Прыгнуть нам пришлось, не раздумывая. И выбирать было уже некогда. Иногда читаешь написанное самим же собой — и холодок по спине. Со времени первого текста прошло восемь месяцев, а жизнь прошлая — как в пропасть ухнула.
Текст сегодняшний — снова про «Красный винил». Про наше будущее. И про Высоцкого. Который всегда современен и свеж. И вот дети советские, что с замиранием сердца слушали «Алису в Стране чудес», и нынешние наши дети, что с разинутыми ртами взирают на происходящее в мире, — они, сразу и вместе, оказались за той самой стеной которую хотел и сумел перемахнуть в далёком 1976-м Высоцкий. Перемахнул и присвистнул от увиденного.
За той самой стеной...
Мёртвый и брошенный посреди пустыни «Буран».
А вот теперь рядом — и взорванная «Мрия».
Они ведь близнецы-братья — одна программа, один рывок в космос. Только вместе. Одной великой державой. Только напряжением всех сил. Но со времён былых — порознь.
Говорил и писал не единожды: двойной альбом (и здесь всё задваивается) Высоцкого «Алиса в Стране чудес» — культурный артефакт, слияние и противопоставление «их» и «нашего» мира, скрижаль времени, точка вневременного пространства, через неё во всякий миг попадёшь куда захочешь. Куда хочешь — никогда.
И Алиса от имени и тех детей, советских, и этих, наших, сегодняшних, словно сейчас всё и происходит, а не в 1976-м, говорит (уж не сквозь слёзы ли?) с Чеширским Котом, олицетворяющим мудрёное (до боли зубной) настоящее:
«Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?»
«А куда ты хочешь попасть?»
«Мне всё равно...»
«Тогда всё равно куда идти!»
«Только куда-нибудь бы попасть!..»
«Куда-нибудь да попадёшь! Только уж не сворачивай...»
А сворачивать, Владимир Семёнович, нам теперь совсем некуда — как ни оттягивай судьбу за ворот, нагонит, злая, а то и добрая, но с увесистой клюкой. «Жили книжные дети, не знавшие битв, изнывая от мелких своих катастроф...»
Дети.
Вы слышите?
Наши дети.
Самое время нам, их родителям и прямым наследникам Великой Победы и по отцовской, и по материнской линии, начинать детей наших учить. Подвигу. Героизму. Самоотдаче. Самопожертвованию.
«Слова у нас до важного самого в привычку входят, ветшают, как платье...» Маяковский — не из века Высоцкого — заглянул на миг, напомнил... Будто и не он, и не было его...
Детям надо протянуть руку.
Вот прямо в эти часы и дни.
Не ограждая от мира, но даруя знания истины, пробуждая прошлыми поколениями заложенный в сердце и в совести код, что и есть сила, способная любые испытания превозмочь, в любых сражениях — победить.
Детям нашим прямо сейчас важно протянуть руку.
Не оставляя трудные разговоры на потом.
Высоцкий из 1976-го рассказывает нам которое десятилетие подряд историю про «когда ты один, одна», но голос незримый ведёт тебя к свету, к выходу спасительному из всех тоннелей и всех слёзных морей. За руку ведёт по высокой и узкой винтовой лестнице, и кружится голова, и вращается неудержимо горящая планета, и нет ни возможности, ни сил оглянуться, а и того страшнее — посмотреть вниз: «Много неясного в странной стране — можно запутаться и заблудиться. Даже мурашки бегут по спине, если представить, что может случиться...»
Испытываем сомнения и тревоги мы, взрослые. А каково им, детям?
Посреди бури? Шторма...
Сыновьям двенадцать с половиной. Незаметно оба их рабочих стола заставились танками, собранными из конструкторов всех мастей. Танков всё больше, а телевизор они не смотрят. Но всё знают. И за последние недели дважды пересмотрели восемнадцать серий «Великой войны».
Спрашиваю: «Воодушевляет?»
Отвечают: «Да. А почему спрашиваешь?»
Не знаю почему. Почему родители глупости всякие спрашивают каждый день?..
И снова слушали на днях «Алису в Стране чудес». Понятное дело, попугай им голосом Владимир Семёныча нравится и всё такое: «Турецкий паша нож сломал пополам, когда я сказал ему: «Паша! Салам!» Или вот: «Догонит ли в воздухе — или шалишь — Летучая кошка летучую мышь? Собака летучая кошку летучую?»
Голос Высоцкого...
Точно он в комнате сейчас.
Зачем мы себя этой глупостью мучаем, спрашиваю.
Отвечают: мол через абсурд и глупость сильно хорошо настоящее видно: «А ты не замечал, что ли?»
«Глянь, папа! Послушай! Про Европу!» — и ухмыляются:
«Король, что тыщу лет назад над нами правил,
Привил стране лихой азарт игры без правил
Играть заставил всех графей и герцогей,
Вальтов и дамов в потрясающий крохей.
Названье крохея от слова «кроши»,
От слова «кряхти», и «крути», и «круши».
Девиз в этих матчах: «Круши, не жалей!
Даёшь королевский крохей!»
Как Высоцкий такое видел?
Как он знал?
Часто вспоминаю сказанное о нём однажды: «Он как бог: каждому дал судьбу, про каждого спел песню. Только умер...»
Понимаем ли мы, что не только и не столько про Алису и Англию викторианскую вся история (это же Высоцкий, не просто театр у микрофона) — она про выбор человека, обезумевшего от пустоты и бессмысленной праздности бытия. Когда отрешаешься от навязанного и навязшего в зубах, когда смотришь и видишь сердцем, как оно есть на самом деле. И тогда абсурд спадает, карточные выдуманные фигуры рассыпаются и разлетаются, уносимые ветром, и путь остаётся один, и нет на нём никого, кроме тебя.
День за днём.
Я натыкаюсь на то, что они слушают и смотрят в двенадцать с половиной лет.
На экране Михаил Ульянов в маршальском кителе с баяном в руках — и моё детство сливается с детством моих сыновей, и нет между ними разницы
И нет между ними разницы...
«Мост горит! Бурнаши мост подожгли!»
«Успеем?»
«Попробуем, сынок!..»
И снова алые надписи через весь непомерный чёрный экран притихшего зала: «Направление главного удара», «Огненная дуга»... Мир исчезал в те минуты, мы оказывались почти там, в кроличьих своих шапках затёртых, с вечными дурацкими ирисками — захочешь, фантик с неё не снимешь.
Альбом «Алиса в Стране чудес» так и лежит на журнальном столе. Здесь ему и место. Здесь ему и время.
Высоцкий с гитарой.
Всё повторяется.
Всё повторится вновь.
Мы очень нужны сейчас и всегда — нашим детям.
«Я — «Як» — истребитель,
Мотор мой звенит, небо — моя обитель!..»
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.