«Считаю необходимым принять уже давно назревшее решение: незамедлительно признать независимость и суверенитет Донецкой народной республики и Луганской народной республики».
Я сидела и плакала — спустя восемь лет.
Потому что свершилось!
Потому что мы хотели по-хорошему, а пришлось по-вежливому.
Когда началось заседание Совбеза, в англоязычном Twitter произошёл взрыв.
«Это безумие», — написал корреспондент The Guardian, который ещё неделю назад хвастался тем, что его ребёнок начинает говорить сразу на двух языках — русском и английском.
А это, дорогой Эндрю, не безумие. Это — возвращение. Это, гад ты эдакий, победа.
И твой ребёнок, я надеюсь, это поймёт.
Восемь лет мы пытались разговаривать. Пытались найти что-то человеческое по ту сторону войны. Надеялись. Терпели.
Я помню Донецк, ноябрь 2014-го, кафе, атмосферу в котором можно было бы описать названием книги «Ресторан в конце Вселенной».
На окраинах бухает. В раздевалках вежливые просьбы не проносить оружие в зал.
Местные отличают «Точку-У» от «Града» легче, чем звонок айфона от самсунга.
— Вы русские? — спросила нас девушка за соседним столиком.
— Да.
— Ребята, родные, что же делается, а? Они танки на нас пустили! Я к маме через три блокпоста пробиралась. Я в Киеве работаю, а она тут живёт. Они совсем ***ели?
Девушка плакала и смеялась одновременно. Раскололась её страна, раскололась жизнь.
Мы просто стояли, а она плакала.
И вот прошло восемь лет убийств, санкционированных кондитером, одобренных и продолженных шутом.
Восемь долгих лет.
И я плакала, потому что сегодня Донбасс возвращается.
Потому что все убитые дети, исковерканные жизни, изувеченные судьбы, разбитая в хлам дорога от Иловайска до Донецка — сегодня всё это стало понятно.
С новой жизнью, Донбасс! Добро пожаловать домой.
Слава России!
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.