— Давайте встретимся в центре Тулуна?
— Где теперь, по вашему мнению, центр Тулуна?
Так начинается моё знакомство с небольшим городком, расположенным примерно в 400 км от Иркутска, чуть более чем в 500 км от Красноярска и приблизительно в 200 км от Братска. Перевалочный пункт на перепутье сибирских дорог. Точнее, всё, что от него осталось.
Вдыхаю воздух. Этот запах будет въедаться мне в кожу и в одежду всё время, проведённое тут. Чуть сладковатый запах гниения и тягучий, почти физически зримый запах плесени. Воздух такой влажный, что можно рубить топором. Сразу хочется умыться.
Но в Тулуне, пережившем наводнение, умываться как раз нельзя. Для питья и умывания — только бутилированная вода. Еда — только в заводских упаковках, произведённая до наводнения. Сложно соблюдать элементарные нормы гигиены: центральное водоснабжение не восстановлено, с канализацией тоже проблемы. Когда я начинаю расспрашивать об этом подробнее, получаю в свой адрес скупо-добродушное: «Москвичка приехала». Это говорится безо всякой злобы, просто — не суровая, не наша, не сибирячка.
Местные говорят коротко: «Беда пришла». Без лишних стонов и эмоций. Наводнение они называют «большая вода».
«Паводки для нас — дело привычное. Обычно звонят соседи, живущие в низинах, говорят: «Готовьтесь». Мы бежим в магазин, закупаем еду и всеми семьями, с собаками и кошками, идём на второй этаж, потому что вода доходит до первого. Если подтапливает сильнее — сидим на крыше», — рассказывает мне Валентина Ивановна, невысокая женщина с жилистыми руками, глубокими морщинами и прямой осанкой. Она живёт в районе ЛДК, который, как и район Мясокомбината, более всего пострадал от наводнения.
«А в этот раз просто увидели своими глазами: волна идёт. Мы схватили детей, документы, приехала машина МЧС и нас вывезла. Вон мой дом, смотри», — указывает Валентина Ивановна.
Её дом сейчас — это окна второго этажа посреди небольшого озера. Женщина с семьёй живёт пока в центре для временных переселенцев, но каждый день приходит посмотреть на свои окна, вдруг вода сошла.
Рядом с нами бегает грязная, когда-то бывшая белой, собака с диковатыми глазами и поджатым от страха хвостом.
«У нас две собаки было. Одна погибла, одна убежала — вдруг вернётся. Хотя куда её забирать», — говорит Валентина Ивановна.
Откуда появилась вода
Нынешнее наводнение — вторая такого рода катастрофа в истории Тулуна. В 1984 году «большая вода» снесла более 300 домов.
От наводнений жителей должна охранять дамба на реке Ия. Кроме того, в селе Аршан (это 83 км по прямой вверх по течению) и в самом Тулуне работают постоянные гидрологические посты.
Сотрудник оперативного штаба по ликвидации последствий рассказал мне, что узнал из тетрадей наблюдения гидропоста в селе Аршан (все данные уже переданы в МЧС и Следственный комитет).
«Гидрологическое наблюдение за рекой ведётся постоянно, данные передаются на Ангарский каскад ГЭС, чтобы они регулировали спуск воды. Как только уровень воды преодолел критическую отметку — на 200 см выше нормы, гидролог из Аршана, как положено по инструкции, передал в Тулун информацию о тревожной ситуации. Потом, по его тетрадям, уровень повышения в Аршане достиг уже более 250 см сверх нормы. Но до Тулуна «большой воде» ещё оставалось чуть более суток. Однако для Тулуна это уже означает эвакуацию — гидролог передал, что ситуация может оказаться даже хуже наводнения 1984 года», — говорит мой собеседник.
За четыре дня до катастрофы шли сильные ливни.
Ещё один гидропост расположен в Уйгате (67 км от Тулуна), селе на берегу реки Кирей, которая тоже вышла из берегов. От этой реки особо пострадала деревня Евдокимова, где как раз наводнение унесло две первые жизни (последние официальные данные — 23 погибших во всей Иркутской области).
Итак, первые подтопления начались ещё 18—23 июня после сильных дождей. 26 июня уровень воды в реке Ия продолжает расти. Все данные передаются в МЧС и администрацию города.
27 июня начинаются подтопления в самом Тулуне, а с 15:00 местного времени в городе вводится режим ЧС. Мэр города Юрий Карих заявляет: «В среднем вода прибывает за два часа на десять сантиметров... Жителям, проживающим в местах, подверженных подтоплению, необходимо быть готовыми к эвакуации».
Начинается подтопление района ЛДК.
28 июня затапливает деревни в Тулунском районе, вода переливается через дамбу. К вечеру уже затапливает федеральную трассу, район ЛДК, район Мясокомбината. Идёт эвакуация жителей. На следующее утро многие дома уходят под воду. Массово гибнут домашние животные: люди в панике не отвязали цепных собак и не открыли загоны для скотины, в итоге погибли даже водоплавающие гуси и утки.
Сейчас предмет главного спора в городе — сработала ли всё-таки система оповещения или нет, была ли вовремя начата эвакуация?
Даже сами жители затопленных районов придерживаются разных версий.
Итак, версия администрации города: о готовности к эвакуации людей предупредили за несколько дней, были привлечены волонтёры, в том числе даже «школьники с дудочками» (студентам и школьникам для оповещения раздали специальные устройства, в народе их также называют«крякалками»), но часть жителей отказались эвакуироваться, не веря, что дома окажутся полностью под водой.
Версия местных жителей: кто-то слышал сигналы эвакуации, кто-то нет, тотального обхода людей не было. У магазина «Парус» в районе ЛДК — здесь граница затопленной территории — пострадавшие при мне начинают спор: кто-то «слышал дудочку», кого-то «не предупредили».
Один из сотрудников оперативного штаба, не являющийся жителем Тулуна, даёт мне третью, промежуточную версию:
«После пожара в ТЦ «Зимняя вишня» по всей стране проводили проверки торговых центров на безопасность. В Иркутской области многие из них тогда закрыли из-за нарушений до устранения. В нашем регионе оползни, сели, затопления происходят постоянно, но обучение чиновников муниципалитетов чёткому поведению в такой ситуации проходит скорее только на бумаге, гражданские не всегда могут вовремя сориентироваться. Им передают: через сутки у вас будет самое серьёзное ЧП в истории города. А они, так как не проходили реальные учения, не могут быстро сориентироваться и всё организовать. Это касается не только Тулунского района, это везде так».
После наводнения
Сейчас улицы Тулуна (точнее, то, что раньше было улицами) выглядят, как после бомбёжки. «Большая вода» смела деревянные дома с характерными сибирскими прямоугольными узорами на ставнях в одну кучу.
Иногда из груды щепок на тебя смотрит то кастрюля, то запчасть от кровати, то детская игрушка, то кусок паркета. Сотни судеб за ночь превратились в обломки, которые грузит равнодушный экскаватор. Каменные дома вода сдвинула с места, один из них вытащила прямо на дорогу. От магазинов остались только остовы. Выбитые окна смотрят на полузатопленные дороги.
У всех местных жителей лица, с одной стороны, сосредоточенные, а с другой — как будто немного удивлённые. Кто-то прямо в тапочках и халате лезет в окно родного дома забрать кухонную утварь.
Многие растерянно бродят у пунктов выдачи гуманитарной помощи.
Грязные собаки бегают с безумными глазами. Из зоны затопления многих спасли волонтёры из иркутского питомника (и по совместительству приюта) «К-9». Собак и кошек снимали с крыш домов и грузили в лодки. Сейчас многих животных увезли в Иркутск — до встречи со старыми хозяевами или для поиска новых. А в центре Тулуна построят временный вольер для бездомных собак, чтобы люди могли забрать их, как только будут в силах.
Центральное водоснабжение только восстанавливают. Для питья вода непригодна даже в кипячёном состоянии. Военные водовозки с надписями «Вода питьевая» или «Вода техническая» — источник воды. Они стоят по всему городу.
«Если очередь выстраивается и место проходное, за час цистерна заканчивается», — говорит мне молодой военный. Его подразделение приехало из Кемерова.
Ещё одна проблема — отсутствие электричества даже в домах, не пострадавших от наводнения. Готовить еду сложно: продукты хранить невозможно, все понимают, что, если не соблюдать самые строгие правила гигиены, может начаться эпидемия. О том, чтобы вымыть голову, речь не идёт.
«Газовые баллоны подорожали! До 128 рублей за баллон, а его хватит только чтобы один раз семью накормить», — злятся женщины у магазина. По их словам, один такой баллон должен стоить никак не больше 60 рублей.
Погибших животных вывозит санэпидемстанция. Везде всё обрабатывают хлором. Но часть трупов всё же уплывает по течению реки. Ещё одна проблема — в деревнях и в частном секторе города смыты деревянные туалеты, а с ними и все нечистоты. Затронуло наводнение и местное кладбище.
Отвернуться невозможно. Везде, куда ни глянешь, — люди с потерянными лицами и свалившиеся в кучу деревянные дома.
Потеряно всё. Люди ропщут, недовольные суммами компенсаций, определёнными правительством. На каждого погибшего в результате паводка выделят 1 млн рублей, также средства на погребение. Пособия заболевшим: за лёгкий вред здоровью — 200 тыс. рублей на человека, вред средней тяжести или тяжкий — 400 тыс. рублей на человека. Разовая материальная помощь — 10 тыс. рублей, компенсация за утраченное жильё при частичной утрате — 50 тыс. рублей, при полной утрате — 100 тыс.
Этих компенсаций не хватит, чтобы отстроиться заново, а люди потеряли не только дома, но и всё имущество.
Тут много стариков.
«Куда я отсюда уеду? У меня тут вся жизнь прошла», — говорит Ксения Алексеевна в ярком платье и платке.
Они с мужем живут у её сестры, но не представляют, как восстанавливать ушедшее под воду хозяйство. Конечно, родственники помогут, но построить заново дом — это не так просто.
Ещё один повод для недовольства — работа оценочных комиссий.
«Они смотрят снаружи, говорят: дом цел. А внутрь не заходят», — возмущаются местные.
«А к нам уже неделю дойти не могут, а мы уборку хотим начать. Решили, что уже начнём, ладно, что нам эти компенсации», — судачат люди у ТЦ.
Именно пространства у торговых центров сейчас стали точками стихийного сбора тулунчан.
Вообще, люди тут не испытывают никакой агрессии или недоверия по отношению к журналистам, как это иногда бывает. Не все, конечно, верят, что я приехала «из самой Москвы» («А я — Папа Римский!» — ответил мне один из пострадавших), но сразу обступают и начинают выговариваться.
Создаётся чёткое ощущение, что группам пострадавших, собирающимся что во временных центрах, что на площадях вокруг магазинов, не хватает именно разговора, в идеале — с профессиональными психологами или людьми, умеющими вести публичный диалог с нервной толпой. Основные же силы оперативного штаба брошены сейчас именно на разгребание завалов. А психологи людям, бродящим у пунктов раздачи гуманитарной помощи, очень нужны. Они потеряли всё.
Волонтёры
Штаб помощи пострадавшим находится в здании горадминистрации. Люди стоят в очереди, чтобы заявить об ущербе. Тут всё серьёзно: стоят военные машины — напротив военная полиция охраняет другой, не гражданский штаб.
Периодически из дверей горадминистрации выводят всё новых пострадавших с потерянными лицами. Им вручают одинаковые фиолетовые пакеты с базовыми вещами и ведут их в гостиницу «Центральная». Иногда — под руки.
Ещё одно здание — детская библиотека — отдано под штаб совсем молодых волонтёров. Их координирует Елена Мотиенко.
«Я очень зла на прессу, — сразу говорит она мне. — Все наши слова вырывают из контекста, по всем каналам горадминистрацию обвиняют в отсутствии эвакуации. Скажите хотя бы, что дети у нас хорошие. У нас двенадцатилетки людям помогают сейчас, даже если сами пострадали. Напишете, что мы плохие, — скажите хотя бы, что дети хорошие».
И всё же в Тулуне есть люди, которые улыбаются. Александра я встречаю в одном из пунктов выдачи гуманитарной помощи и раздачи еды.
«Так, ребята, у нас машина с новой одеждой, если кому надо — разгружайте, если не надо — мы на Мясокомбинат», — выскакивает из автомобиля улыбчивый мужчина средних лет.
Он рассказывает мне, что сам работает в Тулуне хирургом. Сразу, как только началось наводнение, решил бросить отпуск и ринулся помогать, развозить гуманитарные грузы.
«Отдельно хочу поблагодарить мой выпуск Иркутского медуниверситета 1989 года! Собрали новую обувь, новые вещи — прямо из магазина и отправили. Спасибо, однокурсники!» — Александр говорит, что спит в эти дни по 2—3 часа, но выглядит бодрячком. Убил уже всю подвеску на машине, но, если понадобится, разобьёт и на второй, только чтобы помочь горожанам.
В Тулуне действует много разных групп волонтёров, больше координирующихся между собой, чем с начальством.
«На соцсети у нас нет времени. Просто даём друг другу телефоны, формируем списки, спрашивая у людей прописку, чтобы всё было чётко. Они нам дают заявки, кому что надо: одежда, памперсы, средства гигиены, шампунь, мыло, еда — далее мы сообщаем другим группам, и всё подвозят», — рассказывает мне Наталья, блондинка в красном спортивном костюме, параллельно раздавая наборы первой необходимости: туалетную бумагу, мыло, продукты.
Рядом с пунктом выдачи — уличная столовая, где кормят всех желающих. Пока раздают борщ, девушки уже чистят вёдра картошки — на ужин. Вот выдали дымящиеся пластиковые миски двум бабушкам.
«Мы — христиане, давно по выходным организовали столовую для неимущих и сейчас просто помогаем ближним», — говорят мне Анастасия и Валерий.
Анастасия — молодая девушка с яркими прядями коротких волос, Валерий — приземистый накачанный мужчина с татуировками.
Подходят сотрудники Росгвардии. Сейчас погонят, по привычке думаю я. Спросят разрешение на мероприятие и велят свернуть неофициальную инициативу. Но сотрудники тоже получают еду.
«Ребята, мы ещё машину с вещами первой необходимости привезли, кто хочет помочь разгрузить?» — на площадку перед магазином «Зенит» въезжают сразу два автомобиля, из которых выходят высокие крепкие мужчины.
«Вы тут все знакомы?» — спрашиваю я.
«Теперь знакомы! — говорят парни. — Мы из Иркутска, у нас бизнес свой, вот решили помочь землякам».
Такая помощь тут — на каждом углу.
Именно поэтому я не верю в сообщения о продаже гуманитарной помощи. Её тут действительно много, и никто не будет платить деньги за то, что можно получить бесплатно.
Неприятный случай с гуманитарной помощью произошёл в Иркутске: на том, что приносили сами иркутяне в общий пункт сбора, появились наклейки с символикой «Единой России», но это был единичный инцидент, всё быстро пресекли.
Здание магазина «Магнит» отдали под склад гуманитарной помощи совершенно бесплатно. Руслан Пакулов — очень высокий мужчина, работающий в отделе по физкультуре, спорту и молодёжной политике в городе Черемхово Иркутской области, еле успевает поговорить со мной. Подошла фура из Кемерова — местные предприниматели отправили пострадавшим вафли и конфеты.
«Видеть уже не могу это сладкое», — смеётся Руслан и продолжает разгружать.
Рядом с ним работают ещё вчера незнакомые ему женщины, мужчины, даже дети. Разгрузили — сортируют. Отсортировали — отправляют на легковых машинах раздавать.
Как всегда бывает в таких ситуациях, по части позиций гуманитарной помощи есть дефицит, по части — переизбыток.
Точки выдачи выбираются инстинктивно: по местам, где скапливаются пострадавшие.
Вот у магазина лежат горы одежды и обуви — и детской, и взрослой. Местные жители в основном выбирают практичные джинсы и ругаются из-за того, что прислали туфли на каблуках.
«Мне дом чинить! Лучше бы резиновые сапоги передали», — ворчит женщина, однако вскоре выбирает яркое платье для маленькой девочки.
Люди кружат вокруг гуманитарной помощи, обсуждая друг с другом выбор так, будто бы встретились в торговом центре, и всё нормально. Сейчас в Тулуне это тоже форма нормальной жизни.
А вот одеял и постельного белья не хватает. Даже у тех, у кого затопило лишь один этаж, оно отсырело, просто не на чем спать. Людям приходится ютиться в пунктах временного размещения, пока всё высохнет.
Волонтёры покрепче, в основном те, кто с опытом ликвидации ЧС, помогают разбирать завалы. В последние дни они переместились из самого Тулуна в близлежащие сёла — в Евдокимова, Красный октябрь и другие. Там работы невпроворот. Жалуются, что им только сейчас подвезли вакцины от дизентерии (хотя вакцинация жителей города обеспечена). Причём всем не хватило, а в городских аптеках при этом нет левомицетина — универсального антибактериального средства.
В сёлах с гигиеной всё обстоит совсем плохо, лучше снизить любые риски эпидемии.
«Вакцины в штаб привезли, но мы с ребятами были в это время вне Тулуна. Я сейчас разместил новых волонтёров, приехавших из Иркутска, в штабе, работающем именно по Тулуну, — говорят, на них вакцины закончились», — рассказывает мне житель Братска волонтёр Андрей Царенко.
Царенко, как только узнал о наводнении, помчался в Тулун с друзьями и на лодке снимал людей с крыш домов. Теперь разбирает завалы. Андрей, его друзья и их новые знакомые живут просто: на полу в административных зданиях.
Спят по три часа, бытовые условия в помещениях отсутствуют. Ребятам всё равно: «Выгорим — уедем». А сейчас свой своему помочь должен.
Приехали волонтёры даже из соседней Кемеровской области.
Сотрудники МЧС при мне закончили разбирать на брёвна очередной дом и остановились передохнуть на жарком солнце (это ещё одна причина, почему всё так быстро продолжает разлагаться и портиться).
Запускаем коптер, чтобы снять Тулун сверху. Тут нас облепляют местные мальчишки.
«Я такой по телику видел», — смущённо говорит один.
«Да он не полетит», — спорит с ним другой.
Параллельно к нам идёт старший от группы МЧС. «Сейчас погонят», — привычно думаю я. Но нет, узнав, что мы журналисты, молодой парень начинает расспрашивать нас про модель коптера и рассказывать про свои учения. Тулунские мальчишки чуть не отпихивают его от пульта управления, а про нас все забыли. То ли дело коптер!
Передохнув, МЧС возобновляет работу, а дети переключаются на что-то другое и уносятся прочь на велосипедах. Жизнь продолжается даже среди плесени и воды.
Тот, кто распространяет слухи
За всё время в Иркутске и Тулуне я сталкиваюсь только с одним человеком, вызывающим у меня отторжение. В Иркутске есть довольно известный блогер Артём Павлечко. Он ведёт канал «Сибирская свеЖЕСТЬ», активно критикует губернатора Сергея Левченко (именно Павлечко публиковал фото губернатора рядом с убитым медведем), известен своим конфликтом с ГИБДД (блогер утверждал, что на него «охотятся власти»; по версии ГИБДД, он ехал с выключенными фарами). В первые дни блогер, как и многие иркутяне, публиковал у себя на канале слова поддержки тулунчанам и призывал всех ехать к ним на помощь.
Однако ближе к выходным по тулунским и иркутским пабликам стала распространяться «запись разговора с сотрудником МЧС», согласно которой якобы «в Тулуне жертв 400—500 человек, находят целые дома с трупами, а власти тайно их вывозят и скрывают правду». К сожалению, пока это больше напоминает историю с пожаром в торговом центре «Зимняя вишня», когда публиковались примерно такие же ролики о сотнях жертв, скрываемых властями, что привело к массовым митингам. Тогда в итоге оказалось, что ролик распространил украинский пранкер Евгений Вольнов.
Я написала Павлечко через соцсети, чтобы уточнить его источники информации. Цитирую ниже наш диалог.
«Добрый день, я журналист RT. Вчера Вы разместили на своем канале в YouTube запись о сокрытии властью погибших. Откуда у Вас эта запись?»
«Прислал знакомый. Сказал, что это разговор МЧС… Чисто логически эта информация соответствует действительности, явно там не 20 человек или, как говорят, 22 погибло. Там на одних дачах только немерено человек погибло, там вода со всех сторон людей окружила, там вообще никто не помогал… Только возле огородов своих по 6—8 трупов доставали, кто-то говорит больше 500 трупов, кто-то говорит больше 800. Ездили машины без номеров трупы возили, это эшники, однозначно, людям разъяснительные беседы проводили, чтобы они не говорили, что видели своими глазами. Так по смыслу слушаешь — 20 человек погибло, ничего не произошло…»
«Вы понимаете, что это выглядит очень похоже на «Зимнюю вишню»? Вы лично видели? Ваш знакомый оттуда?»
«А Вы не понимаете, что в «Зимней вишне» на самом деле было много жертв. Очевидцы говорили, что дети были закрыты в кинотеатрах, детей было больше, чем было заявлено официально… Люди — не дураки такое говорить, спецслужбы специально заткнули людям рты, якобы какой-то комик с Украины распространил фейковую информацию. И не откуда-то с Украины, на которую нас пытаются всё время натравить. Вы в это верите, я в это не верю. И теперь при любом удобном случае, когда будут реально большие жертвы, власти будут скрывать эти жертвы и будут попрекать этой «Зимней вишней». На этом всё. Всего Вам доброго».
«Вы понимаете, что Ваши сообщения могут способствовать панике? И что скрыть жертвы невозможно?»
Ответа не последовало.
Я испытываю мало иллюзий по поводу властей. Но Тулун — город очень маленький, а осталось от него и того меньше. Да, завалы ещё не разобраны. И да, под завалами могут находиться люди, погребённые под собственными домами. Не закончены и разборы завалов в утонувших деревнях. Но все разборы идут открыто, без огораживания, Тулун наводнён пришлыми волонтёрами, а по маленькому поселению (чуть больше 40 тыс. жителей) с такой скоростью без всяких соцсетей распространяются слухи, что тайно вывезти на КамАЗах сотни трупов в такой ситуации нереально физически. И в МЧС, и в военной полиции, которая сейчас есть в Тулуне, и среди волонтёров, разбирающих завалы, информацию о «сокрытии сотен трупов» мне опровергли.
P. S.
Готовлюсь выезжать из Тулуна: нас ждёт 400 км трассы, на части её — сильный ливень. В Иркутске будем затемно. Бросаю прощальный взгляд на городскую администрацию, она же — штаб. На ступенях лежит грустный худой чёрный пёс. Такие повсюду в Тулуне. Найдут ли его хозяева — неизвестно.
Сейчас собаки в Тулуне боятся человеческого голоса и приближения человека, но решаю позвать его и ласково поговорить.
Вдруг в глазах пса что-то вспыхивает, он перестаёт выглядеть полубезумным и потерянным. Слабо виляет хвостом.
«Хороший, хороший», — говорю я.
Он переворачивается на спину и подставляет мне живот. Глажу грязное, покрытое колтунами животное, надеясь, что не укусит. Вдруг пёс начинает лизать мне руки — сперва неуверенно, потом всё охотнее.
Пёс идёт за мной до машины. Конечно же, мы отдаём ему все наши бутерброды: в Иркутске уже будет горячая еда.
Собака сперва набрасывается, не разбирая, что ест, колбасу или огурцы. К третьему бутерброду черныш уже жмётся к ногам и аккуратно достаёт колбасу из-под хлеба.
Эту сцену наблюдают сотрудники военной полиции, тоже сперва с опаской — мало ли. К третьему бутерброду начинают улыбаться и посмеиваться над нами.
Мимо проходят волонтёры. Чёрный пёс, уже смело помахивая хвостом, бежит за ними.
Отстроятся и будут жить.