлю, которую организовали даже по поводу моего поздравления, и думаю, что я ощутила миллионную долю от того, что ощущает он. Александр Григорьевич сейчас точно нуждается в моральной поддержке.
— Как вы относитесь к происходящему в Беларуси?
— Как к попытке сломить режим, который мешает международной реакции, чтобы ещё больше укрепить разрушительное влияние на Россию. Как к попытке сломить режим, который мешает сделать Республику Беларусь вассалом, прежде всего с экономической точки зрения.
Мне не нравятся полушаги. Если я Александра Григорьевича защищаю, то я его защищаю полным, как говорится, курсом. Я считаю, что он один из ведущих мировых политиков, человек, который является реальным главой государства, который держит штурвал в своих руках и ведёт страну в целом в правильном направлении.
Я знаю, какую политику он проводит, знаю, какой экономический курс он держит и как старается не сдать рынки сбыта Республики Беларусь под иностранные товары. Я всячески уважаю этого человека, поддерживаю и считаю, что альтернативы ему в Белоруссии нет. Многие страны мечтали бы о таком руководителе.
Просто когда толпа с огромными шестами... Причём я видела эти шесты не на российском телеканале, не на белорусском — я их видела в тех кадрах, которые показывают поляки.
Я видела у демонстрантов не просто дубинки, а шесты метров пять, наверное. И они колотят по машинам милиции, накидываются на представителей правоохранительных органов... Я не исключаю, что была какая-то ответная реакция. Когда есть нападение, то есть и защита.
— А должна ли быть какая-то грань у этой защиты, дальше которой нельзя себя защищать?
— То есть если на вас, не дай Бог, нападут бандиты, вы будете размышлять о грани? Я вижу поддержку Александра Григорьевича простыми людьми. Между прочим, не только в Белоруссии, но и в России тоже.
Я вообще не встречала в реальном мире ни одного человека, который бы мне сказал, что Александр Григорьевич такой-сякой. Все говорят: «Что же там творится?»
У меня такое чувство, что противники Лукашенко готовились к этим президентским выборам, чтобы выплеснуть весь свой интернет-запал, используя их как повод. Но они чувствуют, что им не удалось осуществить свой план свержения власти. Александр Григорьевич не уехал в Ростов. Он остался и сказал: «Вы куда угодно разъезжайтесь, тихановские, цепкалы, а я буду здесь». У них не получилось, но они продолжают и хотят, на мой взгляд, добиться, чтобы Лукашенко начал заниматься самокопанием, самокритикой. Я ему этого не желаю. Я ему желаю быть уверенным в том, что курс его корабля правильный.
— А что тогда важнее — милосердие или справедливость?
— У вас неверное восприятие слова «милосердие».
Помните, Горбачёв нам всё время впаривал про слезу ребёнка? Сколько слёз из-за этого Горбачёва пролилось? А сколько было взрывов? А сколько заложников? Вот это ваше горбачёвское милосердие. Его не бывает как такового.
Если сейчас Александр Григорьевич сдаст позиции, то Белоруссию ждёт не только деградация, но и кровь.
Я то же самое говорила в 1991 году. В 1991 году, когда мы, женщины, матери, собрались на свой съезд, мы говорили эти же самые слова. Буквально через год началась война в Абхазии, когда полетели самолёты и прямо на пляж начали сбрасывать бомбы. Кровь полилась рекой.
Не бывает абстрактного милосердия. Милосердие должно защищаться.
— Помните ощущение, когда распался Советский Союз?
— Конечно, помню.
Когда происходили события августа 1991 года, заложившие основу дальнейшему Беловежскому сговору, уже стало всё ясно. Я была на своём загородном участке, и вокруг нас стали летать самолёты из Кубинки. Мы стали слушать радио. И вот услышали, что Ельцин, считаю, совершил свой первый государственный переворот, разрушивший державу.
— Почему вы пошли на географа учиться?
— Мне нравится наша прекрасная планета. Мне нравится изучать разнообразие народов, населяющих её, ландшафтов, которые на ней встречаются. Я участвовала в научных экспедициях в Атлантический океан на судах, которые сейчас все уничтожены. Сердце кровью обливается. Это был такой флот, такая научно-исследовательская работа! Всё уничтожили, потому что прибыли в частный карман не приносило.
— Не одиноко было в океане?
— Нет, там же был коллектив — 120 человек. У нас была вахта по четыре часа два раза в сутки. Моя вахта с 8 до 12 утра и с 8 до 12 вечера называлась «Прощай, молодость».
— Почему?
— С 8 до 12 проходили на корабле вечера, танцы, и как раз моя вахта попадала на это время. Но ничего, выход находили, обменивались вахтами...
— Какие у вас политические амбиции?
— Абсолютно никаких. Нет таких мыслей. У меня не было даже мысли идти в депутаты. Меня, как и положено, выдвинули люди. Я с детьми своими советовалась, говорю: «Ну куда, какие депутаты? Я сейчас работу потеряю, на что жить будем?» Они говорят: «Мам, вот как идёт, так идёт». Ну дошло до того, до чего дошло.
— Довольны?
— Меня уже второй раз избрали.
После моего исключения из КПРФ всякие политические силы делают мне свои предложения, но мне нравится работать в Мосгордуме. Я не зарекаюсь, как там дальше жизнь сложится, но на данном этапе для меня главное — любимая работа. Пока мне нравится быть депутатом.
— Какое у вас главное достижение как политика?
— Я не думала над этим вопросом — какое главное достижение? Наверное, то, что мне люди второй раз оказали доверие и избрали депутатом.
Если вы хотите конкретных результатов, это много можно говорить.
Я могу вам сейчас сказать, что я отстояла там такую-то аллею, тут такой сквер спасла. Но я прекрасно знаю, что если я вам скажу, то завтра этой аллеи не будет.
У меня ни одна законотворческая инициатива не принята. Но примерно по половине из них сразу после обсуждения были определённые подвижки, предпринятые руководством города.
Если для примера, такого безобидного, чтобы завтра мне пакость какую не подложили, — закон о реновации. Первый вариант этого закона и который сейчас — небо и земля. Мне, конечно, вообще захватнический принцип не нравится, но добились возможности переселения в тот же район, возможности выхода из этой реновации, возможности судебной защиты и т.д.
— Каким своим политическим решением вы не гордитесь?
— Мне не за что краснеть.
Я жалею, что мне не удалось добиться соответствующего решения исполнительных органов и сделать дом 15 по Большому Каретному объектом культурного наследия. Вы знаете песню «Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном». Мне просто очень обидно, что правительство Москвы так поступает с этим домом. Мы на каждом шагу кричим, какой бедный Высоцкий, как ему не давали выступать, а дому, где он вырос и потом всю жизнь бывал у своего друга, режиссёра Левона Кочаряна, категорически отказываются присваивать статус объекта культурного наследия. Причём этот дом связан не только с именем Владимира Высоцкого, но и многих других выдающихся людей.
— Какая песня любимая у Высоцкого?
— «Охота на волков».
Эта песня о том, что в обществе есть пассионарии, о которых говорил Лев Гумилёв. Если говорить о роли личности в истории, то надо говорить о пассионарных людях. Высоцкий о таких пассионарных людях написал эту песню.
— А вы себя считаете пассионарием?
— Да. Считаю.
— В песне есть история про то, что нельзя за флажки. А у вас есть какие-то флажки как у человека или политика?
— Ну флажки ведь не сам человек себе ставит, а ему ставят другие.
Главное — не совершать подлости.
Вообще человека оценивают другие. Себя оценивать нескромно.
Некоторые даже вот то, что я Лукашенко защищаю, и то: «Ай-ай-ай, как нехорошо».
— А вы как это всё воспринимаете?
— С грустью воспринимаю.
Не потому, что меня обидели, а потому, что люди не разбираются по-серьёзному в процессах. Я всегда прошу остановиться и подумать. Кто платит за флаги, за транспаранты? А кто платит, тот и заказывает музыку.
Я задала вопрос в своих соцсетях: «Назовите мне, пожалуйста, хоть одного человека, который купил за свои деньги хоть один флаг на демонстрацию в Минске. Пожалуйста, откликнитесь». Таких нет. Я говорю: «Откуда у вас эти флаги хорошего качества?» — «Да вот мы не знаем, кто-то вот обеспечил».
А кто? Кто? Какие-то элементарные вопросы надо задавать себе и задумываться же.
— Кстати, про деньги. Какой у вас месячный доход?
— Сейчас у меня месячный доход — моя пенсия, чуть больше 20 тысяч. Я была на государственной службе, поэтому немножко больше 20 тысяч.
— А дети помогают деньгами?
— Помогают. Мы живём семьёй.
— Видео с пранкером, который от Беглова звонил. Что это было-то?
— Это было... предвыборное шоу.
Вы что действительно поверили, что я там клюнула на какие-то 5 млн? Во-первых, уж если компрометировать, надо было сумму как-то побольше называть. Не рискнули.
Во-вторых, вы должны знать, что есть определённые политтехнологические приёмы. Например, у Свиридова, моего главного соперника, на которого сделали ставку власти предержащие, в избирательном фонде было 45 млн рублей. По-моему, даже несколько миллионов он вернул, поскольку был перебор. У меня избирательный фонд на этих выборах был 1 млн. Как вам разница?
В 2014 году враньё было по поводу того, что я напала на какую-то свиридовскую агитаторшу, побила её, содрала майку и украла кепку. Не смейтесь! Это было вброшено тиражом полмиллиона во все почтовые ящики. Я подала в суд. Делом даже Следственный комитет занимался. К счастью, я в то время, когда якобы напала на эту тётку, находилась в другом месте и не одна. Со мной была куча людей, которые пришли в Следственный комитет и всё рассказали. Вся эта история с нападением — враньё чистой воды!
Я подала в суд. Мне сказали, что они в четырёх газетах всего лишь написали, что «на вас заявление подано, только и всего. Мы обязать СМИ принести вам извинения не можем, потому что в заявлении в правоохранительные органы можно написать всё что угодно». Но на самом деле газеты писали как факт.
Дальше я сидела и ждала, какую клевету на следующих выборах вбросят. Они использовали действительный телефонный разговор. Это было недели за две, может, чуть больше, до дня голосования. Мне позвонили и говорили голосом Геннадия Андреевича Зюганова. Как бы Геннадий Андреевич просил меня помочь Бортко в избирательной кампании в мэры Санкт-Петербурга. Использован был этот разговор. Может быть, это лично Зюганов мне и звонил. Я так и не знаю, он звонил или не он звонил. Я не пыталась выяснять, потому что, во-первых, мне эта история совсем не интересна, да и правду всё равно не скажут. Во-вторых, они начали исключать меня из партии.
Я сразу сказала, что у меня есть свой округ, переключаться на кампанию Бортко я не собираюсь. Ничего не было, никаких гарантий, обещаний.
Я сразу отказала, сказав, что у меня нет намерений бросать свой округ.
Всё, давайте закроем эту тему и перейдём дальше. Просто мне неинтересно раскручивать мошенников. Вам интересно эту инсинуацию предвыборную обсуждать? Мне нет.
— Что вы хотите оставить после себя, Елена Анатольевна?
— Я просто живу.
Считаю, что в своей жизни я уже много чего сделала. Мне, в принципе, ни за что не стыдно. Понимаете, вы со мной разговариваете, как с каким-то вождём. Я себя не считаю какой-то великой личностью. Я просто человек.