— Расскажите немного о себе. С какого момента вы принимаете участие в спецоперации и какие задачи здесь выполняете?
— Информация о снайперах, тем более об офицерском составе, закрытая. Это для нашей же безопасности. Могу сказать, что мой позывной Аид. У меня несколько высших образований: есть гуманитарное, есть техническое, есть профильное (военное. — RT). До спецоперации служил в спецназе, окончил снайперскую школу. Когда началась СВО, пошёл на фронт добровольцем-контрактником. Сейчас служу в подразделении спецназа «Ахмат», являюсь командиром одного из его разведотрядов. В зоне спецоперации нахожусь уже год. Общий стаж армейской службы — девять лет.
В основном мой отряд занимается разведкой, обнаружением и ликвидацией вражеских ДРГ (диверсионно-разведывательных групп. — RT), снайперов, офицеров, представителей командования ВСУ. Иногда проводим разведку боем, выполняем диверсионные задачи, можем штурмовать позиции или поддерживать штурм, прикрывая штурмовые отряды с флангов.
— Как устроена боевая работа вашего отряда?
— Отряд поделён на взводы, где у каждого бойца свой функционал: есть снайперы, гранатомётчики, минёры, пулемётчики, операторы БПЛА, птурщики, водители.
Просто так в мой отряд не попасть. Каждый боец прошёл тщательный отбор и выполняет сейчас ту задачу, которая коррелирует с его наиболее сильными сторонами. Тем не менее параллельно я развиваю у своих бойцов и непрофильные навыки — исходя из того, что в современных войнах именно максимальная универсальность повышает эффективность бойца, его шансы выжить в бою.
Сегодня каждый участник моего отряда владеет почти всеми видами оружия и умеет управлять БПЛА. Возможно, поэтому в отряде очень низкие потери за достаточно продолжительный срок пребывания в зоне СВО. «Двухсотых» (смертельные ранения. — RT) среди состава бойцов нет. Дай Бог и не будет.
— А вы сами получали ранения?
— За время СВО получил два ранения. Одно осколочное слепое ранение в плечо, второе — контузия с разрывом перепонки. В обоих случаях отказался от госпитализации с эвакуацией «за ленту», так как не мог бросить отряд. До СВО было и сквозное пулевое, и ряд осколочных ранений. Парни из отряда смеются, вспоминая, как на медосмотре в госпитале меня как-то спросили, есть ли шрамы и особые отметины на теле. Всё моё тело ещё до спецоперации было одной большой особой отметиной! Участие в реальных боевых действиях практически никогда не обходится хотя бы без одного ранения.
— Каким вооружением вы оснащены?
— У меня на вооружении находится снайперская винтовка «КОРД» калибра 12,7 мм. Я использую её для антиснайперских мероприятий. Для рядовых выходов использую обычную СВД, оснащённую глушителем и тепловизионным прицелом записи попадания. Вторым оружием ношу с собой бесшумную винтовку ВСС «Винторез».
Кроме того, беру с собой на боевые выходы пистолет 6П9, известный в простонародье как ПБ (пистолет бесшумный), и автомат Калашникова. АК использую на боевых выходах, где не выполняю функционал снайпера.
Сейчас под снайперскую работу начал перестраивать РПК (ручной пулемёт Калашникова. — RT). Такое оружие пригодится для точной стрельбы очередями на ближней и средней дистанциях.
Также ожидаю ещё одно пополнение в арсенале — неравнодушные люди кое-что дарят нам, но заранее говорить не хочу, расскажу уже по факту. Если всё сложится, будет очень интересный опыт.
— Как вы маскируетесь во время боевой работы, какие средства бронезащиты используете?
— Для проведения ночных боевых выходов мы надеваем накидки от обнаружения тепловизорами, для дневных — маскировочные халаты. Их расцветка и структура зависят от особенностей местности. Первые маскхалаты я покупал перед отправкой, какие-то изготовил сам уже в зоне СВО.
К бронезащите относимся очень внимательно. Броня у нас расширенная, состоит из наплечников, жилетов, напашников (средства защиты брюшной и паховой зон. — RT).
Сейчас мне передали броник, хорошо зарекомендовавший себя у штурмовиков. Он изготовлен из кевлара, имеет съёмные передние и задние бронеплиты. Ещё я дополнил его трофейными боковыми плитами. Но для снайперских выходов, когда приоритет отдаётся мобильности, надеваю другой, значительно более лёгкий бронежилет.
— Как дроны помогают боевой работе вашего отряда?
— Беспилотники имеют важное значение в организации боевой работы нашей группы. Все операторы БПЛА прошли соответствующее обучение и продолжают совершенствовать свои навыки на полигонах и в боевых выходах. Эти «птички» нужны нам для разведки, вскрытия целей, сбросов ВОГов (осколочных гранат. — RT) на позиции противника. Также у нас на вооружении есть самодельные дроны-камикадзе.
По СВО нетрудно заметить, как обычные гражданские коптеры превратились в основные способы разведки и диверсий. Без них невозможно никакое наступление, штурм и корректировка огня артиллерии. В снайперстве применяем коптеры для поиска потенциальных целей, удобных мест для организации позиции, разведки местности. Благодаря дронам выполняется значительная часть функционала моего разведотряда.
При штурме полевых позиций противника часто применяем дроны-камикадзе. Мы начиняем такие «птички» боевой частью в виде тротила. Естественно, стараемся положить как можно больше взрывчатки, но в среднем выходит около 1 кг. Скорость дронов-камикадзе достигает 90—100 км/ч.
Однако в работу наших «птичек» порой вмешиваются совершенно неожиданные факторы. Я помню, как однажды коптер, который мы едва успели поднять, унёс беркут, видимо, приняв нашу «птичку» за добычу. Причём такие случаи на фронте не единичные. До нас доходила информация, что противник якобы поставил на учёт всех охотничьих соколов. Подтверждения этим слухам нет, может, это просто байка. Но лично я от боевого ястреба, который похищал бы коптеры ВСУ, не отказался бы.
— В продолжение разговора о животных не могу не спросить, есть ли в вашем отряде питомцы, которые скрашивают ваши нелёгкие военные будни?
— В зоне СВО у многих подразделений есть свои любимчики. Я с теплотой вспоминаю нашего отрядного пса — хаски, которого назвали Призраком. Мы нашли его привязанным во дворе заброшенного дома. Все очень любили его и, когда была возможность, баловали сникерсами.
Увы, он погиб от осколочного ранения при обстреле. Всем в отряде было очень больно прощаться с нашим другом.
Сейчас у нас периодически ротируемый зоопарк: лечим голубя, которого кто-то подстрелил, пуля попала в крыло. Жил ещё один пёс, которого мы нашли щенком. Его забрала дочка мэра одного из городов, где мы раньше базировались. Пару дней у нас гостил ёж. До переформирования зимой на другое направление жил у нас сиамский кот Зевс — умнее создания я не встречал.
— Можете рассказать об эпизоде боевых действий, который вам больше всего запомнился?
— Яркие эпизоды наших боевых выходов любой может прочитать в Telegram-канале «Дневник Мракоборца». Его появлению я обязан своей супруге — в прошлом журналисту. Жена посмотрела пару моих роликов, присланных по пути следования к месту дислокации, и предложила сделать блог.
Сначала этот Telegram-канал был способом трансформировать естественное чувство страха на войне в творчество для моей супруги. Это был наш маленький мост, объединяющий дом и фронт. Я снимал наш солдатский быт, элементы боёв, делился мыслями. Но потом канал перерос в чат, оброс подписчиками, стал средством коммуникации не только с домом, но и с теми людьми, кто неравнодушен к происходящему на ЛБС (линии боевого соприкосновения. — RT).
Самым запоминающимся эпизодом во время СВО было противостояние с высокопрофессиональным снайпером ВСУ. Как выяснилось позже, моим противником была дама с нашивкой «Горгона». Вообще женщины — очень хорошие снайперы, потому что их психика лучше адаптирована к длительному ожиданию.
Наша с ней дуэль длилась несколько недель. Трудно описать, с каким азартом я охотился за ней. Однажды мы крутились в танце смерти два часа, обмениваясь редкими выстрелами будто строчками из переписки. Но в той схватке не было победителя. Через некоторое время «Егерей» (подразделение ВСУ, где числилась Горгона. — RT) перебросили на Донецкий фронт. Позднее я узнал, что Горгона погибла: в начале этого года в ходе штурма она была ранена осколками миномётного снаряда, а потом ликвидирована пулей моего коллеги.
Горгона была моим самым достойным противником. Почему я так говорю? У уважающих себя снайперов есть определённый кодекс чести, свод неписаных этических правил. Одно из них — не стрелять в пехоту без необходимости и не добивать раненых.
В зоне СВО кодекс чести не велит, например, убивать мобиков (мобилизованных. — RT). Горгона была верна ему. Такое поведение врага заслуживает уважения. Жаль, что она выбрала другую сторону. Я испытываю к ней уважение, потому что остальные снайперы противника проявляли хладнокровную жестокость, которой не может быть никакого оправдания даже на войне, где, казалось бы, все средства хороши.
Одному из таких подонков я дал прозвище Жестокий. Это был польский наёмник, беспощадно валивший нашу пехоту выстрелами в шею и подмышку. Делал это он специально, чтобы наши ребята умирали мучительной смертью.
Я долго его выслеживал. В день расплаты поляк пытался использовать тактику кукушки — тактику финских снайперов, то есть сидел на дереве, откуда лучше обзор, рассчитывая выследить меня. Его выдал хруст ветки. После моего выстрела он упал с дерева с дыркой в шее. На поверженном снайпере мы обнаружили армейский жетон польской регулярной армии.
— Какой бой был для вас самым драматичным и тяжёлым?
— Пожалуй, стояние у высоты Ворона (Ворон — позывной командира подразделения, которое занимало высоту. — RT) в лесах в конце декабря прошлого года. Нас подняли по тревоге, чтобы понять ситуацию на позиции наших войск, с которой была потеряна связь. Группа разведки соседнего полка, которая попыталась сделать это до нас, попала в засаду — в бою они потеряли двух человек и вынуждены были отступить.
Нас предупредили, что боевой выход займёт пару суток. Сухпайки, воду, спальные принадлежности, тёплую одежду брать не велели. Главное, чтобы было до отвала оружия. Лично я взял АК-74, «Муху» (РПГ-18. — RT) и полный рюкзак БК (боекомплекта. — RT) на них.
Дорога до позиции у высоты Ворона простреливалась. Поэтому мы решили добираться туда ночью. У нас было мало тепловизоров и путь в кромешной темноте мы преодолели, только держась друг за друга. Затем подняли коптер и убедились, что позиция мертва — на высоте не было ни наших, ни вэсэушников.
В тот момент мы находились в брошенном окопе и решали, как действовать дальше. Неожиданно к нам приблизился разведотряд ВСУ. Завязался бой. Три наших пулемётных расчёта хорошо отработали по неприятелю. Я, в свою очередь, отжал СВД у мобика и попытался уложить украинского снайпера. Одна из пуль легла над его головой. Получив отпор, вражеский снайпер вместе с остальными разведчиками скрылся в глубине леса.
Затем мы получили приказ вернуть позицию, хотя изначально такое задание не обговаривалось. Вместе с группой из десяти добровольцев я решил атаковать высоту. Мы двигались с соблюдением всех мер предосторожности. Пока шли, наткнулись на бездыханное тело нашего разведчика и получили приказ его эвакуировать.
А далее, думаю, сработала моя интуиция, боевой опыт. В какой-то момент задержал дыхание и почувствовал, что лес подозрительно молчалив. Это трудно описать, но я как будто физически ощутил присутствие врага, причём в большом количестве. Дал отряду понять, что за нами наблюдают, и тут же раздались выстрелы: одновременно заработал вражеский пулемёт, понеслись автоматные очереди, полетели гранаты. Группа начала отходить. Отход прикрывал Кузя, наш самый молодой боец — пулемётчик. Я работал из СВД, а затем сменил Кузю. Кое-как удалось вернуться обратно в окоп. Но тут по нам начала работать вражеская «вертушка». Хорошо, что небесный гость промахнулся.
К нам отправили подмогу, а по противнику начала работать артиллерия. В ожидании приказа штурмовать мы провели трое суток без еды и с половиной стакана воды на бойца в день. Далее была безуспешная попытка штурма с нашей стороны и неудачная ответная атака ВСУ.
В конце концов командование отдало распоряжение вернуться обратно для пополнения БК, запасов пищи и воды. Но мы попали под миномётный обстрел и были вынуждены вернуться в окоп. Тёплых вещей не было, провизии тоже. Состояние здоровья нескольких бойцов вызывало серьёзные опасения: высокая температура их настолько измучила, что они бредили. Ситуация становилась критической, но никто из ребят всё равно не жаловался.
Взять позицию нашими силами было нереально. В итоге мы отступили обратно в свой укрепрайон, а потом этой высотой профессионально занялись штурмовики. Позиция была отбита.
Боевой выход к высоте Ворона обошёлся без «двухсотых». Свою разведывательную задачу мы выполнили. Но это было очень тяжёлое испытание.
— Вы постоянно рискуете жизнью, отказываетесь даже от госпитализации. Что вами движет?
— Мы все добровольцы, за исключением мобиков. Все идейные и пришли сюда за победой. Я сам родился в семье военных. Мой дед воевал в Великую Отечественную, был командиром партизанского отряда. Отец был полковником МВД, погиб в 1995 году при исполнении служебных обязанностей. Любовь к Родине, патриотизм — это мой внутренний базис. Знаю, что многие представители сильной половины России выбрали сейчас безопасный путь авто- и авиасообщений с Казахстаном и Дубаем. Что ж, могу лишь сказать, что первичные половые признаки ещё не делают мужчину мужчиной.
— Вы наверняка получаете помощь от волонтёров. Что вам было передано от неравнодушных граждан? Насколько была важна эта поддержка?
— Я не могу назвать тех, кто нам помогает, волонтёрами или гуманитарщиками в том смысле слова, в котором это принято. Скорее, мы воюем при огромной поддержке людей, которых называем «наша тыловая семья».
По нашим заявкам «семья» и просто друзья «Мракоборцев» приобрели пикап для выхода на боевые задания в труднопроходимых местах, квадроцикл, на который мы приварили АГС и теперь успешно кошмарим противника, купили коптеры, средства РЭБ, тепляки, ночники, обвесы на оружие, медикаменты, накидки от тепловизоров и даже средства бронезащиты.
От подписчиков из разных концов страны приходят маскировочные сети, окопные свечи, носки, а также всякие вкусности и полезности. И это далеко не полный список — я перечислил лишь те вещи, которые вспомнил навскидку. Именно благодаря поддержке нашей «тыловой семьи» мы и превратились в одну из самых эффективных групп в зоне СВО на сегодняшний день.