На днях президент Ливана Мишель Аун обвинил председателя Банка Ливана в банкротстве страны. Он абсолютно прав, но не полностью, помимо главы ЦБ Рияда Саламе ответственность несут все руководители страны, начиная с 1997 года.
В 1997 году центральный банк зафиксировал курс ливанского фунта на уровне 1507,5 фунта за доллар. Чтобы сохранять эту привязку без ущерба для экономики инфляция, то есть обесценивание обеих валют, должна происходить с одинаковой скоростью.
Однако в Ливане инфляция была больше, быстрее росли цены и зарплаты, и ливанский фунт обесценивался быстрее доллара. Это должно было вести к понижению курса ливанского фунта к доллару, но центральный банк скупал часть фунтов за доллары, тем самым укрепляя фунт и сохраняя его курс к доллару.
Это имело несколько последствий. Во-первых, росла покупательная способность ливанцев, которые жили гораздо лучше, чем могли себе реально позволить. Это устраивало всех — и простых граждан, и политиков, находившихся у власти.
Во-вторых, искусственное укрепление фунта угнетало местное производство и поощряло импорт, страна всё больше утрачивала способность зарабатывать на жизнь сама, всё больше рос дефицит внешней торговли. В 2019 году дефицит текущего счёта (внешняя торговля + платёжный баланс) равнялся 22,2% от ВВП.
Это чудовищная цифра, девальвация фунта к доллару была неизбежна.
В-третьих, чтобы поддерживать высокий курс фунта, Центральному банку нужны были доллары. Он их занимал — и за рубежом, и у собственных ливанских банков. Это была классическая финансовая пирамида, выстроенная Банком Ливана. Он всё больше занимал под всё больший процент, пока пирамида не рухнула в 2020 году, погребя под собой финансовую систему и экономику страны. Это не произошло раньше лишь благодаря тому, что Ливан был некогда финансовым центром Ближнего Востока, и тому, что банковская система страны была непропорционально велика для Ливана. В 2020 году национальный долг страны равнялся 171,7% от ВВП. Хуже только у Венесуэлы, Судана, Японии и Греции.
В-четвёртых, необходимость платить проценты по такому долгу вела к гигантскому дефициту бюджета — 16,5% от ВВП в 2020 году. Для его покрытия центральный банк печатал деньги, что привело к гиперинфляции — рост цен составил 146% в декабре 2020 года.
Катастрофа была неизбежна давно, в начале 2000-х. Возможно, уже в 1997 году, вероятно, эта схема была порочна в момент её создания. Но надо учесть, что никакого национального примирения, скорее всего, не получилось бы, если бы Ливан не начал временно жить лучше, всё больше залезая в долги.
Можно ли винить ливанских политиков последних 20 лет в том, что у них не хватило мужества отказаться от такой политики и начать политический кризис прямо сейчас, вместо того, чтобы отложить его на потом?
Заметьте, кстати, что ровно этим же самым занимается США, ЕС, Япония и в целом весь Запад — просто у них возможности заметно больше, чем у Ливана.
Так или иначе, теперь ливанцам предстоит заплатить за 20 лет красивой жизни. У них есть два варианта. Первый — объявить дефолт, отказаться платить западным банкам и МВФ, пережить несколько тяжёлых лет с риском возобновления гражданской войны. Но, может быть, получится её избежать и затем начнётся возрождение экономики.
Второй вариант — продолжать платить банкам Запада, чтобы всё равно прийти к первому варианту, но чуть позже и в гораздо худшей кондиции. Все так называемые реформы, продвигаемые МВФ, — это всё негативные аспекты банкротства, включая отмену субсидий населению, но с сохранением долгового бремени перед Западом. Полагаю, это крайне деструктивный путь, обречённый на неудачу.
Перспективы у страны крайне сомнительны, Ливан по итогам кризиса может перестать существовать в нынешнем виде. Есть шанс выжить, если какая-нибудь страна решит купить Ливан со всеми его жителями. Например, США или Китай. Пока, похоже, это будут США, судя по успешности выдавливания «Хезболлы» из власти. Но США не хотят содержать Ливан, скорее всего, Вашингтон будет вести себя как собака на сене — «и сам не съем, и другому не дам». Так или иначе, ливанцам предстоит крайне тяжёлое десятилетие.
Однако мы не должны забывать, что в подобные игры Ливан играл не один.
Свои валюты привязали к доллару или корзине валют: Саудовская Аравия, Катар, ОАЭ, Кувейт, Оман, Бахрейн, Иордания. Впрочем, ОАЭ, Катар, Кувейт и отчасти Саудовская Аравия могут себе это позволить, пока нефть дорога.
По существу такой же политики в последнее время придерживаются Египет и практически все остальные арабские страны, без формальной привязки к доллару искусственно укрепляющие свою валюту ради привлечения иностранных кредиторов и поддержания социальной стабильности. Повторяется ливанская история — правительства напрямую и через завышение курса местной валюты субсидируют цены на базовые товары, граждане живут лучше, чем может позволить экономика, растут дефициты текущего счёта и бюджета.
У Египта в 2019 году дефицит бюджета был равен 9%, дефицит текущего счёта — 3,1% от ВВП.
Бахрейн в 2020 году — 13,1% и 2,1%.
Иордания в 2019 году — 3,4% и 2,1%.
Ирак в 2020 году — 17,5% и 12,6% соответственно, правда, во многом это стало результатом карантина.
Оман в 2019 году — 7% и 5,2%.
У Саудовской Аравии в 2019 году дефицит бюджета был равен 4,5% от ВВП, впрочем, это объясняется не выплатой процентов, а расходами на войну в Йемене и на социальные программы.
Проблемы с балансами есть и у Алжира (11,5% и 10,8%), но его плавающая валюта даёт возможность приспособления к меняющимся условиям.
Марокко в 2020 году — 4,1% и 1,8%.
Тунис в 2019 году — 3,5% и 8,5%.
Судан в 2019 году — 11,3% и 7,8%.
Арабские правительства для поддержания курса национальной валюты вынуждены усиленно брать за рубежом кредиты, которые проедаются. Однако долговая пирамида вечно расти не может, как нам продемонстрировал Ливан.
Полагаю, что многие из перечисленных стран в обозримой перспективе столкнутся с девальвацией своих валют, падением уровня жизни и, скорее всего, с новым социальным взрывом и революциями.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.