В марте 2016 года Краснодарский краевой суд приговорил жительницу Сочи Оксану Севастиди к семи годам лишения свободы по статье «Государственная измена» за смс-сообщение, которое она отправила весной 2008-го своему знакомому Тимуру Бускадзе. На его вопрос: «Оксана, у вас что, танки стоят на платформе?» — женщина ответила: «Раньше стояли, сейчас не знаю». За эту переписку Севастиди задержали в январе 2015 года. Оказалось, что Бускадзе работал на грузинскую разведку. Оксану поместили в СИЗО, а после того, как суд вынес приговор, отправили отбывать наказание в колонию в Ивановской области.
23 декабря 2016 года в ходе большой пресс-конференции президента России корреспондент RT поинтересовался у Владимира Путина, не считает ли он слишком суровым приговор, вынесенный Севастиди. Глава государства назвал решение суда «достаточно жёстким» и пообещал разобраться в ситуации. В марте 2017 года особым указом президента Севастиди была помилована и вышла на свободу.
— Напомните, что вас связывало с Бускадзе?
— Тимура я видела всего два раза, и близко мы знакомы не были. Мы с подругой приехали в Грузию в какую-то организацию, где он был охранником. Разговорились, он что-то про Сухум рассказывал. А я тоже оттуда — в Сочи переехали только в апреле 1993 года. Выяснилось, что его папа был моим дежурным офицером, когда я в 18 лет работала в милиции. Мы обменялись телефонами, но больше не связывались.
— Вы не удивились, когда в тот роковой для вас день от него пришло смс?
— Я тогда на компьютере играла и даже значения особого не придала тому, кто его прислал: на автомате ответила и забыла. Но в моём ответе ничего такого не было. Это мог написать любой человек. Никакой ценной информации сообщение, как мне кажется, не несло.
— Вы знали, что он работает в разведке Грузии?
— Нет, конечно. Узнала об этом, только когда меня вызвали на допрос. Я до сих пор не уверена, что это правда. Мой адвокат изучал материалы дела, и среди доказательств, что он разведчик, — только отксеренный лист, где написано его имя. Без печатей и подписей. Я не считаю это доказательством.
— Когда вас вызвали в отделение полиции, вы понимали, что можете оказаться за решёткой?
— Я думала, что это ошибка, что меня допросят и отпустят домой. Была в этом уверена до того момента, когда меня арестовали на два месяца. Потом поняла, что всё серьёзно. В течение года суд каждые два месяца продлевал мне меру пресечения. Каждый раз я надеялась, что меня отпустят.
— Какие условия были в СИЗО и в колонии?
— Условия в СИЗО были отличные. Может, потому что это было СИЗО ФСБ. В камере у меня была всего одна соседка. С колонией мне также повезло: условия хорошие, никто меня не обижал. В общей сложности в местах лишения свободы я провела два года и два месяца, полгода из них — в тюрьме.
— Навещали ли вас родственники?
—Нет, свиданий не было. Я сразу сказала, чтобы никто из близких ко мне не приезжал. Так было бы и мне тяжелее, и им. Они отправляли мне посылки с гостинцами и фотографиями. Писали мне и незнакомые люди из Германии. Такая поддержка очень помогала.
— Как вы отреагировали, когда узнали, что помилованы президентом?
— Я не могла в это поверить, пока не вышла за ворота колонии, пока не увидела близких, друзей, журналистов. Это была большая радость для меня — вернуться к семье и быть вместе с близкими.
— Тогда ваш адвокат говорил, что, несмотря на помилование, будет добиваться полного оправдания. Как дело обстоит сейчас?
— Пока нам это не удалось. Мои защитники не опускают руки и намерены продолжать эту работу. Если в итоге ничего не получится, то будем добиваться хотя бы досрочного снятия судимости.
— Сказывается ли судимость на вашей жизни сейчас?
— Да, при поиске работы. Понятно, что многие вакансии для меня просто закрыты. В итоге я уже почти три года не могу материально помогать своим близким. Они, конечно, понимающе относятся и всегда поддерживают, но надо вставать на ноги.
— До ареста вы работали продавцом хлеба.
— Да, но сейчас заниматься этим уже не могу. Там надо таскать тяжёлые ящики, а на нервной почве моё здоровье пошатнулось. Недавно я перенесла операцию на сердце, и теперь мне нельзя поднимать тяжести. Другую работу найти в Сочи не смогла. Так что пока ухаживаю за 70-летней мамой. После случившегося со мной она состоит на учёте в психоневрологическом диспансере. Конечно же, стараюсь восстановить и своё здоровье. Сейчас состою на учёте у многих специалистов, постоянно сдаю анализы и пью таблетки. Раз в год прохожу обследование в Москве. Примерно так и проходит сейчас моя жизнь.
— Наложены ли на вас какие-то ограничения, помимо самой судимости?
— Нет. Я могу выезжать из России, пользоваться социальными сетями. Но в интернет я захожу редко, в основном когда переписываюсь с одноклассниками, а уезжать из страны или путешествовать всё равно не собираюсь.
— Наверняка вы сделали какие-то выводы из того, что с вами приключилось?
— Это опыт. У меня жизнь перевернулась. Я уже по-другому отношусь к людям, не так доверяю им. На самом деле, я до сих пор не верю, что это со мной произошло. Мне до сих пор иногда снятся сны о том, что произошло. Никак не могу забыть этот кошмар, но надеюсь, что когда-нибудь получится. Иногда в интернете попадаются новости и ролики обо мне — сразу слёзы наворачиваются.