— На прошлой неделе в СМИ прошла информация, что вы возглавили проект «Территория безопасного детства». Можете рассказать, чем вы будете заниматься и что это за проект?
— Наш саратовский омбудсмен Татьяна Загородняя предложила мне своё содействие и рассказала, что у неё запущен проект, который называется «Территория безопасного детства». Я вступила в него. Я буду общественным помощником в этом проекте. И сейчас, пользуясь случаем, приглашаю всех присоединиться к нам. У нас есть приложение для смартфонов — любой родитель может загрузить его и показать проблемы подходов к школе. Туда будут выезжать наши люди.
— После гибели Лизы чиновники пообещали обезопасить маршрут к школе. Было ли выполнено это обещание?
— Маршрут проходил от нашего подъезда мимо этого садика, вдоль ограды с той стороны до гаражей. Потом вдоль гаражей, по лесенке, и уже сверху она подходила к школе. Этим маршрутом ходят до сих пор очень много детей. Как это ни странно и ни страшно. И даже после трагедии сложившаяся ситуация никак не поменялась. Наши власти вроде бы провели небольшую уборку территории, поставили фонари. Но я не думаю, что фонари и срубленные деревья как-то могут спасти детей, которые до сих пор там ходят. Дай бог, чтобы такой трагедии больше никогда ни у кого не случилось.
— То есть, по вашему мнению, дети, следуя по этому маршруту, до сих пор подвергаются опасности?
— Считаю, что к этой школе слово «безопасность» вообще неприменимо, ни с какой стороны — ни снизу, ни сверху. Начнём с того, что месторасположение школы совершенно неудовлетворительное. С одной стороны там стройка незавершённая и практически неогороженная, где сидит дяденька-сторож, который ночами спит. И с другой стороны гаражи. С третьей стороны тоже гаражи. А снизу подход — там очень высокая гора. В зимнее время года там разве что только на санках или на коньках можно подниматься и спускаться. Открытые люки, кстати. Сегодня я ездила по той дороге, и буквально в 200 метрах от школы два открытых люка, а из колодцев торчат палки. Эта история длится уже около месяца.
— Что, по-вашему, надо сделать?
— Я считаю, что власти сглаживают углы, показывают видимость своей деятельности. Я понимаю, что снос гаражей — это очень большие затраты и большие потери для их владельцев. Но можно не сносить все гаражи.
Есть масса способов их оградить, разделить на две зоны, между которыми будет пролегать хорошая, освещённая, ровная дорога, по которой могут ходить и мамы с колясками. Потому что мам с колясками безумно много ходит отсюда вниз. Должны быть камеры. Достаточно хотя бы сделать аллею, которая будет вести чётко к школе. Ровная аллея, без всяких изгибов.
Минимум, что бы я хотела, — это дорогу к школе, и она должна быть серьёзно ограждена. И максимум — чтобы всё это снесли.
— Но, возможно, дело не только в дороге к школе, но и в контроле за освободившимся преступником?
— Я считаю, что обязательно должен быть законопроект, который раскрывает нам людей, их подноготную, чтобы мы знали, с кем мы живём рядом. Я считаю, что это жизненно необходимо для наших будущих детей. Народ просто негодует. Сейчас со мной на связи до сих пор очень много людей со всех городов России.
Давайте сделаем списки, кто что знает. Даже такое сарафанное радио каких-то людей выявит. Потому что это проблема не только Саратова на самом деле. Это проблема многих городов. И в других городах были аналогичные случаи. И они повторяются с завидной периодичностью. Это страшно. Со своей стороны я хочу приложить все усилия к тому, чтобы такое больше никогда не повторилось.
— Если бы вы знали, что рядом с вами живёт такой человек, как бы вы себя вели?
— Однозначно я бы там не жила. Если у нас человек с такой историей разгуливает среди жителей, то в какой-то момент у него начнёт срывать крышу, у него обострение начнётся. Нужен чёткий контроль за такими людьми, их действиями, их соцсетями, где они бывают и что делают.
— Но есть участковые...
— У участковых слишком много работы и бумажной волокиты. Мне кажется, недостаточно одного участкового, чтобы установить контроль.
— Сразу после смерти Лизы разгорелась дискуссия вокруг моратория на смертную казнь. Вы поддержали бы его отмену?
— Поддерживаю, да. Если есть чёткие доказательства вины человека. Должно быть чёткое знание того, что человек виновен. Но я не хочу, чтобы смертная казнь как-то связывалась со смертью моей дочери. Не с этим случаем. Я думаю, что этот человек (убийца девочки. — RT) понесёт своё наказание.
— Когда правоохранители сообщили вам о гибели дочери?
— Официально мне до сих пор не сообщили, что мой ребёнок погиб там-то там-то, во столько-то во столько-то. Ничего такого не было. Со мной никто не созвонился, не списался, никто ничего не сказал ни мне, ни моему супругу. Мы сами участвовали в поиске, все двое суток, и всё узнавали из первых рук. Мы были среди всей этой толпы.
— Вы встречались лично с Михаилом Туватиным после убийства?
— Я с ним виделась в суде, когда ему назначали меру пресечения. Я взяла себя в руки и поняла, что я хочу посмотреть этому человеку в глаза. И я с ним встретилась взглядом. Он оказался пуст. Секунд десять, наверное, мы смотрели друг на друга. Но я так поняла, что, честно говоря, вот у таких людей чувства сожаления нет. Это как данность, которую он для себя принял и сейчас просто пожинает свои плоды. Честно говоря, мне кажется, там мало вменяемости. Хотя в суде он говорил, что нигде на учёте не стоит.
Моя версия — попытка изнасилования. И, так как девочка начала очень сильно сопротивляться, он переусердствовал и задушил её ещё по дороге в гараж. Это наша версия. Я думаю, что она верная. Потому что вроде как девочка осталась нетронутой, слава богу.
— Это официальная информация?
— Нет, официально (объявят. — RT) только к концу месяца, а может быть, даже в начале следующего. Но внешний осмотр показал, что изнасилования не было.