Российская государственность выкармливала-выкармливала свою культурку, поила её грудным молоком и сливками, дула в темя.
И вдруг вчера осознала, что почти все эти люди — лучшие из лучших! — её ненавидят.
Одни вслух, другие молча.
Ну почти все, кроме, как правило, старых кадров — советской ещё выделки.
Впервые это открытие случилось достаточно давно, ещё когда Чечня была, а потом, когда Грузия была, подтвердилось и, когда Крым случился, закрепилось. Пора бы запомнить это открытие, но всё никак не запомнят и всякий раз удивляются.
«Ой, вот как всё на самом деле!»
Напомню, как это было в сфере культуры и медиа в минувшие восемь лет. Быть может, вы не знаете, а это ведь любопытно: я сам лично по этим местам ходил и знаю все тупики.
Не буду расписывать в красках тот смешной факт, что в канун 2014 года я вёл колонки в восьми глянцевых журналах и был отключён сразу от всех — за позицию по Киеву и Донбассу. Это мелочи, я ещё вышивать умею, выжил.
В Донбасс, если вы помните, заехало за все эти годы считаное количество артистов и считаное количество музыкантов. Не буду перечислять их имена — но это, по сути, единицы.
Мы, находясь в Донбассе, приглашали многих. Я не буду называть всех, но напомню лишь, кого приглашал лично: группу «Аквариум».
Группа категорически отказалась.
Зато сейчас эта группа всем составом выступила против войны. Но мы за тем же и звали группу! Чтоб она остановила бомбёжки Донецка! Приглашение лично Александр Захарченко согласовал и визировал. Но те бомбёжки были кого надо бомбёжки.
В донецком художественном театре, помню, не было в 2014 году режиссёра. Они попросили меня помочь найти, и я пригласил своего знакомого режиссёра на эту должность. Он, кажется, всерьёз раздумывал и был уже готов согласиться, но его сын, знаменитый артист, сказал: «Отец, если ты поедешь туда работать, моя профессиональная карьера здесь, в России, закончится. Мне больше не дадут ни одной роли».
И режиссёр не поехал.
Потому что сын его не обманывал.
Мне не раз и не два говорили молодые российские актёры и актрисы: «Захар, я хотел бы приехать к вам в Донецк, но главреж, худрук и директор моего театра сразу сказали мне: «Пиши рапорт на увольнение и вали».
Помню, в 2015 году я подготовил сборник стихов о донбасской трагедии. Это была чудесная и яркая книга, но мне странным образом отказали в её публикации все ведущие российские издательства.
Неприлично такие книги выпускать.
Затем мы сделали спектакль донбасской поэзии, но нас не пустили ни в один московский театр.
Этот список нелепых поражений слишком длинен, чтоб его приводить, тем более покажется, что здесь кто-то сводит счёты.
Нет. Я не свожу счёты. Я хвалюсь.
У меня прекратились переводы на иностранные языки, потому что даже российские агенты не решаются работать со мной.
Я, как и большинство литераторов, поддержавших Донбасс, вылетел изо всех премиальных процессов и неделю назад, забравшись зачем-то на сайт «Журнального зала», захохотав в голос, обнаружил, что ни один толстый литературный журнал за минувшие восемь лет не упомянул даже имени моего. А это 20 редакций!
Я для них умер в 2014 году.
Нет, это прекрасно, подумал я.
Я горжусь этим концентрированным невниманием.
Я не печалюсь. Мне всё равно.
Но мне не всё равно, когда Юнна Мориц, великий русский поэт, говорит, что не может издать своих новых книг. Почему? Потому что она в своей собственной стране, где действует множество издательств, для этих издательств — персона нон грата.
Мне не всё равно, когда великий русский поэт Юрий Кублановский спокойно сообщает, что с 2014 года он загнан по той же причине в «либеральное гетто».
Мне не всё равно, когда на крупнейших музыкальных радиостанциях из года в год гоняют по кругу ровно тех, кому нынче невыносимо стыдно, а все мои товарищи, что приезжали с концертами в Донбасс, признаются, что в их отношении действуют теневые баны — радийные, сетевые, фестивальные.
Старые песни у старых звёзд, посещавших Донбасс, крутят, но ни одна из многочисленных песен донбасского сопротивления за все эти годы не попала в ротацию ни одного российского радио.
Это исключено! При всём том, что это по-настоящему популярные песни.
Разговор всегда короткий: «О, у вас песенка (стишок, спектакль, киношка) про Донбасс?» — и перед вами тут же закрываются двери и ставни приличных салонов, журналов, каналов, порталов.
Наивные люди думают, что империалистами и милитаристами в России оккупировано всё.
На самом деле ими в лучшем случае оккупирована телевизионная студия Соловьёва.
Российская культурка оккупирована совсем другими людьми.
Вот вы увидели в минувшие сутки все эти душеспасительные списки тех, кто «против войны», но вам даже не показали короткий список тех, кто из культуры понимает и принимает происходящее.
Знаете, почему вам их не показали?
Да потому, что их нет.
Почти все они боятся! Их же свои съедят, если они голос подадут!
Как едва не съели замечательного поэта Кушнера за цикл стихов о Крыме в своё время.
И что же теперь нас ждёт?
Они сейчас переждут этот вот кошмар (а это кошмар). При этом никто из них в знак протеста не откажется ни от должности, ни от зарплаты.
И едва всё завершится — всё начнётся с того же места.
Они продолжат тихо душить всё, что было «за войну».
Все, кто думают, как им совместить свою продонбасскую, прорусскую позицию и свою творческую карьеру, — они мучительно дезориентированы.
Я уже восемь лет получаю письма и смс примерно следующего содержания: «Мысленно с вами, но вслух сказать не могу, сам понимаешь».
У нас даже гуманитарку в Донбасс самые смелые представители артистического мира — те единицы из них, которым действительно было стыдно, — отправляли тайно. Тайно! Лишь бы никто не узнал!
Зато писать: «Прости, Украина» — в бложиках, имитируя необычайное мужество, можно в открытую. Потому что это лишь выглядит как «пощёчина общественному вкусу».
На самом деле ты подаёшь сигнал сильным мира сего: «Я с вами, я ваш! Я не с ними! Видите?»
И они видят.
...Пройдёт три недели или три месяца — и, оказавшись где-нибудь в Тавриде, я снова увижу на сцене одного за другим всех тех, кому сегодня и вчера было «стыдно».
И никого из тех — поющих или играющих на сцене, — кто сегодня рискнул поддержать собственную армию.
Наше государство, которое иной раз слишком остервенело бьёт по советским ценностям, имеет столь высокую поддержку народа даже в эти трудные дни, потому что три четверти страны были рождены и выросли давно: на прежних учебниках, на тех книгах, на тех идеалах.
Хорошо, что эту чудовищную беду, случившуюся с братским народом, решили выправить сегодня. Сегодня ещё есть для этого время. Сегодня ещё есть поддержка большинства.
Через 30 лет — с этими вот кумирами и с этой вот культуркой — государство не имело бы и десятой доли этой поддержки.
Культурка при первой же опасности сдалась бы сама и сдала наше с вами государство.
На щелчок пальцев, в один миг.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.