Дежавю. Всё это уже было не раз и не два. Опять нападение, опять на полицейского, опять исламистские выкрики во имя извращённого толкования религии. Во французском Twitter после пятничной атаки тут же появились ехидные комментарии — мол, наверняка это сделал не Пьер. Объясню. Вся страна на днях кипела после того, как женщина из пригорода Монпелье передала президенту Макрону вопрос от семилетнего сына: а правда, что мальчики с именем Пьер бывают только в книжках? Реальность в пригородах такова, что да, Пьеры там — это уже скорее сказочные персонажи. А вот наркоторговля, разборки, беспорядки и исламизм — ежедневная реальность.
Статистика — штука упрямая: из 42 террористов начиная с 2015 года лишь четверо были местными. Остальные — приезжие и с корнями, уходящими за рубеж. Иностранцы занимают четверть всех мест в тюрьмах, совершают 30% всех краж и 17% убийств в стране. В силу разных причин так уж получилось, что приезжие селятся рядом друг с другом. И в такие районы, замкнутые внутри своей культуры, продолжают активно перебираться члены их семей из Северной Африки и Магриба — сегодня 45% иммигрантов, прибывающих во Францию, делают это именно по программе воссоединения семьи. А ещё около миллиона уже живущих на территории республики — нелегалы. Как и в случае с этим 36-летним тунисцем, который зарезал сотрудницу полиции в пятницу.
Десять лет человек жил без бумаг, даже получал какие-то деньги от государства, только в прошлом году ему выдали вид на жительство по сроку давности пребывания во Франции. До поры до времени он вёл себя тихо, подрабатывал, пока не случился карантин. Когда всех заперли дома, он целиком погрузился в глобальную сеть, которая окатила его экстремистским контентом, да так, что он поехал головой. Стал смотреть ролики про джихад, про мученичество и так далее и тому подобное. Такое ведь нынче можно спокойно размещать в интернете, это ведь редко когда нарушает правила тех или иных сообществ. Так что никаких проблем. Потом, в октябре прошлого года, произошло убийство учителя Самуэля Пати, и тунисец резко поменялся: стал усердно выискивать и цитировать на своей странице в Facebook отрывки из Корана, которые, как ему казалось, могут оправдать содеянное преступление. Всячески возмущался на неверных.
Отец перемену заметил, отправил сына к психиатру, а ещё — ненадолго домой, в Тунис. Не помогло. У парня созрел план, он подготовился и пошёл убивать — целенаправленно, уверенно, с криками во славу Аллаха. И вот я стою в двух шагах от комиссариата, где всё случилось, и говорю с мужчиной, у которого дрожит голос, потому что никто, как обычно, не ожидал такого именно здесь. И вот пожилая женщина не скрывает слёз, которые катятся из глаз, рассказывая, как недавно сожгли часовню здесь же и как она каждый день боится, когда выходит из дома, хотя вокруг, как мне кажется, деревня деревней, милые каменные домики, вишня вовсю цветёт — так и не скажешь, что ситуация далека от сельской идиллии.
Кстати, местные мусульмане тоже стояли рядом и так же негодовали, потому что очередной псих бросил тень на их веру, настроил ещё больше людей против. И каждый предлагал свои варианты, что и как надо менять. Всех переловить, всех пересажать и так далее. Но как ты поймаешь человека, который никак и нигде толком не засветился? Как можно выследить, а главное, выявить таких одиночек, которых радикализирует не специально обученный экстремист, а сеть, всемирное пространство? Во Франции журналисты даже придумали очень точный термин — «атмосферный джихадизм». Он витает в воздухе, о нём постоянно говорят, да и атаки случаются достаточно регулярно, чтобы в определённой степени стать банальными (23 нападения исламистов за девять лет, 271 человек в них убит).
Уже не нужны проводники, промыватели мозгов — всё происходит дистанционно, само собой. Экстремистского контента в интернете уже столько, что при желании можно в нём утонуть. А специалистов по всем арабским нюансам исламистской идеологии мало, особенно в западном французском мире.
В общем, не хватает контроля. Поэтому власти в рекордные сроки разработали закон, который будет рассмотрен уже завтра. 19 пунктов.
С одной стороны, расширяются возможности полиции, она может изымать компьютеры, жёсткие диски, носители информации у подозреваемых, даже если те не дают своего согласия. Срок хранения данных увеличивается с 30 до 60 дней, чтобы у экспертов хватило времени взломать код в зашифрованных сообщениях и восстановить, например, ту же переписку. Очень необычное новшество: впервые хотят разрешить перехватывать переговоры по спутниковой связи. А ещё французы намерены развивать искусственный интеллект, который потом может помочь им выявлять опасный контент в сети, он же мог бы адаптировать под это алгоритмы, модернизировать их, позволил бы создать новое программное обеспечение и улучшил бы уже имеющиеся у спецслужб инструменты. Собранные данные для этих целей будут теперь хранить в течение пяти лет.
Французы делают ставку на развитие цифровых технологий и на тотальный контроль, по крайней мере за контентом, который размещается в сети. Учитывая, какой сильный и опасный эффект он оказывает на психологически нестабильных людей, шаг этот представляется очень правильным, хотя и немного запоздалым. Но всё же лучше так — поздно, чем никогда. Если вдуматься, то почти всю информацию, которую потребляет современная молодёжь, она черпает из интернета. Именно через него происходит общение, обучение — да практически всё идёт через сеть. Потому логично, что на этом поле тоже будут действовать чёткие правила, рамки и законы. Причём диктовать их будут не отдельные гигантские всемирные корпорации, исходя из своих личных соображений и конъюнктуры рынка, а управлять всем этим массивом информации и просторами будет именно то государство, на территории которого эти компании работают, будь то соцсеть или просто веб-страница. Появился радикальный контент — хоп, доступ к ресурсу тут же закрыли.
Рубильник нужен, чтобы действовать на опережение. Иначе с атмосферным джихадизмом, как и с радикальными убийцами-одиночками, той же Франции действительно будет трудно справиться.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.